Николай Внуков - Слушайте песню перьев Страница 52

Колдун метнул на нее взгляд, полный презрения, и отошел к старикам.

Через час женщины встречали своих мужей.

Добыча была небогатой — им помешали на охоте.

Высокий Орел сбросил у типи тушку козленка и, ни слова не говоря, вошел внутрь. Станислава вошла следом за ним в шатер.

Некоторое время Высокий Орел стоял у входа, глядя в пространство перед собой. Лицо его было неподвижно, пальцы рук сжаты в кулаки, глаза полузакрыты. Он медленно и глубоко дышал. Так продолжалось минуту или две. Наконец оцепенение, охватившее его, прошло. Он повесил на стену лук, снял с плеча колчан со стрелами и бросил на пол томагавк. Медленно развязал шнурки ворота куртки.

И тут Станислава решилась.

— Леоо, что случилось там, на охоте?

Он не обернулся на звук ее голоса, не показал, что слышал. Так же медленно он вытянул из ножен охотничий нож и осмотрел лезвие. Попробовав острие пальцем, снова вдвинул нож в ножны.

— Вы встретили на охоте белых, да?

Только сейчас он повернул голову и посмотрел на нее. В глазах его горели боль и гнев.

— Они снова нашли дорогу к моему типи. Сегодня мы запутали след и направили их по ложной тропе. Но что будет завтра?

— Леоо, скажи мне, твоей жене, что произошло? Я чувствую, что вы не просто так встретились.

Судорога дернула его щеку, искривив рот. Но он овладел собой.

— Подбрось хворост в огонь, женщина. Поджарь мясо.

И это было все.

Больше за весь вечер он не проронил ни слова. И она его больше ни о чем не спрашивала.

Месяц спустя разговор случайно повернул на ту же тропу. Они только что кончили ужинать, и Высокий Орел, закурив калюти, сказал:

— Сядь рядом. Я хочу видеть тебя и слышать твое дыханье. Станислава села рядом и погладила его руку. Он улыбнулся.

— Та-ва, — сказал он. — Никогда я не думал, что матерью моих детей станет белая женщина. Никогда не думал, что нарушу древний обычай.

— Ты жалеешь об этом?

— Нет. У нас хорошие дети, Та-ва. Скоро Танто пройдет Посвящение, и мы вместе повернем лица к нашим врагам. А наша Тинагет будет красивой девушкой. Я вижу.

— Тебе хорошо со мной?

— Да.

— Леоо,— спросила Станислава. — У тебя было много врагов?

— Да.

— Ты много убил?

Его рука вздрогнула под ее ладонью. Окаменели желваки на скулах. Губы сомкнулись. Он отвернулся.

— Ты мне расскажешь о них, муж мой?

— Нет.

Это была запретная тема. Она поняла.

Но разговор прерывать не хотелось. Так редки минуты покоя в уютном типи у ласкового огня!

— Расскажи мне о какой-нибудь охоте, Леоо, — попросила она.

Он встал.

— Нет. Поздно. Сейчас надо спать.

Таким было второе лицо Высокого Орла. Лицо, которого она так и не увидела открытым.

И на всю жизнь запомнился еще один день.

Высокий Орел поднялся с постели в предрассветных сумерках и сам разжег костер в типи. Поджарил мясо и, когда Станислава проснулась, сказал:

— Сегодня пойдем в чащу.

Она удивленно взглянула на него. Обычно мужчины-шауни не берут женщин на охоту, потому что в погоне за дичью нужен верный глаз и твердая рука. Зачем приглашает ее в чащу муж? Вопрос дрожал на кончике языка, но она не осмелилась спросить. Мужчина сам потом объяснит, что к чему.

Они позавтракали и вышли из типи. Высокий Орел не взял с собой никакого оружия, кроме широкого ножа. Он даже не надел свой охотничий костюм с красной шерстяной бахромой, а шел в том, в чем был обычно одет в лагере, — простые замшевые леггинсы и старая куртка с вытертым мехом.

На берегу реки он отыскал свое каноэ, столкнул его в воду и знаком пригласил Станиславу сесть.

Несколько быстрых гребков коротким веслом вынесли легкую лодку на середину потока.

По обеим берегам реки недвижно стоял густой лес. Подножия деревьев тонули в тумане. Серая влажная пелена заволакивала дали. По течению тянулись белесые призрачные полосы. Огромная тишина стояла над миром. Широкая лопасть весла погружалась в воду без шума и так же бесшумно поднималась над бортом.

Когда на излучинах каноэ прижимало к берегу, Станислава видела, как темная полоса у воды превращалась в кусты, тесно переплетенные ветвями, и ей казалось, что она различает тропинки, протоптанные козами и лосями к водопоям. Иногда она слышала вскрик проснувшейся птицы, какое-то тяжелое шевеленье в чаще, какие-то вздохи, но каноэ проносилось мимо, берег отступал, и кусты опять сливались в темную волнистую полосу.

Прошло около часа. Позади осталось несколько поворотов и порог из больших острых камней, между которыми кипела пена. Русло реки сжалось, превратилось в ущелье, деревья карабкались на кручи где-то высоко над головой, их совсем не было видно в сгустившемся тумане. Темнота нарастала, будто на землю опять возвращалась ночь. Станислава чувствовала влажное дыханье близких каменных стен, вода клокотала около них, над головой слабо брезжила узкая полоска туманного света. И вдруг каменные стены стремительно разошлись в стороны, будто отброшенные неслышным толчком, и глаза сами собой закрылись от света, хлынувшего в них.

Когда она подняла веки, каноэ тихо покачивалось в отражении бледного утреннего неба. Уже почти совсем рассвело. Широкая гладь озера лежала вокруг, обрамленная по горизонту серыми горами.

Высокий Орел сидел напротив Станиславы неподвижный, торжественный, будто в ожидании чего-то необыкновенного, что сейчас должно произойти, и легкий ветер трогал прядь волос, лежащую на его плече.

— Как здесь красиво! — воскликнула Станислава. — Как оно называется, это озеро?

Высокий Орел жестом приказал ей молчать.

Яркая красная трещина разорвала восточный край неба над горами. Трещина быстро расширялась. Все четче обозначались зубчатые вершины леса. Налетевший ветер рябью пробежал по воде, качнул каноэ и унесся дальше, к горам западного берега.

И взошло солнце.

Огненный круг его был огромен и красен, но чем выше он поднимался над землей, тем становился меньше и ярче, и скоро на него уже нельзя было смотреть.

Высокий Орел положил весло поперек каноэ, развязал кисет и бросил в сторону светила щепотку табаку.

— Это озеро Белой Выдры, — сказал он. — Пусть оно будет ласково к нам.

Когда Станислава вдоволь налюбовалась небом, водой, горами, весло разбило золотую солнечную дорожку, и каноэ как мустанг рванулось к дальнему берегу. Станислава откинулась назад. Ветер обнял ее. Вода из-под носа каноэ летела, как белое крыло птицы. Что-то радостное билось в груди, такое же широкое, как это озеро, и такое же светлое, как небо над головой. И неожиданно она вспомнила строчки поэмы, которой увлекалась, когда была девчонкой, ученицей пятого класса гимназии: