04.1912 (СИ) - Susan Stellar Страница 11

— Америка! Мы поплывём в Америку!

Для Лиззи Джеймс, не бывавшей за пределами района, Америка казалась чем-то столь же недостижимым, сколь и бесплодная мечта. Но сейчас она чувствовала вибрацию сидений и слышала равномерный стук колёс, напротив неё болтала мисс Мэйд, а поезд вёз их к причалу саутгемптоновского порта, к непотопляемому «Титанику» и новой жизни. Лиззи Джеймс и на поездах раньше не путешествовала. Ей словно открылся новый чудесный мир, куда её вытряхнули из заколдованного пузыря, и теперь ей приходилось несколько раз подумать, прежде чем принять что-либо на веру. Жёсткость кожи, твёрдость пола, новые скрипучие туфли, что ей перед отплытием подарила сестра, похорошевшая мисс Мэйд — они были незнакомцами, чужими, и Лиззи порой казалось, что она и сама себе сейчас чужда. Её не переставало мучить такое странное чувство, словно бы она занимала сейчас совсем не своё место. Эта роскошная и беззаботная жизнь, свободная от проблем и бремени прошлого, явно предназначалась другой девочке, а совсем не Лиззи. Господь бог в великой благости своей даровал лучшее лишь самым смиренным овцам, а Лиззи Джеймс никогда не была ни смиренной, ни доброй, ни праведной, за что её и ругала, и даже шлёпала сестра.

Но сейчас тут не было Мэри Джеймс и её вечно правильных наставлений, а потому Лиззи Джеймс дышала полной грудью и ждала «Титаник» так, как девы в сказках не ждут прекрасного принца.

Мисс Мэйд продолжала радостно бормотать:

— И он, представляете, — тут она подмигнула своей соседке, молоденькой супруге инженера, — сказал мне с отчаянной улыбкой: «Любимая, я вернусь!» Да только не вернулся он: судьба его настигла.

Молоденькая супруга инженера, невеста успешного журналиста и даже благонравная жена врача разом ахнули. Мисс Мэйд рассказывала им историю куда интереснее тех, что обычно встречаются в женских романах о любви.

— Что же с ним произошло? — воскликнула супруга инженера и прижала руки ко рту. — Неужели… утонул?

— Да что вы? — мисс Мэйд сразу помрачнела. — Не знала я, что он был в весьма дружественных отношениях со спиртным. Этот врун, этот обманщик как-то раз, будучи глубоко пьян, январской ночью пошёл домой через половину города. Ноги некрепко его держали, и он замёрз до смерти в одной из подворотен, как последний нищий. Сколько же горя доставил он своей бедной седой матушке и мне, так верившей в его благородство!

Женщины с осуждением зафыркали и стали качать головами. Супруга врача высказалась:

— Да, много таких молодчиков мой муж повидал на своём веку! Утешьтесь, дорогая, муж-пьяница куда хуже мёртвого жениха!

Мисс Мэйд для приличия утёрла глаза платочком, хотя Лиззи была уверена, что её глаза сухи.

— Моё сердце было разбито, — примерно такими словами мисс Мэйд начала уже шестой рассказ о своих неудачных любовных планах, — но, к счастью, когда приличествующий для траура срок истёк, взгляд мой упал на…

Лиззи тут же уставилась в окно. Пьянство и излишняя доверчивость принесли беду и в её дом, когда её дед, спокойный и сдержанный врач-хирург, потерял бабушку, что скончалась во сне, пока дедушка спал на соседней половине кровати. Трёх месяцев хватило, чтобы превратить уважаемого врача в опустившееся ничтожество, а через восемь месяцев же он лёг в могилу. Эти восемь месяцев уничтожили прежнюю жизнь Джеймсов и отобрали у них почти всё. Вначале отец работал на пределе сил, а затем, через полгода, подцепил тиф от пациента и скончался. Тремя месяцами спустя, прорываясь сквозь скандалы и слёзы, Мэри отстояла своё право работать гувернанткой и оставила мать одну, а Лиззи пошла за сестрой, потому что стены дома, где скончались её отец и дед, стали ей противны. Кроме того, Мэри была слишком занята, чтобы следить за сестрой, а именно свободы Лиззи и не хватало. Она совсем не хотела учиться, чтобы Мэри и из неё сделала унылую гувернантку; впрочем, Лиззи не могла ответить себе на вопрос, чего же ей тогда хочется. Одного она не желала точно: выходить замуж, как мама, и работать гувернанткой у высокомерных богачей, как Мэри. И то, и другое было для неё одинаково противно.

