Лэрри Макмуртри - Одинокий голубь Страница 4

– Если появятся бандиты, то, может, капитан позволит мне носить пистолет, – задумчиво сказал Ньют. Создавалось впечатление, что он никогда не дорастет до ношения оружия, хотя ему уже почти исполнилось семнадцать.

– Если тебе дать пистолет, то кто-нибудь по ошибке может принять тебя за стрелка и пристрелить, – возразил Август, заметив задумчивость паренька. – Дело того не стоит. Если Бол когда-нибудь призовет бандитов, я одолжу тебе свое ружье.

– Старик и готовить едва умеет, – вмешался Пи Ай. – Откуда он возьмет бандитов?

– Ну как же, разве ты не помнишь ту грязную шайку, с которой он таскался? Калл только потому и взял его в повара. В нашем деле неплохо знать парочку-другую конокрадов, во всяком случае, мексиканцев. Думается, Бол просто выжидает время. Как только завоюет наше доверие, эта шайка ночью проберется сюда и всех нас прикончит.

Сам он ничему такому не верил, просто любил иногда подшутить над мальчишкой. Пи тоже не верил, да и шутить над ним было чрезвычайно трудно, поскольку он почти не умел бояться. У него хватало лишь здравого смысла опасаться команчей, поскольку для этого избыточных умственных способностей не требовалось. Мексиканские же бандиты на него не производили впечатления.

Ньют обладал более богатым воображением. Поэтому он повернулся и посмотрел через реку, где быстро сгущалась темнота. Время от времени капитан, Август, Пи и Дитц пристегивали ружья, садились на лошадей и исчезали в той непроглядной тьме, которая звалась Мексикой, и возвращались на заре с тридцатью или сорока лошадьми или с сотней голов тощего скота. В приграничном районе это был способ развития животноводства – мексиканские фермеры делали набеги в сторону севера, а техасцы – в сторону юга. Определенная часть этого тощего скота всю свою жизнь так и проводила в перегонах с одной стороны Рио-Гранде на другую. Вожделенной мечтой Ньюта было скорее подрасти и поучаствовать в этих набегах. Он многие ночи лежал на своей жаркой верхней койке, слушая храп и бормотание Боливара под собой, и смотрел в окно на Мексику, представляя себе все те страсти, которые там происходят. Иногда он слышал выстрелы, но редко больше одного или двух, доносившиеся снизу или сверху по реке, и это заставляло его воображение работать еще сильнее.

– Пойдешь, когда вырастешь, – сказал капитан, и кончил на этом разговор. Спорить не приходилось, особенно если ты наемный работник. Спорить с капитаном было привилегией лишь мистера Гаса.

Не успели они войти в дом, как мистер Гас принялся вовсю пользоваться ею. Капитан снял рубашку, чтобы Боливар обработал ему рану от укуса. Кобыла цапнула его как раз чуть выше пояса. Порядком крови натекло в штаны, так что одна штанина совсем затвердела. Бол уже собрался было смазать рану своей обычной смесью из машинного масла и скипидара, но мистер Гас попросил его подождать, пока он сам не осмотрит по вреждение.

– Черт возьми, Вудроу, – заметил Август, – если посчитать, сколько лет ты крутишься с лошадьми, то пора бы тебе уже знать, что не стоит поворачиваться задом к кобыле индейца из племени кайова.

Калл о чем-то думал и с минуту молчал. А думал он о том, что луна сейчас стоит в четверти, то, что они называли луной для конокрадов. При полной луне мексиканцы могут видеть далеко на этих плоских равнинах. Те, с кем он многие годы ездил, мертвы потому, что пересекали реку при полной луне. Полное безлунье – тоже ненамного лучше: слишком трудно отыскать скот и гнать его. Вот четвертинка как раз то, что нужно для небольшого путешествия за границу. В тех кустарниках к северу уже полно скотоводов, собирающих свои весенние стада. Не пройдет и недели, и они появятся в Лоунсам Дав. Так что самое время подсобрать скот.

– А кто сказал, что она кайова? – спросил он, взглянув на Августа.

– Я пришел к такому выводу, – ответил Август. – И ты бы мог сделать то же самое, если бы на секунду перестал работать и подумал.

– Я могу работать и думать, – сказал Калл. – Ты – единственный мужик из тех, что я знаю, чьи мозги работают только в тени.

Август замечание проигнорировал.

– Я решил, что это кобыла индейца-кайова, отправившегося украсть женщину, – заметил он. – Твои команчи особой страсти к сеньоритам не испытывают. Белых женщин красть легче, к тому же они меньше едят. Вот индейцы-кайова думают иначе. Эти любят сеньорит.

– Нам можно поесть – или будем ждать, когда вы кончите спорить? – спросил Пи Ай.

– Если будем этого ждать, подохнем с голоду, – заметил Боливар, брякнув на грубо сколоченный стол горшок с варевом из потрохов и бобов. Никто не удивился, когда Август первым наполнил свою тарелку.

– Хотел бы я знать, где ты умудряешься разыскивать эту мексиканскую землянику? – спросил он, имея в виду бобы. Боливар исхитрялся отыскивать их триста шестьдесят дней в году, причем так щедро перемешивал с красным перцем, что ложка бобов больше напоминала ложку красных муравьев. Ньют пришел к выводу, что в двух вещах можно всегда быть уверенным, работая на эту скотоводческую компанию. Первое – это то, что капитан обязательно придумает больше работы, чем он, Пи Ай и Дитц в состоянии переделать, и что во время любой трапезы всенепременно подадут бобы. Единственным человеком во всем заведении, который не портил воздух регулярно, был сам старик Боливар, потому что он никогда к бобам не прикасался, а существовал преимущественно на сухом печенье и кофе с цикорием, или, вернее будет сказать, сахарном сиропе с небольшой примесью кофе. Сахар стоил денег, и капитан постоянно ворчал по этому поводу, но ничто не могло заставить старика изменить своей привычке. Август утверждал, что помет старика настолько сладок, что хряк всегда увязывался за ним, когда тот отправлялся посрать, и это вполне могло быть правдой. Сам Ньют старался держаться от хряка подальше, да и его помет состоял в основном из бобов.

К тому времени как Калл надел рубашку и сел за стол, Август уже накладывал себе вторую порцию. Пи и Ньют нервно поглядывали на горшок, сами жаждая получить добавки, но, будучи людьми чересчур вежливыми, ждали, когда все возьмут себе по порции. Аппетит Августа мог быть сравним только со стихийным бедствием. Калл удивлялся вот уже тридцать лет и до сих пор не уставал это делать, глядя, как много ест Август. Он не работал без суровой необходимости, но каждый вечер садился и мог переесть троих мужиков, горбатившихся весь день напролет.

В их бытность рейнджерами, когда дел было не так много, парни часто садились и обменивались историями насчет обжорства Августа. Он не просто много жрал, он делал это стремительно. Повару, который захотел бы задержать его за жратвой больше десяти минут, не мешало бы приготовить не меньше половины барана.