Александр Чернобровкин - Князь Путивльский. Том 2 Страница 10

– Ты знаешь, я думала о нем тоже самое! – радостно сообщила княгиня Жаклин. – У меня предчувствие, что он принесет беду в наше княжество.

– Если с ним самим что-нибудь не случится. Он ведь любит выпить, а лестницы у вас крутые. Хорошо, если в этот момент рядом с императором будет надежный «друг», поможет ему, – сказал я, глядя ей в серые глаза, у уголков которых на висках были лучики морщинок. – А то греческие врачи, если им мало заплатить, скорее добьют больного, чем вылечат.

Она улыбнулась одними губами и произнесла с нескрываемым злорадством:

– Да, греческие врачи любят деньги.

Женщины предпочитают убивать долго, чтобы насладиться эмоциями жертвы. Они ведь эмоциональные вампиры.

Когда мы возвращались к беседке, княгиня Жаклин произнесла:

– Моей младшей дочери больше всех повезло с мужем.

Видимо, раньше у нее была противоположная точка зрения.

– А мне – с тещей, – сварганил я ответный комплимент, хотя мое мнение о ней осталось прежним.

7

К побережью Трапезундской империи я наведался только на следующий год. Собирался отвезти захваченную возле Кипра добычу к Днепровским порогам, там перегрузить на ладьи, а потом сделать еще одну ходку к южным берегам Черного моря, но воевода Увар передал через капитанов ладей, что намечается поход на Владимир-Волынский. Тамошний князь Даниил решил расширить свои владения за счет Пинских князей. Поскольку Даниил был Мономаховичем, каждый уважающий себя Ольгович должен был воспрепятствовать этому. Так считал Увар Нездинич. Пришлось мне вернуться в Путивль, чтобы княжество не оказалось случайно втянутым в ненужную мне разборку. Я ведь на самом деле не Ольгович, мне по барабану эта старая свара между двумя ветвями Рюриковичей. Поход на Даниила и не состоялся, так что до весны я занимался решением хозяйственных вопросов, которые возникали в несметном количестве, стоило мне вернуться в Путивль. Непонятно было, как они решались, а они успешно решались, когда я находился в походах?!

Выйдя из Днепро-Бугского лимана, взяли курс на Крымский полуостров, а от мыса Сарыч повернули на юг. В двадцатом веке, когда я вернулся на флот после многолетнего перерыва, пришлось начинать, так сказать, снизу – с судов «река-море» или, как мы их называли, «река-горе», старых плоскодонных галош, которые в то время занимались перевозкой металлолома из бывшего СССР в Турцию. Металлолом грузили, как умели. Накидают трюм, потом утрамбовывают чушкой в несколько тонн весом. Кран поднимает ее и роняет в трюм. Затем еще слой металлолома и утрамбовка. И так несколько раз. В итоге во время перехода пару раз за вахту приходилось мерить воду в льяльных колодцах, чтобы не пропустить тот момент, когда надо срочно запрыгивать в спасательный бот. Этим судам разрешалось ходить на удалении не более двадцати миль от берега и пересекать Черное море только в одном месте, самом узком, в полосе идущей на юг от южного берега Крыма до северного берега Турции. Восточная граница этой полосы проходила рядом с портом Синоп, который в тринадцатом веке находился на западной границе Трапезундской империи. На походе к Синопу мы и захватили первый приз.

Это была небольшая шестнадцативесельная галера с одной мачтой, покрашенной в желтый цвет. Парус убран, потому что шли почти против ветра, который дул от норд-оста. Зато мы шли по ветру, довольно свежему, делали не меньше восьми узлом. Должны были бы пересечь курс галеры по носу. Заметив нас, она сразу развернулась и легла на обратный курс, подняв бледно-желтый парус. Наверное, раньше парус был золотого цвета, но вылинял. Мы гнались за ней часа два, потихоньку сокращая расстояние между судами… Наверное, не догнали бы, потому что вдали показался небольшой порт. Вот тут-то гребцы и помогли нам. Правый борт вдруг сбился с ритма. Весла остались опущенными в воду. Гребцы левого борта продолжали налегать, отчего галера начала поворачиваться к нам правым бортом. Уверен, что на веслах сидели рабы. Они решили, что хуже все равно не будет, и перестали грести. Через несколько минут весла правого борта начали подниматься из воды, но теперь гребцы левого забастовали. Задержки на несколько минут хватило, чтобы мы догнали галеру.

Сопротивления не было, потому что некому было отбиваться. Не считая гребцов, экипаж галеры состоял всего из восьми человек. Привыкли, что в этой части моря пиратов нет. Как мне сказали освобожденные из рабства трапезунды, пираты нападали только со стороны Грузинского царства, но там постоянно дежурили несколько трапезундских боевых галер. Со стороны Босфора порядок поддерживали никейские военно-морские силы. В эту эпоху все плавали вдоль берега, поэтому наше нападение со стороны открытого моря оказалось неожиданным.

Галера сидела очень низко, надводный борт составлял не больше метра. Судя по всему, перегружена. Море сейчас спокойное, но при волнении галера будет набирать воду. «Ворон» на нее перекидывать не стали, спустились по обычному трапу, положенному на фальшборт шхуны и ограждение куршеи, которое было высотой по колено. Наверное, чтобы не мешало стегать бичом гребцов. В носовой части галеры и ниже куршеи вдоль бортов располагались под прямым углом к ней по восемь банок для гребцов. Два гребца по левому борту и один по правому лежали окровавленные между банками. Под палубой в носовой части и от борта до борта в кормовой лежал груз: копья, мечи, топоры, булавы, шлемы, наручи, щиты. Всё не очень хорошего качества, но и плохим не назовешь. На корме была деревянная надстройка, напоминающая «ракушку» для оркестра на танцплощадках, какие я еще застал в годы юности. Там стояли бочки с водой, корзины и лари с едой – сухарями, вяленым мысом, твердым сыром, луком и чесноком – и один сундук с одеждой капитана и кожаным мешочком, в котором хранились две золотые монеты, покрытые арабской вязью, и полтора десятка серебряных, как арабских, так и ромейских.

Капитаном был мусульманин лет тридцати. На выбритой голове красный головной убор с черной кисточкой, напоминающий феску. Глаза заплывшие, как у алкаша после недельного запоя. Концы длинных черных усов обгрызены. В ушах маленькие золотые сережки. Красная хлопковая рубаха с рукавами по локоть подпоясана черным кожаным ремнем с серебряной застежкой, на котором висел длинный нож с рукояткой из черного дерева и позолоченным навершием в виде шара. Красные порты были перевязаны под коленями черными лентами. На безымянных пальцах обеих рук по золотому перстню-печатке. Пижон, однако.

– Это твое судно? – спросил его.

– Нашего всемогущественнейщего султана, на благословит его аллах! – ответил капитан. – За нападение на его галеру тебя ждет смерть, неверный!