Зверинец Джемрака - Берч Кэрол Страница 12

«Чем сидеть тут, как куча грязного белья, пойду-ка за ней», – подумал я. Раньше я ни разу не бывал в часовне. На высоких скамьях сидело много людей, и какая-то женщина зажигала свечу. Ишбель разглядывала картины: Иеффай и его дочь; Иона, выплюнутый китом на берег; Иов в струпьях. Сверху полукружьем изгибалась надпись: «Я стал братом шакалам и другом страусам». Ишбель подошла и схватила меня за плечо.

– Идем, – прошептала она, – я клубники раздобыла.

– Куда ты пропала? – спросил я.

– Бедняжка Джаффи! – Девочка взъерошила мне волосы. – Заскучал?

Ишбель часто обращалась со мной как с собакой. Обычно если кто-то говорит, что с ним обходятся как с собакой, то имеет в виду, что его пинают, не пускают в дом и загоняют под стол. Но Ишбель любила собак. Она взяла привычку издавать всякие нежные звуки и чесать мне за ухом при каждой нашей встрече: такая же порция ласки доставалась любой старой дворняге, встреченной ею на улице, и я был не против.

– Пойдем к катеру, – предложила Ишбель.

Теперь я уже не трусил позади, но шел рядом с нею, как Тим. Старая посудина под названием «Драго» доживала свой век, улегшись набок в небольшой бухточке у полосы прибоя, заваленной отбросами. Забраться на нее можно было только по одному из бортов, вскарабкавшись по осклизлой черной стене. В борт были вбиты разные крюки: если снять ботинки, связать их шнурками друг с другом и перекинуть себе через шею, и не вдыхать слишком глубоко, то можно было легко влезть на палубу.

Когда-то это было небольшое, но вполне достойное рыболовецкое судно. На нем могли ходить трое, в лучшем случае – четверо рыбаков. Половину палубы закрывал брезентовый навес, а под ним стоял ящик, куда складывали рыбу. На этот-то ящик мы и поставили свое пиво. Скамьи давно развалились, но пол был сухой – можно было сесть на него и пропускать сквозь пальцы деревянную труху, наблюдая, как из глубин этой гнили торопливо лезут на палубу черные жуки. Когда мы были помладше, то часто играли здесь: Тим был за папу, Ишбель – за маму, я – за сына. Он – капитан, сестра – старпом, я – юнга. И самая лучшая игра: я – грабитель, она – шикарная дама, Тим – полицейский. Со временем игры уступили место дракам или фантазиям, мы сочиняли истории о чудовищах и зверях, еще более невероятных, чем у Джемрака. Мы выцарапывали их силуэты внутри судна и давали им имена: мандибат, камалунг, кориол, – и знали все их повадки, привычки и особенности. Огромные неторопливые горбатые чудища прибывали из устья Темзы, пылая жаром и высовывая раздвоенные языки. Мысленным взором мы наблюдали за ними, сидя на носу «Драго» и глядя на противоположный берег.

Но теперь мы уже давно этим не занимались.

Ишбель развернула обрывок мокрой тряпки и достала оттуда четыре клубничины.

– Давай сюда пиво, – распорядилась она.

Мы уселись на носу судна и разделили добычу. Не знаю, откуда Ишбель достала эти ягоды. До часовни их у нее не было, но после того, как она вышла оттуда, ягоды появились: видимо, стащила их у кого-то из молящихся.

По две штуки на брата – спелые и мягкие – исчезли в два счета.

– Интересно, куда пошел Тим? – сказал я.

Ишбель пожала плечами и передала мне пиво со словами:

– Думаешь, он обиделся?

– Думаю, да.

– Переживет. – Она облизнула перепачканные клубникой губы.

– И правда: подумаешь, ему же плевать, когда он других обижает, – заметил я.

Ишбель улыбнулась и возразила:

– Он не специально ведет себя как свинья.

– Знаю. Просто он свинья и есть.

Мы оба засмеялись.

– Тим всегда всем завидует, – просто сказала Ишбель.

На горлышке бутылки осталась ее слюна. Я сделал большой глоток.

– Не пойду сегодня работать, – сообщила она. – Не хочется. Она же не может меня заставить, правда?

