Питер Бенчли - Девушка из Моря Кортеса Страница 14

Она оттолкнулась и поплыла вверх, таща за собой веревки и жалея, что у нее не было времени ухватить их побольше. Тогда у манта-рэя оставалось бы больше шансов выжить.

5

Солнце стояло еще высоко, когда Палома покинула свою подводную гору и начала грести в сторону дома. Она устала, проголодалась и замерзла. Но самое главное, она чувствовала себя очень одинокой.

Да, это противоречие было странным: чем лучше она проводила время у подводной горы, тем более одинокой чувствовала она себя, когда очередной визит завершался. И поскольку сегодняшний день был особо насыщен событиями, чувство одиночества было особенно острым.

Проблема заключалась не в том, что ей не с кем было разделить все красоты подводного царства, — нет, ей нравилось быть одной. Но ей не с кем было поделиться своим восторгом и впечатлениями от событий прошедшего дня, когда она возвращалась домой. У Паломы не было друзей, которые поняли бы, что она чувствует, не было и родных или двоюродных сестер, кому были бы интересны ее рассказы. На всем острове не найти человека, которому она могла бы поведать о существовании своей подводной горы или о том, что она делала, уплыв на целый день.

На острове не было других девушек ее возраста. Никто не знал почему, такова была прихоть природы. Среди островитян было много женщин значительно старше, которые имели своих детей, и не было недостатка в мальчиках и юношах. Но девушек не было. С того момента как Палома достаточно подросла и осознала, что это значит — быть одинокой, она жила в одиночестве. Конечно, у нее была мать, но с той можно было говорить далеко не обо всем, да и сама Миранда о многом слышать не хотела.

Палома начата грести сильнее, стараясь прогнать ощущение одиночества, стереть его при помощи простой физической нагрузки. Ну и, конечно, она старалась согреться, так как кожа у нее на руках и ногах покрылась пупырышками, а тонкие светлые волоски встопорщились.

Вода никогда не казалась ей холодной — она действительно была теплой, ее температура не опускалась ниже тридцати градусов, но все же была ниже, чем температура тела. Поэтому после многочасового пребывания под водой девушка теряла много тепла. Это было не опасно. «В этой воде можно прожить целую неделю, — бывало, говорил ей Хобим. И с улыбкой добавлял: — Если, конечно, ты не изжаришься на солнце и тебя не съедят». Однако ощущение холода было неприятным.

Конечно, она могла защититься от холода, да и от голода тоже, набрав вес. Жировой слой — хорошая теплоизоляция. Но Паломе не хотелось толстеть раньше времени. Это сделало бы ее медлительной, менее проворной и, что хуже всего, более похожей на остальных женщин Санта-Марии.

Для тех полнота была естественным спутником продвижения по жизненному пути. В детстве они — тоненькие и стройные; к двадцати годам набирают вес и становятся крепкими и сильными, на третьем десятке — приземистыми, коренастыми, потом — тучными и к сорока годам — совершенно необъятными. (Матери Паломы вот-вот должно было стукнуть сорок, и в течение последних нескольких лет она постепенно утратила былую фигуру, расплылась и погрузнела.) Те, кто доживал до шестидесяти — семидесяти лет, снова становились тощими, как гончие собаки.

Палома считала себя другой. Она надеялась, молилась и знала, что она — исключение. По крайней мере, такой ее видел отец.

Именно Хобим заставил ее ощутить себя не такой, как все, — он фактически провозгласил, что она будет иной. Когда Хо потерпел свою вторую неудачу под водой, это окончательно убедило Хобима в том, что его сын никогда не будет чувствовать себя в море, как дома. Тогда он начал обучать Палому и увидел, как быстро та сроднилась с морем. Хобим был убежден, что его дочь станет настоящим человеком моря, и как-то сказал Миранде, что Палому не следует принуждать идти по традиционному женскому пути, заточать ее в доме с кастрюлями и стиральной доской. Он каждый раз брал ее с собой и обучал тому, что он сам знал о море, а также тому, как обучаться новым вещам самой. Конечно, она время от времени помогала по дому, но как и когда — было предоставлено решать ей самой.

Миранда пыталась спорить. Однако Хобим был из тех мужчин, кто, однажды приняв какое-то важное решение, вновь и вновь убеждают самих себя в своей правоте, и спорить с ними — пустая трата времени. К тому же Миранда знала, как было важно для Хобима, чтобы кто-то из детей выходил вместе с ним в море.

Однако он не знал, а Миранда не осмеливалась сказать ему, что таким образом он навсегда забирает Палому у матери, забирает у нее те радость и утешение, которые должна давать дочь. Миранда была вынуждена проводить день за днем в одиночестве, что омрачало всю ее жизнь. А к моменту смерти отца Палома стала настолько независимой, что Миранда уже не могла ничего изменить, даже если бы попыталась. Палома не только получала удовольствие от своего образа жизни — теперь она чувствовала себя обязанной жить так, как учил ее отец. В жизни для нее не было ограничений. Возможно, ограничения и существовали, и со временем она с ними столкнется. Но не сейчас.

И все же Палома чувствовала свой долг перед матерью, и это было одной из причин, почему она вернулась домой до наступления вечера. Важно, чтобы люди на острове не подумали, что она считает себя выше того, чтобы участвовать в повседневных домашних делах.

«Одно дело, когда ты — просто молчунья, странная девушка, которая всегда держится особняком, — однажды сказал ей Виехо. — Люди скажут, что это издержки возраста, и не осудят. Но не надо пренебрегать правилами жизни. Этого никто не поймет. Такое поведение вызовет обиду, ненависть, ты наживешь себе врагов. А врагов в жизни и без того хватает».

Паломе совсем не нужны были враги. Поэтому время от времени она возвращалась домой вовремя, помогала матери развесить свежевыстиранное белье, приготовить обед или прибраться в доме. Ей было важно участвовать в домашней работе, но еще важнее — чтобы ее участие было замечено. Тогда остальные женщины начнут перешептываться, что Палома все-таки оказалась хорошей девушкой, что она сочувствует материнской потере и вполне может стать надежной опорой в старости. И тому подобное.

И Палома, и Миранда прекрасно знали, что это — всего лишь жест вежливости. Миранде совсем не нужна была помощь; напротив, ей часто казалось, что у нее недостаточно работы. Однако меньше всего ей хотелось навязчивого сочувствия со стороны островитян, и она ценила проницательность дочери.

Когда Палома причалила к берегу, Миранда и другие женщины были заняты стиркой. Рядом с причалом был выступ из плоских камней, выдававшийся в море. Женщины, которые собрались на нем, замачивали белье в воде, вбивали в него мыло при помощи камней и потом прополаскивали. Чистое белье укладывали в корзины и относили на холм, где его прополаскивали в пресной воде.