Иван Кратт - Остров Баранова Страница 3

В Кронштадте Павел получал длинные письма правителя. Они шли долго и были полны советов и наставлений крестнику. В последнем письме Баранов сообщал, что встретит его на Ситхе, где решил окончательно обосноваться.

«Построек мы произвели сначала: большой балаган, в который сгрузили с судов и клали приготовляемый корм, потом баню небольшую, черную, в кою я перешел в октябре. Жил до того времени под ненастьем в изорванной палатке, а тут зиму мучился в дыму и от печи при худой крыше и беспрерывных до февраля ненастьях. Потом состроили двухэтажную с двумя бутками на восьми саженях длины и четырех ширины казарму и для алеут также. Основанную крепость назвали именем св. архистратига Михаила...»

И вот Павел приехал на Ситху, но как раз, когда все почти рухнуло. Пока правитель был в годичной отлучке — ездил ладить торговлю с дальними островами — враждебное племя тлинкитов-колошей напало на главную крепость, перебило большинство защитников, захватило весь русский берег. Вернувшись, Баранов отправился к алеутам, чтобы собрать силы для борьбы с захватчиками. Теперь судьба послала ему на помощь «Неву».

К утру шторм прекратился. Океан еще слал тяжелые валы, но в бухте было спокойно, мерная зыбь колыхала шлюп. Ветер разогнал тучи, проступила заря. Лес не казался таким хмурым. Розовела лысая, плоская, словно срезанная, макушка горы.

Ночью пришли «Ростислав» и отставшие байдары. Береговая полоса против стоянки кораблей была занята лодками. Алеуты вытаскивали их на мокрую гальку, ставили ребром, вбивали шесты, прикрепляли к ним весла. Тюленьи шкуры служили крышей. Дымили костры. Люди двигались, сушили снасти, варили еду. Гомон и крики прогнали чаек.

Но дальше берег был попрежнему безлюден и тих. На палисадах крепости не виднелось ни одной фигуры, молчаливо темнели бойницы. Лишь один раз удалось заметить, как медленно передвинулись жерла двух пушек.

— С богом! — сказал, наконец, Баранов. И, перекрестившись, распорядился поднять паруса.

ГЛАВА 2

В десять часов утра подошли к старому заселению. Дальше суда не могли двигаться, начиналась береговая отмель. Баранов приказал вывесить белый флаг, позвал Кускова.

— Доберешься до блокгаузу, Иван Александрович, объяви мою волю. Воевать я с ними не собираюсь, а за предерзостное нападение на крепость, за множество безвинно убитых людей придется им держать ответ.

Он помолчал, поглядел куда-то мимо помощника, зажал в кулак подбородок.

— Однако, ежели хотят мира, — добавил правитель медленно, — пускай озаботится сам Котлеан на переговоры приехать. Тогда все обойдется без крови... Скажешь — сие обещаю.

Кусков наклонил голову, молча пошел к трапу. Рослый, широкий в плечах, длинноволосый, с золотой серьгой в левом ухе помощник правителя никогда не расспрашивал и не отказывался от поручений. Даже если они казались невыполнимыми.

День начинался холодный, безветренный. Белая пена прибоя окаймляла берег, огромный голый камень — кекур, словно скалистый остров вдававшийся в бухту. Открывая вершину, над горой плыли облака. По освещенному лесу, по воде, тянулись длинные тени.

Лодка Кускова быстро приближалась к берегу. Алеуты гребли дружно. Вместительная шестивесельная байдара плавно скользила по гребням волн. Черкнув днищем по камням, она, наконец, остановилась. С корабля Павел видел, как Кусков неторопливо ступил на землю, высоко поднял белый флаг и, кивнув оставшимся в байдаре гребцам, пошел к крепости. Он был уже совсем близко от грубых деревянных стен, сложенных из громадных сучковатых бревен, когда из бойницы блеснул огонь и каменное ядро плюхнулось в море, недалеко от лодки. Застучали ружейные выстрелы. Упал белый флаг.

Кусков пригнулся, затем, снова укрепив белый лоскут, продолжал двигаться к палисаду.

— Убьют! — крикнул Лисянский и стремительно повернулся к Баранову. — Диким неведомы наши законы.

Но Баранов не откликнулся. Спокойно, чуть больше, чем обычно, сутулясь, глядел он на берег. Глаза его были полуприкрыты, заложенные за спину руки не шевелились.

— Смотрите! — Павел вдруг возбужденно схватил Лисянского за рукав.

Командир шлюпа навел подзорную трубу. Из-за бойниц крепости в такую же трубу разглядывал его толстый, обрюзгший человек, европеец. Потом махнул рукой. Пушечный выстрел гулко отдался в лесу. На этот раз каменное ядро раскололось так близко, что Кусков припал к гальке. Однако сейчас же выпрямился, опять поднял флаг.