– Попадет тебе.

– И что?

– Поколотит.

Ишбель иногда пропускала работу: ей надоедала вся эта морока с костюмом. Мать баловала дочь и носилась с ней, но и доставалось девочке изрядно. Однажды Ишбель заявила, что переоденется только при условии, что мать принесет ей пирожное, а когда та выполнила просьбу, размазала его по висевшему на спинке стула красивому платью, которое только и ждало, чтобы хозяйка надела его и отправилась танцевать.

– Ах ты, дрянь мелкотравчатая! Ты хоть представляешь, сколько часов я на него угробила? – завизжала мать и отвесила дочери такую затрещину, что Ишбель заплакала.

А вот Тима не били никогда.

– Пусть поколотит – мне все равно, – сказала Ишбель, потянувшись за бутылкой.

– Неправда.

– Это ничего не меняет, не пойду – и все. Буду сидеть здесь, пока не стемнеет.

– В темноте по борту обратно не выбраться, – заметил я. – Если просидишь тут дотемна – придется остаться на ночь.

– Вот и останусь, – воскликнула Ишбель и со смехом вскочила на ноги, – на всю ночь!

– И я! – Я тоже поднялся.

Она передала мне бутылку и сплясала какой-то забавный танец, размахивая руками и отстукивая ногами ритм. Я испугался, что подгнившие доски провалятся и мы оба полетим вниз, в грязную ледяную воду.

– Хватит, – попросил я, – хочешь потанцевать – шла бы на работу.

Ишбель застыла, подняв плечи:

– Нельзя. Слишком холодно.

– Что «нельзя»?

– Оставаться здесь на ночь. Замерзнем.

Она была права.

– Я решила. Будем просто гулять весь вечер, допоздна.

Предполагалось, что я буду гулять с ней.

– Пойдем на запад, – предложил я, – за Тауэр. Просто будем идти по берегу всю ночь и посмотрим, докуда дойдем.

– Можем ночевать под заборами, – продолжила Ишбель, – и попрошайничать. Ты можешь выдавать себя за цыгана и предсказывать будущее. Я знаю девчонку из «Сиамской кошки», она умеет предсказывать; это легко – раз плюнуть. Ты и так на цыгана похож.

Насвистывая, по борту лез Тим. Он здорово умел свистеть. Сначала мы услышали его, а потом из-под навеса показались грязные босые ноги, и Тим соскочил к нам на лягушачий манер, сняв с шеи связанные шнурками ботинки и забросив их на палубу.

– Какие новости?

– Клубнику ели, – ответил я. – Больше не осталось, но пива немножко еще есть.

Ишбель швырнула ему бутылку, Тим на лету словил ее и сделал глоток. Небо стало такого цвета, какого оно бывает перед наступлением ночи.

– На работу не пойду, – сообщила Ишбель.

– Да ну! – Брат причмокнул, глотнул еще пива и передал бутылку мне, предусмотрительно обтерев горлышко большой грязной ладонью. Словно между нами ничего не произошло. Над рекой послышалось хлопанье птичьих крыльев.

– Есть хочется, – сказал я. – Лошадь бы съел.

– Это мысль, – согласилась Ишбель.

– Деньжата есть? – спросил Тим.

Сестра отрицательно покачала головой:

– Все потратили.

– Ну и ладно. – Тим достал из кармана трубку.

Мы растянулись на носу нашего суденышка и закурили. Смеркалось, вечер становился все прохладнее. Ишбель откинулась на спину и положила ноги брату на колени.

– Даже не знаю, как быть, – рассуждала она вслух. – Пойти, что ли?

– Как хочешь.

Наблюдая, как колечки дыма переплетаются и тают в неподвижном воздухе, Тим затянул песню, которой нас научил Дэн Раймер. Мы тогда гуляли, все втроем, и встретили его на Старой лестнице в Уоппинге.

– Дурацкая песня! – Ишбель толкнула брата.

Тот засмеялся и продолжил, а я подхватил. Помню, как мы сидели на ступенях лестницы с Дэном. Он курил длинную белую трубку и пел, не вынимая ее изо рта:

Припев мы затянули хором: