Анна Юрген - Георг — Синяя Птица Страница 7

Женщины и дети спешили навстречу. Это было Многоцветное смешение вышитых узоров рубашек и накидок, матово блестящих серебряных подвесок и украшений на темно-коричневой коже и желтых обручей на — голых руках. Черные волкоподобные собаки мчались со всех сторон с громким лаем. Среди этого шума нельзя было различить человеческой речи. Под смех и крики ликования лодки были разгружены, вытащены на берег и перевернуты. С любопытством все посматривали на незнакомого мальчика, но никто не подошел к нему, и даже дети держались в стороне.

Беспомощный в этой суматохе, глубоко несчастный Георг стоял до тех пор, пока знакомый индеец с ястребиным носом не подвел его к довольно полной женщине. Они обменялись несколькими словами. Индианка взяла испуганного мальчика за руку и пошла с ним к дому.

Георг бросил на нее осторожный взгляд и удивился. Впервые за много дней он увидел чистое, не раскрашенное лицо; кожа отливала естественным коричневым цветом загара. И среди раскрашенных спутников эта женщина показалась ему единственным человеком из плоти и крови.

Индианка, должно быть, почувствовала неожиданную радость мальчика. Она обратилась к нему и сказала что-то мягким грудным голосом, но он, к сожалению, ничего не понял. Теплый и ласковый взгляд женщины лучше слов выражал добрые намерения.

Между низким лбом и широкими щеками индианки светились темные глаза, а толстый нос и двойной подбородок выражали такую доброту, что волна доверия разлилась в душе запуганного мальчика. Он крепче ухватился за мозолистую жесткую руку и прижался к своей проводнице. Ведь все-таки он был девятилетний мальчик, ребенок, почувствовавший себя в безопасности. Гнетущие мысли о предстоящей мучительной смерти улетели, как улетает стая черных воронов.

За дверью дома, куда они вошли, в полутьме лишенного окон помещения неожиданно пропал солнечно-лучистый полдень. Георг шел позади женщины ощупью, словно слепой крот, крепко держась за ее голубую блузу-рубашку, доходящую до колен. Скоро его глаза начали привыкать к полутьме, в которую проникали, переплетаясь с отсветами горящих в очагах дров, лучи света из многочисленных отверстий в крыше.

Мальчик увидел себя в широком коридоре, проходившем через весь дом. На противоположном конце его была вторая дверь, по правую и левую стороны-маленькие каморки, очень похожие на стойла для лошадей в конюшнях Рейстоуна, но только значительно более низкие. Через каждые шесть-семь шагов в очагах горел огонь. Легкий ароматный запах дерева наполнял воздух.

У второго очага женщина остановилась и кивком указала Георгу, что ему нужно войти в каморку, расположенную направо. Еще полный смущенья, мальчик последовал ее указаниям, но споткнулся, так как массивный порог отгораживал каморку от прохода, идущего посередине дома. Провожатая успела ловко ухватить мальчика за куртку и не дала ему упасть, затем посадила его на широкую низкую скамейку, которая шла вдоль стен каморки. Он почувствовал под собой какую-то мягкую шерсть и ухватился рукой за космы медвежьей шкуры.

Индианка протянула руки в отверстие низкого потолка. Опорные брусья потолка были только частично застланы досками или кусками коры, и это позволяло удобнее пользоваться чердаком. Вероятно, чердак был заставлен разной утварью, потому что женщина оттуда сняла плетеную корзину. Послышался стук ножа и мисок, и мальчик почувствовал в своей руке маисовою лепешку, намазанную салом.

Ничто не оставило такого отчетливого следа в его памяти о первом дне в поселке Луговой берег, как этот ломоть хлеба с медвежьим салом, который ему дала его приемная тетка Круглое Облако. Поселок был расположен у реки, носящей красивое название Оленьи Глаза.

Из котла, висевшего над очагом, женщина наполнила миску и поставила ее рядом с мальчиком на скамейку. Потом она порылась в корзине, ища что-то, и, не найдя, несколько раз крикнула:

— Малия! Малия!

В коридоре появилась девочка, немного старше Георга. Она вбежала в каморку и, приняв участие в поисках, нашла пропавшую вещь — деревянную ложку, похожую на лопаточку.

Георг занялся содержимым миски, но с обильной едой — маисовой кашей и мясом — не так-то легко было справиться, широкая лопаточка едва влезала в рот, да и вытащить ее было нелегко, а ручка ничем не напоминала ручку обычной ложки. У огня он увидел, что ручка заканчивалась искусно вырезанной птичкой. Девочка, желтая рубашка которой казалась светлым пятнышком в царившем полумраке, внимательно наблюдала за Георгом, но он почти не отрывался от еды и не обращал на нее внимания

В коридоре послышались шаги. Пробежали дети, к котлу подкрадывалась собака… Приглушенный разговор в соседней каморке, казалось, становился все тише и тише…

И Георг словно провалился в темную пропасть. Напряжение и возбуждение прошедших дней завершились глубоким сном. Он уже не почувствовал, как кто-то заботливо подсунул ему под голову шкуру.

Ритмичное постукивание разбудило мальчика. Он прислушался к мягким двойным ударам, доносившимся снаружи.

Георг ломал себе голову: что бы это могло быть? И где же он находится? Перед ним горел дрожащий огонь и голубоватым облачком, через отверстие в крыше, уходил дым. Рассеянный дневной свет проникал в помещение. Мальчик посмотрел вверх. С брусьев потолка свешивались связки трав, какие-то сушеные листья и толстые нитки из жил животных. Между балок, поддерживающих крышу, был виден чердак. Над половиной каморки потолка не было. Разве не отсюда вчера вечером индианка сняла миску и ложку с птичкой на конце рукоятки?

Постепенно в памяти все восстановилось путешествие на лодках окончено. Он прислушался, но в доме, казалось, ничто не шевелилось. Георг встал, пробрался по проходу к двери и выглянул наружу. Перед домом он увидел свою благодетельницу с какой-то другой женщиной. Они стояли около высокой выдолбленной колоды-ступки и по очереди ударяли в нее деревянным пестиком «так-так, так-так». Пестик в средней своей части был заметно уже, чтобы его удобнее было держать в руке Георг невольно подумал о яичных часах, которые он видел у тетки Рахиль. Да, этот пестик выглядел как вытянутые песочные часы.

Он вернулся в дом, сел на высокий порог и, полный любопытства, стал ощупывать стены. Очевидно, весь дом состоял из больших кусков коры, целых пластин, плотно привязанных к опорным брусьям. Нигде не было видно щелей; пласты коры были плотно сшиты друг с другом. Все было совсем иначе, чем в его родном доме, где щели между бревнами забивались мхом, и все-таки стены не были так плотны. На одно мгновение его мысли перенеслись в Рейстоун. Где же его родители?

Стуки смолкли. Вскоре показалась в коридоре голубая блуза и белая налобная повязка женщины. Прозвучали добрые и ласковые слова. Под котлом затрещали подброшенные в огонь свежие ветки. Георг задумчиво смотрел на поднимающийся вместе с дымом пар и думал о вкусной маисовой каше и мясе. Как же он должен называть эту добрую индианку? Лучше всего «тетей», хоть она и не была ему настоящей теткой.