Юлия Алейникова - Из Индии с любовью Страница 13

– Нет.

– Я не знаю, что с ними могло случиться, но хоронить их еще рано.

– Точно! Ну, Вероника! Ну, голова! – Василий вскочил с места, подбежал к Веронике, поднял ее и закружил в приступе восторга.

Я чуть с ума не сошел от горя! – ошалев от вернувшейся надежды, радовался муж. – Все, срочно надо сделать факелы и отправляться на поиски.

Я хотела было ляпнуть, что лучше сначала отдохнуть, но, вспомнив, что я чувствовала еще пять минут назад, прикусила язык.

Василий и Денис сделали из веток и намотанных на них салфеток – слава салфеткам – подобие факелов, смочив их остатками алкоголя.

– Разделимся, – скомандовал взбодрившийся отец. – Мы с Вероникой – направо, вы с Денисом – налево.

– Надо взять с собой на всякий случай воду, – тормознула его я. – Вдруг понадобится?

После минутной задержки мы двинулись в путь.

Мы бродили по острову всю ночь. Сначала осторожно, стараясь не отставать друг от друга ни на шаг, потом, со временем, от однообразия – все смелее. Чувствуя себя в этих тропических дебрях бесконечно одинокими, мы стали разбредаться в разные стороны, то встречаясь, то вновь расходясь. Время шло. Мы обшарили бо́льшую часть острова. От усталости и безнадежности наступило какое-то бессмысленное отупение.

Всем, кроме Василия, стало ясно, что нам их не найти. Я не знала, что с ними произошло, но на острове их не было. Думать, что же случилось с ребятами, не получалось. Ноги заплетались от бесконечных блужданий, глаза закрывались сами собой.

– Все. Надо возвращаться. Денис, идем обратно.

– А как же Павел, Анька?

– Их нет здесь.

– Ну так пойдем дальше.

– Их нет на острове.

– Почему? Откуда ты знаешь?!

– Денис! Их нет на острове! Я не знаю, что случилось, но на острове их нет! Пойдем обратно на стоянку.

Он все не хотел сдвинуться с места.

– Мам, я не понимаю! Как это – их нет?

– Уплыли, украли их, я не знаю! Я не могу сейчас думать. Просто ничего не соображаю. Пойдем, – я потянула его за руку.

– А остальные? Василий, Вероника?

– Я не знаю, как сказать ему об этом. Веронику мы позовем, когда встретим.

…Мы вновь сидели на песке. И наступил новый рассвет. Сначала серо-молочный, потом желтая бледная полоса растеклась вдоль горизонта и разлилась по всему небу, принеся с собой все оттенки оранжевого – от бледного, несмелого, до яркого, сочного, который тут же превратился в пламенеющий пурпур, и наконец, как апофеоз этого буйства красок, на небе появилось солнце, озарив подзвездные просторы светом жизни, тепла и радости.

Но мы не видели всего этого великолепия. Понуро опустив головы, усталые и чумазые, мы с ужасом ждали, когда вернется Василий. Искали слова, с которыми обратимся к нему, и понимали, что все они слишком пусты и легковесны.

– Ты думаешь, они утонули? – нарушила молчание Вероника.

– Нет.

– А где же они?

– Я не знаю. Может, ночью они встали зачем-то – не спалось им, не знаю, – и пошли пройтись по берегу. Увидели лодку, побежали, закричали, их увидели… Подобрали ребят и поплыли за помощью. А нас они не разбудили, потому что в лодке больше не было места.

– Или они просто кинули нас, – медленно, как бы осмысливая произносимые ею слова, сказала моя дочь.

– Да нет, что ты!

– Нет? Тебе показалось, что они нас искренне любят? Или они были рады, когда мы получали подарки? Или покупка яхты вызвала у них бурю восторга? А может, они мечтали, чтобы Василий усыновил меня и Дениса? А потом поделил наследство на пять частей?

– Вероника! Какое наследство? Как тебе не стыдно! – Я просто задохнулась от ужаса.

– Мама! Раскрой глаза! Вспомни их обоих. Только без розовых очков. Как они себя вели с момента появления в нашем доме?

И я задумалась. Сначала – свадьба. Сдержанные молодые люди, хорошо воспитанные. Вели себя безупречно корректно. Искренне поздравили отца. Василий даже сказал, что на других его свадьбах они никогда не бывали. Я так растрогалась! С умилением вспоминала наше скромное торжество. Но вот что-то неприятно меня царапнуло… что это было? Взгляд. Мы сидим за столом, кричат «Горько», мы встаем, я оглядываюсь на гостей и встречаюсь взглядом с Павлом… одна секунда, я перевела взгляд на следующего гостя, но потом вновь взглянула на Павла. Нет. Наверное, мне показалось. Не могла такая лютая, неприкрытая ненависть так быстро смениться вежливым спокойствием.

