На хвосте удачи - Колесова Наталья Валенидовна Страница 13

– Дети, волей родителей ваших, вы обручены! Жених, иди поцелуй невесту!

Жених с невестой уставились друг на друга с одинаковым испугом. Никто из них не шевельнулся и не сказал ни слова. Месье Бове рассмеялся:

– Ну же, дурачок, поцелуй ее, не бойся, тебя не укусят!

Аньел именно этого, похоже, и опасался. Боком, точно краб, подобрался к Нати (пот стекал по его лицу крупными каплями), вытянул губы и чмокнул невесту в щеку. Та дернулась, но смолчала, уставилась на деда круглыми неверящими глазами.

– А теперь колечко! – продолжал подсказывать месье Бове.

Аньелу удалось надеть кольцо с первой попытки – ошеломленная своим счастьем нареченная не сопротивлялась. Нати отпустила глаза, разглядывая кольцо. Тонкий золотой ободок, неплохой жемчуг в корнеровой оправе. Бове и впрямь высоко оценил свою невестку.

Вернее – ее приданое.

Месье Мартель довольно потер руки.

– Ну вот и славно! Помолвку мы решили не затягивать, поженим вас в начале следующего месяца, потом Аньел с отцом отправятся по островам, проверят, как там наши дела, прикупят подходящую шхуну или барк, а мы с его молодой женой, так уж и быть, присмотрим за нашими лавками здесь.

Пару месяцев назад Жан Жак обещал эту поездку ей! Они даже совещались, какой корабль лучше купить… Нати до боли сжала челюсти – чтобы не закричать, не затопать ногами, не наброситься с кулаками на новоявленного жениха. Будь умнее, будь хитрее, учила ее Карла. Если не удается человека запугать, ты всегда можешь обвести его вокруг пальца…

Она даже выпила вместе с мужчинами в честь помолвки хорошего канарского вина.

– Ну-ка, покажи мне колечко, моя сладенькая! – Дора, тоже нарядившаяся в лучшее платье и новый передник, восхищенно зачмокала губами. – Может, тебе подарят на свадьбу еще и сережки с жемчугом!

Нати машинально дотронулась до своих еще детских сережек, золотых колечек, которые ей надевали далеко отсюда, в отцовском доме, в Испании.

Нянька знала свою подопечную куда лучше, чем Жан Жак. Вглядываясь с тревогой в лицо Нати, Дора разразилась тирадой о том, что по сравнению с другими парнями Аньел вовсе не плох: и пьет умеренно, и работает прилежно, и сын состоятельного отца. А что гонор, так молод еще; а без мужа женщине, ой, как плохо, всякий обидеть норовит, или Нати надеется выскочить замуж за какого-нибудь губернаторского сыночка? А коли нет, так пусть и выкинет всякую дурь из головы, стерпится – слюбится! Будешь терпеливее, умнее и хитрее, так и приберешь муженька к рукам!

Нати молча слушала. Нянька, как и дед, все говорила правильно, но откуда же на сердце такая тоска? Словно поманили большим и ярким миром, а после заперли в душной темной клетке и выглянуть не дают даже глазочком…

Оставался еще Аньел. Особой радости от их помолвки он тоже не испытывал. Может, поговорить с ним начистоту, найти вместе какой-нибудь выход, потянуть помолвку подольше? Или запугать его веселой жизнью, которую она ему устроит?

Пирушка меж тем продолжалась, Аньела она нашла уже на улице, вышедшего охладиться. Нати оглядела его критически и решила, что давний недруг, а нынешний жених, еще в состоянии разговаривать. Поманила его подальше от двери. Аньел завернул вслед за ней за угол, настороженный и на всякий случай хорохорящийся:

– Чего тебе?

Нати подступила к делу без околичностей:

– Аньел, ты же не хочешь на мне жениться?

– Хочешь – не хочешь! – буркнул тот с досадой. – Кому это интересно?

– Ну так и я не хочу!

Нати думала его этим обрадовать, но парень насторожился.

– А чего это? Поди завела себе уже дружка? Из оморских или приезжих? Недаром ты постоянно в порту отиралась, да с этой девкой, Карлой, дружила! Говори быстро, кто он? Ну, кто он?!

Нати опешила – на жениха напал такой приступ ревности, что он даже схватил ее за плечи. Кажется, Аньел был пьян больше, чем она думала.

– Да нет у меня никакого дружка! Что привязался!

