Жюль Верн - Россказни Жана-Мари Кабидулена Страница 12

Тем временем гарпунер Дюкрэ бросил чудовищу крюк с насаженным на него куском мяса. Но акулы не было видно: возможно, она обратилась в бегство. Внезапно сильный рывок чуть не сорвал трос, к счастью закрепленный за кнехт.[83] Крюк вонзился в акулью пасть и держал ее крепко. За трос взялись шесть человек и вытянули его из воды. Затем, накинув на хвост акулы скользящую петлю, ее втащили на борт лебедкой, и она тяжело плюхнулась на палубу, где несколькими ударами топора ей мгновенно вспороли брюхо.

Обычно матросов очень интересует содержимое желудков этих чудовищ, название которых, как утверждают некоторые, происходит от латинского слова requiem (фр. requin).

Так вот что извлекли из брюха этой акулы, где вполне нашлось бы место и для бедняги Гастине: пустую бутылку, три консервные банки, тоже пустые, несколько саженей троса, кусок швабры, обломки костей, клеенчатую зюйдвестку,[84] старый рыбацкий сапог, стойку куриной клетки.

Все это, естественно, весьма заинтересовало доктора Фильоля.

— Это какой-то морской помойный ящик! — воскликнул он.

Действительно, трудно было найти более точное определение. И он добавил:

— Ну а теперь можно выкинуть ее за борт.

— Отнюдь нет, мой дорогой Фильоль, — возразил месье Буркар.

— А что вы собираетесь делать с этой акулой, капитан?

— Разрезать ее на куски, чтобы использовать все, что имеет хоть какую-то ценность. И между прочим, это должно быть вам интересно, доктор, жир, извлекаемый из акул, никогда не застывает. Он обладает теми же качествами, что и жир тресковой печени. А из высушенной и отполированной шкуры делают всякие безделушки. Переплетчики используют ее для изготовления шагрени, а столяры полируют ею дерево.

— Может быть, вы еще скажете, капитан, что мясо акулы съедобно? — спросил доктор Фильоль.

— Конечно, а акульи плавники пользуются таким спросом в Поднебесной империи,[85] что идут на рынках по семьсот франков[86] за тонну. А поскольку нам, в отличие от китайцев, не понять прелести этого блюда, то мы готовим из акул рыбий клей для осветления вин, пива и ликеров, и надо сказать, лучшего качества, чем осетровый. Кроме того, если вас не раздражает привкус рыбьего жира, акулий филей[87] очень даже недурен… Как видите, эта рыбка кое-чего стоит!

Двадцать пятого апреля месье Буркар сделал в судовом журнале запись о прохождении экватора.

Погода стояла ясная, и с восходом солнца капитан определил долготу и рассчитал местное время. В полдень, когда солнце прошло верхнюю точку, учтя расстояние, пройденное за это время, капитан вычислил широту и окончательно определил время по хронометру.

Результаты наблюдений можно было считать весьма точными. Завершив их, капитан Буркар провозгласила:

— Друзья мои, мы только что пересекли экватор, и «Святой Енох» вернулся в северное полушарие.

Так как доктор Фильоль — единственный человек на борту, впервые пересекший экватор, — избежал крещения в Атлантике,[88] то и на этот раз его избавили от не слишком приятной процедуры. Все ограничилось тем, что офицеры в кают-компании, а матросы на баке выпили за успех плавания. Матросы получили двойную порцию водки, как всегда после швартовки очередного кита.

И несмотря на мрачные предчувствия, Жан-Мари Кабидулен все же чокнулся с боцманом Оливом.

— Добрая чарка всегда впрок, — сказал боцман своему товарищу.

— Это точно! — ответил бочар. — Только я как думал, так и буду думать дальше, не переменюсь.

— Ну и не меняйся, старина, а выпить все-таки выпей.

В апреле в этой части Тихого океана ветры обычно слабые, и «Святой Енох» почти не двигался с места. Боже, какими бесконечно длинными казались дни! С утра до вечера и с вечера до утра волны покачивали судно по своей прихоти. Люди искали развлечений в разговорах или в чтении, либо погружались в сон, чтобы забыть о времени. Оно как будто замерло под лучами тропического солнца.

Днем двадцать седьмого апреля месье Буркар, офицеры, доктор Фильоль, а также боцман Олив и папаша Кабидулен, сидя на юте, болтали о том о сем.

Старший офицер обратился к бочару:

— Ну согласитесь, Кабидулен, девятьсот бочек жира в трюме — совсем неплохое начало охотничьего сезона?

— Девятьсот бочек, месье Эрто, — ответил бочар, — это не две тысячи, и заполнить оставшиеся тысяча сто — это не то же самое, что наполнить кружку на камбузе![89]

— А это значит, — смеясь заметил лейтенант Кокбер, — что мы не встретим больше ни одного кита…

— И что огромный морской змей их всех проглотил! — в том же шутливом тоне добавил лейтенант Алотт.

— Возможно, — проворчал бочар, оставаясь по-прежнему серьезным.

— Папаша Кабидулен, — спросил капитан Буркар, — так вы, стало быть, все еще верите в это чудовище из чудовищ?

— Еще как верит, упрямец! — сказал боцман Олив. — Он на баке только об этом и говорит.

— Я и дальше буду говорить! — подтвердил бочар.

— Ладно! — сказал месье Эрто. — Я не вижу в том особого вреда для большинства наших людей, они ведь не верят россказням Кабидулена. А вот что касается младших матросов, тут другое дело. Я боюсь, что в конце концов он их запугает.

— Тогда сделайте одолжение, попридержите язык, Кабидулен, — приказал месье Буркар.

— А собственно почему, капитан? — ответил бочар. — По крайней мере, экипаж будет знать, чего ожидать, и когда они увидят змея или какое-нибудь другое морское чудовище…

— Как, — спросил месье Эрто, — вы считаете, что мы его увидим, этого пресловутого морского змея?

— Без всякого сомнения.

— А почему?

— Почему? Видите ли, месье Эрто, я в этом убежден и баста. И шуточки Матюрена Олива меня не собьют с толку.

— Однако… за сорок лет плаванья в Атлантическом и Тихом океанах вы, насколько мне известно, ни разу не встречали это фантастическое животное?

— И я уже надеялся его не увидеть, так как вышел в отставку, — ответил бочар. — Но месье Буркар уговорил меня отправиться в плаванье, и теперь уж мне этого не миновать.

— Ну что ж, — воскликнул лейтенант Алотт, — я тоже буду не прочь его встретить!

— Не говорите так, лейтенант, ради Бога, не говорите! — возразил бочар испуганно.

— Послушайте, Жан-Мари Кабидулен, — сказал месье Буркар, — право же, это несерьезно! Огромный морской змей! Я вам в сотый раз повторяю… никто никогда его не видел и не увидит по той простой причине, что его не существует и не может существовать.

— Еще как существует, капитан, — упорствовал бочар, — и можете не сомневаться, «Святой Енох» встретится с ним до окончания плавания… и кто знает, может, этим все и закончится!