Мы встречаем их в аэропорту. Приветствия, объятия, поцелуи. Садимся в машину, едем домой. Василий рассказывает о ближайших планах на отдых и радостно сообщает: «Мы Веронике купили машину, так что вы будете самостоятельно передвигаться по городу. Клубы, дискотеки. Как, народ, возьмете новых родственников в компанию?» – радостно вопрошает он Дениса с Вероникой, а те рады стараться, полны энтузиазма. Но опять я бросаю взгляд на Павла, и мне кажется, что он готов разорвать на части и новых родственников, и отца. И через секунду все эти эмоции вновь скрываются за маской вежливого спокойствия.

Мне стало не по себе. А сцена на яхте, в день нашего первого визита? А ревнивое отношение к малейшим проявлениям внимания со стороны Василия к любому из нас – ко мне, к Веронике, Денису? Ощущение постоянной, непроходящей обиды на отца. Желание компенсировать его отсутствие для сестры. Эта гипертрофированная опека в сочетании с умелыми манипуляциями с ее стороны. А Аня – та еще штучка! До прибытия на остров она производила впечатление аморфного, безвредного, несколько избалованного существа, но при этом совершенно добродушного, а что оказалось? Она ненавидит нас всех. Во всяком случае, меня и Веронику.

Ужас! А если они и правда нас бросили здесь умирать?! Отец? Ну, судя по всему, к нему они тоже теплых чувств не испытывают. А в версии о дележе наследства явно есть здравое зерно.

Во-первых, они убирают потенциальных конкурентов, а во-вторых, получают весь капитал, сейчас же, немедленно и полностью.

Однажды мы уже чуть не лишились жизни из-за этого проклятого капитала, и снова здорóво? Нет, этого не может быть! В тот раз нас хотел убить совершенно чужой человек. Но чтобы родные дети Ползунова?! Нет. Это абсурд! Мы просто переутомились. Бессонная ночь, недоедание, нервы…

Абсурд… Но куда-то же они делись? Чем больше я отгоняла от себя эти мысли, тем настойчивее они лезли в голову, подкрепляясь все новыми фактами и доводами.

– Ну что, доперло? – бесцеремонно обратилась ко мне Вероника.

– Доперло, – ответил за меня Денис. – Вопрос, как об этом сказать Василию. Он же с ума сойдет, да он просто не поверит.

– Не надо ему говорить, скажем, что они поплыли за помощью или что их подобрали, а за нами вернуться отказались. Надо что-то придумать.

Мы вновь погрузились в молчание.

– А если они все же утонули? – через какое-то время спросил Денис.

И нас в который раз начали мучить прежние сомнения.

Василий появился, когда солнце уже стояло высоко. Вероника и Денис к тому времени уже наловили и пожарили рыбу. Мы кое-как перекусили, и они задремали, сломленные усталостью. Я продолжала сидеть под тентом, время от времени проваливаясь в тяжелую сонную одурь.

Он шел по берегу, еле волоча ноги. Рухнул у костра и замер с пустыми, ничего не видящими глазами. Через минуту Василий сказал бесцветным голосом:

– Их нигде нет.

– Да. Их нет на острове. Но я думаю, их могли подобрать ночью какие-нибудь рыбаки, и они поплыли за помощью. Нам могло просто не оказаться достаточно места.

– Нет. Это было бы слишком хорошо. Но я не верю. Нет, – произнес он после долгой паузы. И зарыдал.

Это было ужасно! Мы многое пережили вместе, но я никогда не видела такого отчаяния, даже когда он сам был в полушаге от смерти. А самое нелепое, я даже не знала, как его утешить, да и чем можно утешить человека, потерявшего за один день обоих детей? Немыслимо даже представить себя в подобной ситуации.

Не знаю, сколько прошло времени. Час? Два?.. Постепенно он затих и забылся тяжелым неглубоким сном. Я сидела рядом и тихонько гладила его широкие расслабленные плечи, боясь оторваться от него хотя бы на миг, боясь, что его снова накроет волна безграничного горя.

Солнце светило так же ярко, как всегда, но день почему-то казался серым, промозглым. Ребята, проснувшись, натянули над нами скатерть, чтобы нас не спалило солнце. Над островом стояла безжизненная тишина, нарушаемая только шелестом пальм и мерным, однообразным рокотом моря. Вдали, по самой кромке горизонта, прошло несколько судов, но так далеко, что было бессмысленно дергаться, пытаясь привлечь к себе их внимание. Где-то далеко шла обыденная жизнь. Люди работали, ходили в рестораны, катались на автомобилях, каруселях, сидели в кино. Горевали и радовались, и никому не было дела, что здесь, на острове, сидят четыре покинутых всеми и придавленных горем человека. Мысли мои стали пронзительно-жалостными, слезы, до этого медленно, беззвучно стекавшие по щекам, брызнули из глаз. Стоп! Стоп! Нечего распускаться! Придумала тоже «плач Ярославны»!