Уилбур Смит - Муссон Страница 10

— Пожалуйста, папа, ну почему мне нельзя? — спросил Дориан и тут же сам себе ответил: — Знаю, потому что я младший.

— Пойдем, Дорри. — Гай протянул руку и втащил его в карету. — Я помогу тебе с уроками.

Как только Аболи щелкнул хлыстом, карета покачнулась и окованные железом колеса покатили по гравию дорожки, трудности и невзгоды молодости были забыты. Гай и Дориан высунулись в окно, чтобы помахать рукой прислуге, и смотрели назад, пока карета не добралась до перекрестка и Хай-Уэлд не скрылся из виду.

На козлах Том в полном восторге восседал между двумя своими любимцами. Одним из них был Большой Дэниел — огромный человек с серебристой копной волос, выбивающихся из-под треугольной шляпы. У него не осталось ни одного зуба, и, когда он жевал, его обветренное лицо складывалось, как кожаные кузнечные мехи. Было хорошо известно, что даже в свои годы он был самым сильным человеком во всем Девоне. Том видел однажды, как он поднял упирающуюся лошадь, взвалил на спину и держал так, пока кузнец не подковал ей все четыре копыта. Он ходил боцманом на корабле у сэра Фрэнсиса Кортни, а когда голландцы убили дедушку Тома, Большой Дэниел служил его сыну — плавал с Хэлом Кортни по южным морям, сражался вместе с ним с язычниками и голландцами, пиратами, предателями и десятком других противников.

Он был нянькой Уильяма и близнецов, таскал их на закорках и качал в своих громадных, но нежных руках.

Большой Дэниел умел рассказывать занимательные истории, о которых мальчик может только мечтать, строить модели больших кораблей так точно во всех деталях, что эти суденышки, казалось, вот-вот уплывут за горизонт, унося Тома к каким-нибудь увлекательным приключениям.

У старика был великолепный набор ругательств и проклятий, которые Том повторял только в присутствии Гая и Дориана, воздерживаясь от их употребления при Уильяме и отце, потому что это повлекло бы за собой немедленное наказание. Словом, Том обожал Большого Дэниела.

Вне семьи был только один человек, которого он любил больше. Аболи сидел с другой стороны от Тома, держа в больших черных руках поводья.

— Держи бландербасс.[3] — Зная, какое удовольствие это доставит Тому, Аболи передал ему ружье. Хотя оно было короче руки, ствол с раструбом способен выпустить двойную порцию убийственной картечи. — Если на нас нападет разбойник, нашпигуй ему брюхо до отказа, Клиб.

Буквально придавленный оказанной честью, Том сидел выпрямившись и молча молился, чтобы появилась возможность пустить в ход тяжелое ружье.

Аболи воспользовался любимым прозвищем: «Клиб» на языке лесов Африки означает «сокол». Тому это прозвище нравилось. Аболи научил мальчика языку лесов. «Туда приведет тебя твоя судьба. Так давным-давно предсказала прекрасная мудрая женщина. А я, Аболи, должен беречь тебя до того дня, когда ты впервые ступишь на землю Африки».

В родном племени Аболи был принцем. Доказательством его царского происхождения служила ритуальная татуировка, покрывавшая все его лицо. Он искусно владел любым оружием, попадавшим ему в руки, — от африканской боевой дубинки до тончайшей толедской шпаги. Теперь, когда близнецы достигли нужного возраста, Хэл Кортни поручил Аболи преподать им уроки фехтования. Самого Хэла Аболи учил в те же годы, и Уильяма тоже. И обоих превратил в искусных бойцов. Том брал в руки оружие с такой же охотой, как его отец и сводный брат, и проявлял такую же природную склонность к предмету, но Аболи печалило, что Гай не выказывает подобной заинтересованности.

— Сколько, по-твоему, лет Аболи? — однажды спросил Дориан.

Том ответил со всем высокомерием старшего брата:

— Даже больше, чем отцу. Должно быть, лет сто.

На подобной пушечному ядру голове Аболи не было ни волоска, ни одна сединка не могла выдать его истинный возраст, и хотя морщины и шрамы на его лице так переплелись, что их невозможно было различить, кожа была гладкая и блестела, как полированный обсидиан. Никто, даже сам Аболи, не знал, сколько же ему лет. Его рассказы были увлекательнее лучших историй Большого Дэниела. Он вел речь о великанах и пигмеях, о лесах, полных удивительных животных, об огромных обезьянах, способных разорвать человека, как кузнечика, о тварях с такой длинной шеей, что они могут объедать листья с вершин самых высоких деревьев, о пустынях, где искрятся на солнце, как вода, алмазы размером с яблоко и о горах из сплошного золота.

Слушая эти рассказы, Том заявил:

— Однажды я отправлюсь туда. Поедешь со мной, Аболи?

— Да, Клиб. Однажды мы с тобой уплывем туда, — обещал Аболи.

Карета подпрыгивала, тряслась на неровной дороге, разбрызгивая грязь. Том сидел между двумя своими любимцами, стараясь сдерживать возбуждение и нетерпение. У поворота на Плимут на виселице все еще болтался скелет в цепях, в жилете, штанах и сапогах.

— Он болтается здесь с прошлого воскресенья. — Большой Дэниел, приветствуя повешенного разбойника, с которого птицы склевали почти всю плоть, приподнял шляпу. — Удачи, бедняга! Замолви за меня словечко перед Сатаной.

Аболи не повернул на Плимут, а двинулся по широкой ухоженной дороге, ведущей на юг, к Саутгемптону и Лондону.

Лондон — величайший город в мире. Пять дней спустя, еще за двадцать миль, путники увидели на горизонте его дым. Он висел в воздухе, сливаясь с облаками, как густое тусклое марево над полем битвы. Дорога проходила по берегу Темзы — широкой реки, запруженной бесконечными лодками, баржами, лихтерами, шлюпками, подвозящими продукты на корабли; все они глубоко осели под тяжестью леса и строительного камня, мешков зерна, мычащего скота, ящиков, тюков и бочек — плодов торговли всей нации. По мере приближения к Лондонской заводи движение по реке становилось все более оживленным; в заводи стояли большие суда; по сторонам уже появились первые здания, окруженные полями и садами.

Запах города стал ощутимым, а смог накрыл путников с головой, затмив солнце. Из каждой трубы шел черный дым, заволакивающий небо. Дыхание города становилось все более сильным: вонь сырых шкур, тканей в красильнях, гнилого мяса и другие незнакомые и интригующие запахи людей и лошадей, крыс и кур, серные испарения горящего угля, смрад испражнений и отбросов. Вода побурела, а дорогу заполнили кареты и экипажи, подводы и телеги. На смену полям пришли бесконечные здания из камня и кирпича, их крыши сливались друг с другом, а боковые улочки были такими узкими, что не разминуться и двум каретам. Реку почти совсем скрыли стоящие по обоим ее берегам четырехэтажные склады.

Аболи правил каретой в этой толчее, обмениваясь шутками и оскорблениями с другими кучерами. Сидя рядом с ним, Том смотрел и не мог насмотреться. Глаза его бегали туда-сюда, он непрерывно вертел головой и верещал, как сорока.