– Смотри у меня! – рычал он, брызжа слюной и дыша вином. – Думаешь, спущу тебе? Вся синяя будешь ходить; вон, отец мать постоянно плеткой учит, чтоб была тише воды, ниже травы!

Еще и притиснул Нати к стене, целуя больно и неумело и больно же ощупывая груди через платье. Приговаривал при этом:

– Чего вырываешься? Все обрученные этим… занимаются… не́чего, поди все уже знаешь, пошли… туда, что ли?

И потащил ее к ближайшим кустам. Нати обманчиво расслабилась, а потом выскользнула у него из рук, изо всех сил толкнула в грудь. Нетвердо стоявший на ногах незадачливый жених взмахнул руками и шлепнулся в кусты, к которым так стремился. Нати не стала выслушивать его проклятия и ждать, пока он выберется из зарослей.

Еще одна надежда провалилась.

Нати не рискнула говорить с изрядно набравшимся дедом. Протрезвеет, а к утру и она, может, что-нибудь придумает. Но мысли не шли, полночи Нати просто провалялась, глядя в темноту. Кольцо мешало, пришлось его снять и засунуть под подушку.

Если отбросить детские обиды, Аньел не так уж плох. Дора права: католик, работящ, во хмелю не буен и отцу послушен. Только сегодня – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – сегодня он выложил то, чего от него ждать в супругах. Чуть покажешь свое непокорство или просто так ему покажется, вот тебе угощение плеткой! Нати вспоминала мадам Бове – молчаливую, маленькую, тихую, ну чисто мышка! А может, когда-то она была такой, как сама Нати: любопытной, бойкой и храброй?

Храброй! И где теперь ее храбрость? Ни слова поперек, на все согласная… Нати вновь вспомнила Карлу. Конечно, смертоубийство, да еще и с помощью колдовства, – это грех, и Господь за это покарает, но… изворотливости Карлы только позавидуешь. Если уж она смогла скрыться от правосудия, то избежать нежеланного замужества для нее раз плюнуть!

И что? Выйти замуж и потом отравить Аньела, если тот будет почем зря размахивать плеткой? Ох, Господи! Нати даже закрестилась, отгоняя греховные мысли. Верно говорят – пообщаешься с бесом разок, потом всю жизнь не отмоешься! Чем-то Карла, видно, ее заразила…

Утром все казалось не таким страшным. Подумаешь, припугнул Аньел спьяну, пусть только попробует хоть раз огреть плеткой, живо ему руку сломает! Осталось обсудить с дедом детали брачного договора: как бы Жан Жак чего не упустил ненароком.

Нати велела Доре поднести маявшемуся с похмелья месье Мартелю вина и легкий завтрак. Выждала, пока он поправит здоровье, и приступила к расспросам. Отошедший от вчерашних возлияний Жан Жак был доволен удачной сделкой, настроен благодушно и отвечал на вопросы охотно. Зато вскоре его внучка готова была рвать и метать.

– А где же моя доля?

– Так я даю за тобой хорошее приданое, – великодушно отвечал Жан Жак. – С таким не стыдно будет войти в дом мужа.

– Приданое приданым, а где моя доля? – продолжала допытываться бестолковая внучка.

– Мы с месье Бове выделили Аньелу части поровну…

– Аньелу? А мне?!

– Думаешь, твой муж оставит жену без куска хлеба и крыши над головой? Не беспокойся, Натали, будут у тебя и новые платья, и кое-какие побрякушки!

– Дедушка! Разве я мало работала? Разве я хуже Аньела? Почему ты не выделил мне хоть какую-то часть? Хоть маленькую – но мою? Чтобы я могла распоряжаться ею сама?

Жан Жак искренне забавлялся ее возмущением.

– Как женщина может распоряжаться деньгами? У нее на это мозгов не хватит. Да, ты работаешь в лавке, ну и что? Разве не должна ты трудиться, помогая мне, деду, или своему мужу?

Нати поразилась самой себе: она умудрилась сдержаться, не напомнить, что все приходо-расходные книги ведет именно она со своими женскими мозгами, еще и подсказывает, какие товары следует прикупить, а какие – придержать до подъема цен в сезон. Но слова Жан Жака про «побрякушки» напомнили ей… Может, дед просто хочет ей сделать другой подарок? Нати выбрала обходной маневр:

– Знаешь, дедушка, я вот вспоминаю, как мы с мамой плыли сюда, на Омори…