Не выдержав долее, Лисянский подбежал к носовой пушке, яростно повернул хобот; нацелился, самолично приложил фитиль. Корабль качнулся, эхо ударило в скалы и повторенное много раз затерялось в проливе.

— Всем бортом! — скомандовал Лисянский. «Нева», а за ней «Ермак» открыли по крепости огонь из всех пушек, но ядра не долетали, зарывались в песок, взметая береговую гальку. Несколько ядер попали в палисад и отскочили от массивных бревен. Потом открылись ворота блокгауза, и с десяток обнаженных индейцев выбежали из форта, собрали упавшие ядра, унесли в крепость.

Лисянский приказал прекратить бесполезную стрельбу. Корабли стояли слишком далеко, подойти ближе мешала отмель.

Кусков вернулся на судно. Осажденные, как видно, не хотели вступать в переговоры. Все же он заметил, что индейцы с беспокойством глядели на залив, словно кого-то ждали.

— Пороху ждут, — сказал он уверенно. — В Хуцнове недавно корсарский куттер чалился.

Он вытер широкой ладонью лицо и, опершись на обломок копья с разорванным белым платком, ждал приказаний.

— Александр Андреевич... — Павел приблизился к Баранову. До сих пор он держался в стороне, не решался вмешиваться. — В Кронштадте изучали тактику... — проговорил он поспешно, словно боялся, что не дадут высказаться. — Учебную фортецию брали... На банках пустили плоты, на них артиллерию ставили...

— Умница! — Лисянский чмокнул его крупными, сочными губами в лоб и повернулся к Баранову. — Отменная мысль! Вели, сударь мой, теперь же строить плоты.

Правитель медленно отвел со спины руки, положил их на планширь.

— Не пристало нам, — сказал он хмуро, — осадные работы супротив бунтовщиков зачинать. Слабость свою показывать... Не пришлют до вечера аманатов, штурмом блокгауз возьмем. До Ванкуверовых островов зарево видно будет!

Выстрелы с «Ермака», стоявшего ближе других к проливу, прервали его слова. Из-за крайнего островка показалась многовесельная байдара, направлявшаяся к форту. Она была тяжело натружена, низкие волны достигали края кожаных бортов, от быстрого хода нос почти зарывался в воду. Шестеро гребцов, голые до пояса, старались изо всех сил. Отблескивали их мокрые, мелькающие спины.

Невольно Павел глядел в сторону крепости. Теперь на палисаде виднелось множество людей. Они напряженно следили за лодкой, стремившейся прорваться к берегу. По середине укрепления, над самыми воротами стоял и человек с подзорной трубой. Грузная фигура его в светлом камзоле резко выделялась на фоне неба.

Байдара шла так быстро, что выстрелы с русских кораблей, казалось, не могли причинить ей вреда. Вдруг один из гребцов вскинулся и выпустил весла. Сидевший за ним индеец столкнул раненого за борт. Вскоре был ранен второй из гребцов. Он скорчился, с усилием встал на колени и выбросился в воду.

Байдара продолжала уходить, находясь уже вне выстрелов. Тогда с «Невы» ударила пушка. Ядро сбило гребень волны и, подскочив, упало далеко впереди лодки. Второе легло ближе. Байдара, не меняя курса, неслась к крепости. Но третье ядро со свистом врезалось прямо в цель. Взрыв всколыхнул воздух, взметнулся огромный водяной фонтан. Затем медленно, сквозь тающий дым, упали сверху обломки, куски человеческих тел.

Кусков угадал. На байдаре везли осажденным порох.

Когда рассеялся дым, Лисянский приказал спустить баркас, чтобы подобрать еще державшегося на волне раненого индейца. Работая одной рукой, цепляясь за всплывшие остатки лодки, тот пытался добраться до берега. Но едва увидел шлюпку с корабля, что-то крикнул, взмахнул рукой... Позже море выкинуло его труп с торчавшей в груди костяной рукояткой ножа.

После гибели лодки палисады крепости опустели. Лишь несколько дымовых столбов, поднявшихся над бревенчатыми стенами, указывали, что защитники форта собрались на совещание.

Баранов все еще стоял на палубе. Его предположения оправдались. Дерзкое сопротивление индейцев-колошей было рассчитано на серьезную поддержку. Очевидно где-нибудь в бухте скрывалось пиратское судно. Умный и хитрый Котлеан не отказался бы сам от переговоров. Котлеан знал, что слово правителя — закон и что Баранов не нарушал его никогда.

Тучи снова затянули небо, стало теплее и очень пасмурно. Резко кричали чайки. Неподвижно, протянув голые ветви к заливу, на уступе береговой скалы поднималась кривая старая лиственница.