Сергей Жемайтис - Взрыв в океане Страница 14

— Кому суждено быть съеденным акулами, того не берут пули. Ну, что же ты стоишь? Прыгай! Они ждут!

Плот вышел из канала.

Ласковый Питер крикнул вдогонку:

— Счастливого пути, мой мальчик! — и захохотал.

Мне показалось, что и чайки, и океан, и волны, разбиваясь о рифы, тоже хохочут над моим несчастьем.

Плот стал поскрипывать на волнах. Справа и слева вода кипела на рифах. К счастью, сильного прибоя почти не было.

Остров уплывал от меня все дальше и дальше, то показываясь, то скрываясь за вершинами водяных бугров. Наконец пальмы совсем утонули в воде. Пассат еще долго доносил до моих ушей слабый гул прибоя, как прощальный голос земли. И он замер, как последняя надежда.

Над океаном стояла тишина, изредка нарушаемая плеском летучих рыб. Они выпрыгивали из воды и, сияя плавниками-крыльями, парили над водой. Наверное, за ними охотились тунцы или акулы: плавники акул то и дело показывались недалеко от плота.

«Может быть, это были провожатые из лагуны? — думал я. — Они плывут, ожидая, когда развалится мой плот…»

Честно говоря, только по чудесной случайности я теперь мог бы пристать к одному из атоллов, а ведь их было так мало в этой части океана. Даже на морской карте они нанесены в виде редких точек на огромном белом поле.

Хорошо, что я захватил с собой несколько кокосовых орехов, на три-четыре дня у меня были еда и питье. Я утешал себя тем, что буду добывать рыбу. Чтобы не откладывать дела, я решил немедленно заняться охотой, но как ни вглядывался в глубину, там была пустота. Даже акулы скрылись.

Пока я переходил от надежды к самым мрачным предположениям, кончился и этот день, зашло солнце, расцветив небо закатным фейерверком.

Я лежал посредине плота. Небо качалось надо мной. Звезды по краям небесного круга скрывались в черной бархатистой воде и появлялись вновь еще более яркие, лучистые, они как будто отряхивались, окунувшись в воду.

Дул пассат, океан катил гряды своих волн, увлекая куда-то мой плот. Вот когда я испытал жуткое чувство одиночества. Как мне хотелось вернуться на свой остров! Я стал упрекать себя за то, что не рискнул броситься в воду канала и не попытался выбраться на берег, ведь не всегда акулы нападают на человека. Внезапно от неприятных мыслей меня отвлек свет, вода вокруг плота засветилась. Свет шел из глубины, будто там вспыхивали и гасли зеленые и голубые лампы. Оказывается, плот окружило множество медуз. Они казались стеклянными елочными украшениями с хорошо запрятанной лампочкой внутри и заводной пружиной, которая то сжимает, то раздувает их шелковую оболочку, отделанную снизу разноцветным бисером. Свет, исходящий от медуз, почему-то подействовал на меня успокаивающе. Ровные волны ритмично покачивали плот, навевая сон. Низко опустились звезды. Мне почудилось, что они не так уж холодно и безразлично смотрят на меня. Словом, стоило мне побороть приступы слабости, уныния, как все, что я находил до этого враждебным или безразличным к моей судьбе, будто проникалось участием.

Я не стал дожидаться, пока волны расшатают мой хлипкий плот, и принялся в темноте ощупывать крепления. Гвозди хорошо держались в стволе пальмы и в куске реи, но от постоянного покачивания в досках образовались щели. Плот еще не рассыпался потому, что я догадался углы у него связать линем, снятым с реи. На одном из углов веревочное кольцо почти перетерлось. Опять меня выручил обрывок паруса «Ориона». Я нарезал из парусины лент, скрутил их в несколько раз и скрепил этой веревкой доску со стволом пальмы. Такие же добавочные крепления я наложил и на три других угла моего плота.

Отремонтировав плот, я заснул и проспал бы до утра, если бы меня не разбудил кальмар. Совсем крохотный, он выскочил из воды и шлепнулся мне на шею — холодный и скользкий. Спросонок я вскочил и полетел в воду. Вынырнув и забравшись на плот, я замер, пораженный цветом океана. Он был красный, как знамя, и весь переливался, будто полотнище под ветром. Небо на северо-западе тоже налилось кровью. Оттуда долетал глухой орудийный гул. «Морской бой, — догадался я, — ишь как грохочут орудия. Наверное, горят линкоры, а может быть, подожгли нефтеналивное судно и нефть бушует пламенем на воде». Я видел уже такой пожар, когда мы шли на «Осло». Тогда горел в Бискайском заливе английский танкер, взорванный фашистской торпедой.

Внезапно я почувствовал, что проваливаюсь. Мой плот стал расползаться в стороны. Я спустился в воду и при свете зарева увидел, что лопнуло сразу два крепления. И на этот раз мне удалось починить плот, но я понимал, что это ненадолго, в конце концов он неминуемо должен развалиться. На всякий случай я завязал орехи и острогу в остаток паруса и прикрепил все свое имущество к стволу пальмы.

Пока я воевал с плотом и волнами, орудийный гул затих. Зарево опустилось к самому горизонту, только рассвет погасил его.

Катамаран

Я стоял посреди своего плота, опершись на бамбуковый шест, и до слез в глазах смотрел вокруг. Пассат гнал пологие валы, и они то подбрасывали меня к небу, то опускали вниз.

Плот надсадно поскрипывал под ногами. Палило солнце. Я поднимался на носки, когда плот оказывался на гребне, чтобы увидеть как можно дальше. Но даже птицы не попадались на глаза. Им нечего делать так далеко от земли, они держатся у барьерных рифов и в лагунах, где вода кишит живностью. Только иногда проносился, чуть не задевая крыльями воду, буревестник. Я никогда не видел, чтобы эта птица хватала добычу, как будто она вылетала на прогулку, и чем хуже погода, тем приятней для нее.

Невдалеке прошло стадо касаток. Острый плавник одной из этих хищниц я принял за парус и чуть не вскрикнул от радости. Промчались касатки, и я, не веря своим глазам, увидел парус. Ошибиться было нельзя: мой путь пересекал катамаран — лодка с противовесом. Я стал кричать, но скоро понял, что меня никогда не услышат, ведь до лодки было около километра. Тогда я сорвал рубаху, надел ее на острогу и стал махать над головой.

Лодка легла на другой галс и стала быстро приближаться ко мне.

В катамаране было четверо смуглых людей. Мужчина управлял суденышком, впереди него сидела женщина в ярком платье, двое мальчишек в трусиках стояли возле мачты, махали руками и что-то кричали на незнакомом языке.

«Это, наверное, семья островитян-полинезийцев», — подумал я тогда и оказался прав.

Когда до плота оставалось метров двадцать, рулевой подал команду, и мальчишки быстро опустили парус. Катамаран покачивался рядом с плотом. Я видел, что встреча со мной произвела на полинезийцев очень сильное впечатление. Мальчишки быстро заговорили оба разом, отчаянно жестикулируя, их слова заглушали степенную речь мужчины, но я понимал по его лицу, что он осуждает мой сумасбродный поступок, только женщина сочувственно улыбалась и покачивала из стороны в сторону головой.