«А вот было бы здорово, если бы капитан меня увидел и сказал: «Слушай, Лиззи Джеймс, не хочешь ли служить юнгой под моим началом?» — вдруг подумала Лиззи и сразу усмехнулась. — Но, конечно, такого не бывает. Читай книжки или не читай, а всё равно, даже если попросишься на корабль, наверняка будут придираться, что девочка, или требовать, чтобы родители отпустили, а то и это, и другое сразу. А мама и Мэри меня не отпустят, конечно. Ещё чего, мама и Мэри-то с трудом дала уйти в гувернантки, а ведь в гувернантках ходить — это не моря рассекать!

Но, если я спрячусь тихонько там, где-нибудь, когда все уже спустятся с корабля и останется только команда, а потом подойду к капитану и буду просить, то он просто не сможет мне отказать! Вот и славно будет: никакой больше Мэри. Скорее бы уже приехать!»

Поезд для второго класса плавно притормаживал у платформы.

* * *

Раннее утро десятого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года выдалось для семейства Дойлов слишком уж беспокойным.

Никто не посмел бы сказать, будто эта семья хоть когда-либо прежде знала спокойствие. Тем не менее, нынешние их сборы, всегда лихорадочные, сумасшедшие и злобные, отличались от всех предыдущих.

Миссис Дойл приходилось сбегать от кредиторов разнообразнейшими способами. В самом начале своей супружеской жизни она покинула родной город на крупе полудохлого коня, закрываясь чужой соломенной шляпой и придерживая у груди люльку с младенцем. Она вынуждена была сбегать в телеге с сеном, она пробиралась в другие города под видом мужчины, тогда как супруг её притворялся женщиной и вёл с собой детей. Как-то раз она даже просидела целую ночь, спрятавшись под изорванным тряпьём пугала и дрожа от ноябрьского холода, пока кредиторы и переполошенные ими фермеры носились туда-сюда с фонарями. Миссис Дойл обладала отличными навыками маскировки и бегства, она перевоплощалась так умело, что, наверное, обставила бы многих невероятно популярных нынче актрис.

Этот же побег с самого начала показался миссис Дойл каким-то неправильным. Прежде всего, она никогда не бывала раньше на пассажирских лайнерах. Корабли-то она, конечно, видала, не зря жила в портовых городах, и видала всякие: от утлых коробчонок до величественных пароходов. Только вот одна-единственная фотография «Титаника», которую ей гордо подсунул муж, поразила её так, что она надолго лишилась дара речи.

— Ты… ты правда хочешь нас на этом повезти? — воскликнула миссис Дойл и боязливо притронулась ногтем к фотографии. Ей всё казалось, будто она оскверняет святыню.

Мистер Дойл на этот раз продемонстрировал удивительно редкую для себя практичность. Он посмотрел на миссис Дойл с замечательным спокойствием и произнёс:

— Ну да. Отличные я отхватил для вас билеты, верно?

Миссис Дойл с сомнением повертела билеты в руках. Эти бумажки казались ей какими-то хрупкими и совсем не надёжными, посему она носила их свёрнутыми в небольшой рулончик и помещёнными в кошель, который она хранила на цепочке, что спускалась с шеи на грудь. Миссис Дойл не удосужилась прочесть, чьи именно фамилии проставлены на этих билетах, поскольку на первых двух они были знакомыми и подходящими. Правда, сегодня и сейчас на глаза ей, как назло, попалась ещё одна из странных афер дорогого супруга. Миссис Дойл взвыла и схватилась за сердце.

— Почему Дойлов на этих билетах только два: я и дочь? — закричала она. — И что это за Блэксуорси… Что за Блэксуорси?

— Отец и сын, — спокойно ответствовал мистер Дойл. Проворачивать такие трюки ему было уже не впервой, но, увы, супруга его об этом до поры до времени не знала, — именно у них я выиграл два оставшихся билета.

— Так ты ещё и билеты выиграл в карты? Ты же говорил, что купил их!

— Половину… — уклончиво ответил мистер Дойл. — Корабль просто шикарный, как бы мне хватило денег на всех?