Валентин Пронин - Завещание мессера Марко (сборник) Страница 15

Человек с саблей внимательно вглядывался в изможденное, бесстрастное лицо монаха. Красноватый свет гаснущих углей освещал его широко открытые черные глаза и крепко сжатые губы.

Молчание длилось слишком долго. Наконец Вэй тихо сказал:

– Не сомневайтесь, святой отец, все меры предосторожности соблюдены. Слуга нашего гостя остался с лошадьми неподалеку от берега. Чжао послал к нему своего помощника, а сам сторожит за дверью. Никто из жителей этих суденышек не обратил внимания на прибытие новых людей – вблизи оживленных предместий столицы подобное не редкость. Вы можете спокойно приступать к делу. Перед вами начальник тысячного отряда, благородный Чжан И.

– Я смущен и облагодетельствован тем, что лица столь высокого происхождения и звания обратились за советом к ничтожному монаху, действующему лишь по неисповедимой воле вечного неба, – заговорил Гао. – Эта весть донеслась «на спине карпа» за тысячи ли, и я проделал обратный этой вести путь с помощью своего ученика, преданного и смелого юноши Чэна.

– Святой отец Гао, я и мой друг – высокий начальник, главенствующий над ван-ки, не прельстились ханскими милостями и не забыли о пролитой крови, о жертвах и страданиях, постигших священную землю Хань. Мы не забыли о нашей попранной чести и готовы отомстить или отдать свои жизни. Наши солдаты с нами, но без поддержки людей разных сословий в городах и селениях мы будем сметены варварскими полчищами…

Чжан И крепко сжал рукоять сабли и взволнованно наклонился вперед. Остановив его спокойным жестом, монах медленно произнес:

– Мои мудрые наставники, постигшие многое в науке познания божественного, заповедали мне никогда не поддаваться суетному волнению, не гневаться и не испытывать страха. Доблестный Чжан И, вы и ваш благородный друг (не имею чести знать его славного имени) готовы пожертвовать жизнью ради неверного и кровавого призрака победы. Ваши души возвышенны и бесстрашны, но вы в смятении и не знаете, на что решиться…

– Поэтому мы вызвали вас, святой отец.

– Итак, если даже все китайские солдаты, состоящие на службе хана, вступят в бой с его войском, они будут сметены и уничтожены. Еще одна напрасная жертва, опять тысячи погибших героев… Сразу восстать на Хубилая опасно и бесполезно. Что же касается «министра-злодея» Ахмеда, о котором вы писали в письме…

– Не произносите это гнусное имя! – прошептал Чжан И. Он зажмурил глаза и схватился рукой за горло.

– Вы слишком взволнованны, – сказал монах укоризненно. – Правда, не зная ваших обстоятельств…

– О, отец Гао, – перебил его Чжан И, – в силах ли человек вынести позор, упавший на мою голову? Что вы знаете об этом бородатом демоне? Вы знаете, что он главный казначей, советник и любимец хана; что он терзает ханьцев подобно свирепому тигру-людоеду и задавил налогами всех – от ученого до ремесленника, землепашца и рыбака; что он собирает для себя столько же денег, сколько для самого Хубилая, а его корыстолюбивые чиновники издеваются над нашими святынями… Горе, причиненное им, необъятно, но так же необъятна ненависть, горящая в моем сердце!

Монах Гао покачал головой и сказал с горькой улыбкой:

– Ненависть отравляет душу человека, как яд – его тело. Очистите свое сердце, Чжан И. Помните, что мы стремимся покарать преступников и изгнать чужеземных завоевателей с родной земли во имя высшей справедливости, угодной небесным силам. Бешенство и разлитие желчи вряд ли помогут бороться с таким коварным и могучим врагом.

– Я открою вам свою боль, святой отец, и обнажу кровоточащую рану. Когда я был еще молод и служил в пограничном гарнизоне, Ахмед случайно увидел мою мать – а она была изящна и привлекательна – и приказал похитить ее. Мать не смогла перенести унижения, вскоре она заболела и отошла на запад, чтобы встретиться с отцом в стране Хаоли. Прошло время, я женился на красивой и скромной девушке благородного происхождения. Стиснув зубы, я старательно нес военную службу и добился повышения. Однажды, когда я был в карауле, мою жену насильно доставили к Ахмеду. Жена с трудом добралась домой и, оставив мне записку, выпила отвар ядовитых трав. – Чжан И опустил голову и глухим голосом продолжал: – Моя история может показаться нарочитой, но судьба наносит мне страшные удары, избрав орудием злую волю этого человека. Год назад мою четырнадцатилетнюю дочь постигла та же участь. Я написал жалобу в Верховный суд, но не получил ответа. Когда я вижу, как этого ненасытного, дурно пахнущего кабана несут в роскошном паланкине ко дворцу Хубилая, моя рука сама ищет рукоять меча. И только сознание, что я не успею добраться до него и смерть моя будет бессмысленна, – только эта мысль удерживает меня.

Чжан И умолк. Все сидели неподвижно, осторожно и тяжело дыша. Монах провел ладонью по своему изможденному, худому лицу и тихо сказал:

– Крепись и надейся, сын мой. Мне не пристало звать тебя на подвиг ради мести за твою великую обиду, но месть за великую обиду всего народа будет угодна небу.

Вэй и юноша зашевелились и кивнули головами. Чжан И выпрямился – истерзанный горем человек исчез, перед ними снова предстал суровый воин, готовый сражаться и умереть.

Глава третья

Великий государь государей Кублай-хан с виду вот каков: росту хорошего, не мал и не велик, среднего росту; толст в меру и сложен хорошо; лицом бел и, как роза, румян, глаза черные, славные, и нос хорош, как следует.

На рассвете звезда Цэнь клонилась к закату.

У зубчатых стен Ханбалыка рассеивалась белесая мгла. Караулы на башнях погасили сторожевые огни.

Широкие, прямые проспекты, проложенные от одних ворот до других, чтобы в случае нужды отряды конницы могли стремительно проскакать через весь город, ночью были пустынны. Только в середине просторной площади, около водяных часов, бодрствовала вооруженная стража.

За квадратом неподвижных каналов, среди мраморных и деревянных покоев, построенных на месте прежнего императорского дворца, дрожала предутренняя тишина – тишина покорности и ожидания.

В парке журчали фонтаны, окруженные осторожно высаженными камфарными деревьями, цветами шаоцяо и кустами роз. В озере, под склоненными до самой воды ветвями ив, плескались лебеди и утки редких пород. На дорожки выходили робкие газели, фазаны волочили длинные хвосты.