Константин Бадигин - Путь на Грумант Страница 15

Тут же стояла плавниковая изба, с мрачно темневшим дверным отверстием. Невдалеке виднелся сруб другой, заметно разрушенной избы. Алексей высек огонь и зажег сухую щепу, подняв ее к дверному брусу над входом.

Медленно разбирая славянскую вязь, он прочел. «Сия изба староверска», — и как-то нерешительно вошел в сени. За ним Шарапов. Из сеней в горницу двери были плотно закрыты. Удары по двери глухо отдались в темной избе.

— Ну-ка, ломай двери, — сказал Алексей.

Долго возились поморы, стараясь отбить толстые доски. Видимо, дверь была приперта чем-то изнутри. Стали осматривать окна. И окна были плотно закрыты. Когда удалось выбить одну ставню, из избы пахнуло затхлым холодным воздухом.

Химков первым влез в окно, осторожно нащупывая ногой полати. Степан передал ему горящий пук лучины и тем же путем забрался в избу.

— Кто-то лежит на лавке, — прошептал Шарапов. Они подошли ближе. При свете лучины на них глянуло черное лицо мертвеца. Друзья невольно отпрянули и перекрестились.

Кто был этот человек, умерший в одиночестве на безлюдном острове, далеко от родной земли?

— От зверей, видно, спасался, высказал догадку Шарапов, глядя на дверь, заваленную камнем.

Мореходы решили похоронить покойника, но копать яму в мерзлой каменистой почве было нечем, и они оставили его пока в избе, прикрыв окно. — Последним умер. Остальных схоронить успел, вишь, крестов сколько, — все еще шепотом говорил Степан, выйдя на волю и озираясь по сторонам.

Молча стояли поморы, стиснув в руках шапки. Наконец Алексей, пересилив себя, очнулся.

— Долго здесь тело человеческое не гниет, — думая о чем-то другом, сказал он. — Ведь сколько лет прошло…

Уходя из избы, они взяли закопченный медный котелок, нож и топор. Пищаль без зарядов и пороха была бесполезна, ее оставили на месте. На рукоятке ножа из пожелтевшей моржовой кости было вырезано неровными буквами имя владельца: «Иван Медведев».

Подумав, Алексей вспомнил:

— Слыхал, был такой. Крепкий старик, хороший промышленник. Не одну зимовку пережил, да здесь, вишь, и смерть свою нашел… Но избу эту не Медведев ставил, помнится, будто другой кормщик был…

Залив, у которого было расположено зимовье, Химков назвал Крестовым, так же как и высокий мыс, на котором они устанавливали крест. Берег напротив, покрытый ледниками, назвали Ледяным, а его западный скалистый мыс — Летним.

Переночевали в сенях и утром двинулись в обратный путь, твердо решив перебраться сюда.

— Приметил, Степан? Здешняя изба дверью прямо на берег выходит. И становище на полдень… Все как надо.

Перевалив Крестовый мыс, мореходы снова спускались к морю. Все громче и громче становился шум прибоя. Начинался шторм.

Пока они смотрели на широкую, ровную поверхность моря с горы, им трудно было представить, что едва различимые складки и тонкие белые барашки вблизи превратятся в грозные валы, с ревом опрокидывающиеся на берег.

— Смотри, Степан, кипит море у мыса, будто раскалили камень да в воду поставили!

— Ну-к что ж… правда, — невозмутимо ответил Шарапов.

Перебравшись по камням на самую оконечность мыса, на островок, выступивший в море, они залюбовались величественной картиной.

Море бросало на каменную громаду мыса горы воды. Вгрызаясь в берег, волны яростно били его камнями; шумно откатываясь, они уносили с собой новые обломки, отвоеванные у скал.

Море заглушало все остальные звуки, и чтобы сказать что-то Алексею, Шарапов тронул его за плечо.

— Чего ты?

— Ходуном под ногами наш остров ходит!

— Новый удар потряс островок и покрыл его тучей соленых брызг. Степан и не заметил, как ноги сами отнесли его подальше от грозно набухавшего вала, готового вот-вот обрушиться на берег.

— Пойдем, Алексей, на матеру! — в самое ухо ему крикнул Степан, поеживаясь не то от воды, попавшей за ворот, не то от ощущения смутного страха перед слепой силой стихии.

Мореходы стали осторожно перебираться на берег.

Дальнейший путь к своей избе они проделали без особых приключений и к концу пятого дня благополучно вернулись домой.

Встреча была радостная, у яркого, веселого огонька, после сытного ужина, путешественники с наслаждением закурили свои трубочки. Сберегая остаток табака, они разрешали себе это удовольствие только в особых случаях.

После путешествия Химков отдыхал всего один день. За этот день он успел привести в порядок свои путевые чертежи и раскаленным гвоздем подчернил линии, вырезанные на доске. Получилась довольно подробная карта юго-западного побережья острова.

Глава шестая

ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ

Сентябрь — лучшее время охоты на оленя. Нагуляв на летних пастбищах жир, животные покрылись пушистым зимним мехом. Нужно было серьезно подумать о заготовке мяса. Шкуры должны были пойти на изготовление постелей и обуви, для утепления избы. Долгая полярная ночь требовала немалого запаса жира для освещения жилья.

Промышленники решили истратить все оставшиеся заряды, чтобы добыть оленей.

Излюбленные животными места водопоя были уже известны зимовщикам. Ответственное поручение взял на себя Степан Шарапов.

Однажды в засаде, в ожидании зверя, Степан рассказывал увязавшемуся с ним Ване о повадках зверя.

— Олень страсть как сторожек, слышит и видит далеко. И нюх у него острый, и хитер он. Во время пастьбы морду всегда против ветра держит. И в пургу собьются в кучу, а головы против ветра обернут.

Рассказывая, охотник то и дело выглядывал из-за камня, где они прятались. Неожиданно он умолк, всмотрелся и подтолкнул Ваню:

— Гляди, стадо!

— Не вижу…

— А вон там, чернеется. — Да это кустики какие-то.

Шарапов засмеялся:

— Не кустики, а рога, олени в западинке, сейчас увидишь.

Действительно, на ягелевой тундре вскоре показалось небольшое стадо оленей, голов на тридцать. Они шли к ручью.

Шарапов, в накинутой на плечи оленьей шкуре, стал медленно подкрадываться к стаду, стараясь держаться против ветра. Приблизившись шагов на пятьдесят, он метким выстрелом в голову наповал убил животное.

К его удивлению, стадо и после выстрела продолжало спокойно пастись.

— Непуганый, видно, зверь здесь, не понимает погибели своей.

Шарапов сбросил маскировочную шкуру и, не остерегаясь, поднялся во весь рост. Олени заметили его, остановились, но не уходили.

Снова выстрел — упал еще олень. Только тогда стадо круто повернулось и ринулось прочь.

Едва дотащили охотники добычу к жилью.

Оленину нарезали кусками и по поморскому обычаю на вешалах — деревянных шестах — провялили на солнце и ветре. Часть мяса закоптили, а шкуры, очистив от жира, развесили просушить. На ночь мясо и шкуры убирали в сени, хороня от песцов и медведей.