Николай Внуков - Слушайте песню перьев Страница 50

Перед глазами ее встал сын, такой, каким она видела его в последний раз, — высокий, сильный, уверенный в себе. У него тонкие кисти рук, как у отца. И такая же гордая отцовская походка. Она ловила сходство с Высоким Орлом в каждом его жесте, в повороте головы, в звуках голоса.

Когда на улицах Кельце начался черный шабаш, она сказала ему: «Укройся у своих новых друзей. Тебе сейчас опасно быть в отеле. Старайся меньше показываться на улицах».

Что с ним? «Кажется, в почтовом отделении, куда его устроили работать, у него появились хорошие друзья. И он тоже разбирается в обстановке, мои беседы, мои слова не проходили мимо его ушей…

«Мне уже пятьдесят шесть, — думала она. — Ни Танто, ни Тинагет, ни Сат-Ок ни разу не огорчили меня. Они выросли настоящими людьми. Я спокойна. Я уже могу жить воспоминаниями о прошлой жизни и немного мечтать о будущем. Я могу опереться на то, что было. Я не даром жила на земле».

Второй допрос состоялся через неделю.

Снова полутемные коридоры, двери, металлические шаги конвоира, ожидание в пустой приемной.

И опять за столом те двое — пожилой и светловолосый. А на столе — ружья в чехлах и чемодан с патронами и порохом.

Она стоит перед гестаповцами, как стояла тогда, в Варшаве, перед судьями, — прямая, собранная, спокойная. Это дается трудно. Чувствуется тяжесть лет. Но былая выдержка не покидает ее. Ей нечего бояться этих людей.

Светловолосый встает и вынимает из чехла одно из ружей. Точными движениями собирает его — присоединяет стволы к ложу, ставит на место цевье. Ударяет по нему ладонью снизу. Сухо щелкает замок.

— Для кого было предназначено это оружие?

— Эти ружья я купила своему мужу и сыну.

— Кто ваш муж? — спрашивает пожилой.

— Охотник.

— Весьма романтичная и редкая в наше время профессия. Где он сейчас?

— На северо-западе Канады.

Младший кладет ружье на стол, поглаживает его рукой. Наверное, он тоже охотник и знает цену хорошему оружию. Пальцы его так любовно пробегают по гравировке замков!

— Он занимается только охотой?

— Нет. Он… он административный работник.

К чему знать им о Высоком Орле?

— Разве в Канаде нельзя приобрести хорошие охотничьи ружья?

— Это подарок. Мой муж давно мечтал о бельгийской двустволке.

Светловолосый резко хлопает ладонью по столу.

— Хватит сказок! Для чего ты приехала из Канады в Польшу?

— Я приехала на родину, которой не видела тридцать лет. Разве это запрещено?

— Для кого ты покупала ружья?

— Я уже сказала: это подарок мужу и сыну.

— Почему ты не подчинилась приказу и не сдала их в комендатуру? Ты читала приказ военного коменданта?

— Да. Но я должна была выехать из Польши четырнадцатого сентября.

— Вы должны были выехать из Польши через Гдыню в Монреаль, так? — спрашивает старший.

— Да. Билеты на пароход я купила еще в августе. Они в паспорте. Паспорт у меня отобрали при аресте ваши люди.

— Каким пароходом ты должна была выехать? — сверлит ее глазами младший.

— Пароходом «Экспресс», канадской линии.

— Где твой сын?

— Я не знаю, где он.

— Что он делал в Кельце?

— Он работал в центральном почтовом отделении на сортировке писем.

— Ты знаешь, где он!

— Нет. Может быть, его тоже… арестовали.

— Мы это выясним.

— Так для кого же ты покупала эти ружья? — снова спрашивает младший.

— Я уже вам ответила. И я протестую. По какому праву вы задержали меня? Я — канадская подданная…

— Хватит! — оборвал ее младший. — Вернер — в камеру!

Потянулись долгие дни.

Куда-то увезли женщин, с которыми она познакомилась после первого допроса. Их места заняли новые. Потом и эти куда-то исчезли. Дни сменялись ночами, ночи переходили в тусклые рассветы и в такие же тусклые дни. Иногда кто-нибудь из новых спрашивал, как она попала сюда, она коротко отвечала, и этим кончалось знакомство. Сменялись перед глазами люди, сменялись охранники, приносившие скудную пищу, и только стены камеры оставались неизменными.

Станислава много спала. Она была немолода, и хотя годы бережно отнеслись к ее внешности, однако давно уже наступило то время, когда организм начинал требовать все больше внимания к себе, все меньше давая взамен.

Прошлое вставало теперь перед ней так ярко, как никогда. Воспоминания были тяжелы и сильны.

Во сне она видела острые стены аляскинских каньонов, гигантские осыпи, угрюмые леса в распадках и над всем этим — ровный, сверкающий вечными снегами треугольник горы Святого Ильи.

Белая лента схваченной морозом реки Макензи. Ни огонька, ни строения, ни деревца. Лишь бесконечная, уходящая за горизонт гладь, брызжущая синими лунными искрами.

Большой лагерь шауни на берегу Ок-Ван-Ас. Она вместе с другими женщинами племени провожает воинов на охоту. Месяц Смерти Природы — индейское лето. Мужчины уйдут надолго. Может быть, до первого снега не увидят их жены. А вот и Высокий Орел, ее муж. Рядом с ним Сломанный Нож и Овасес. Они верхом на мустангах. Кони храпят, танцуют на месте. Какие они красивые, эти трое! Как она счастлива, что узнала жизнь этих людей, такую простую и мудрую! Никто из них не посмотрит свысока на ближнего, не оскорбит другого резким словом или косым взглядом. Здесь каждый так же велик, как и рядом идущий. Все одинаково богаты летом, когда в лесу много дичи, все одинаково бедны зимой. Если одному повезет и он убьет лося — мясо принадлежит всем. Это закон, такой же древний, как древен человеческий род.

Вот охотники уже исчезли за лесом. Их жены и матери ушли в типи. Умолкли голоса собак. И над озером остался только розовый свет зари.

Она, как все женщины в лагере, молилась Нана-бошо, Духу Животных, чтобы охота прошла благополучно, чтобы все вернулись домой с богатой добычей, чтобы Высокий Орел снова сидел на корточках у костра и молча кормил огонь маленькими пучками хвороста, заготовленными ею.

А в одно прекрасное утро, проснувшись и выглянув из типи, она увидела, что березы на берегу потеряли последние листья, и поняла, что ночью в лесу побывала в гостях зима. Сама не зная почему, Станислава пела и улыбалась весь день, и сердце ее летело к облакам, и что бы она ни делала, все получалось хорошо. А вечером вернулись охотники.

Она расседлала черного мустанга, уставшего от дальнего перехода, и пустила его к другим лошадям, и только потом, как было принято, подошла к мужу и спросила:

— Все ли было удачным на охоте?

— Да. Мы заготовили много мяса.

Высокий Орел погладил ее по щеке, развязал одну из охотничьих сумок-парфлешей и протянул ей связку золотистых беличьих шкурок.