Игорь Никулин - Искатели приключений. Страница 16

Она плавала плохо, как и восемьдесят процентов женщин — собачьим стилем, взбивая ногами брызги. С горем пополам подплыв к Васильеву, обхватила его за шею. Порыв нежности обуял его, когда он коснулся ее обнаженного бедра. Подхватив на сильные руки, а Ира не отпускала его, вынес на косу и опустил на песок.

— Знаешь… — игриво сказала она, притягивая к груди его мокрую голову. — У меня еще ни с кем не было… на берегу Карибского моря.

— Не сомневаюсь, — тихо рассмеялся Васильев, — Кстати, у меня тоже.

— Иди ко мне, — прошептала она, впиваясь поцелуем в его холодные губы.

Завернувшись в покрывало, Максим вертелся на кровати. Где-то над ухом противно нудел комар или его местный кусачий собрат, доводя до белого каления своим противным писком. Вдобавок, развалясь на всей ширине матраса, богатырски храпел Мишка Колесников, спавший как убитый.

«Роскошный отель», хвалебно расписанный в подаренной Катунским путевке, на деле оказался дешевым придорожным мотелем, а трехзвездочный номер-люкс — крошечной комнаткой со столом, стулом, прикроватной тумбочкой с неисправным телевизором и единственной кроватью. Стены комнатушки были оклеены обтрепавшимися бумажными обоями, в которые въелся запах табака и кислятины, постельное белье последний раз меняли явно в минувшем столетии. Засиженное мухами окно, в которое бились ночные бабочки, выходило как раз на дорогу, где изредка с воем проносились большегрузы, а некоторые и вовсе сворачивали к заправке, не удосуживаясь заглушить двигатель. Тарахтение моторов, духота и липкий пот, который смыть (душ был сломан) негде, вонь бензина, приносимая ветром с заправочной станции, и пьяные голоса за тонкой перегородкой — вот и весь комфорт этого тараканника.

Макс вытянул руку из-под покрывала, достал с тумбочки наручные часы.

«Боже, четвертый час…»

За перегородкой взвизгнула и расхохоталась девица, ей вторил мужик, донесся звук смачного шлепка по заднице.

— Эй, вы, заткнитесь! — не выдержав, он вскочил и затарабанил кулаком по перегородке.

С потолка на подушку посыпалась ржавая труха. В соседней комнате на мгновение смолкли, потом уже оттуда пьяно заколотили, посылая его к далекой кубинской матери.

«Скоты!», — рухнул он на постель и накрылся подушкой, стараясь не отвлечься от назойливого комариного писка.

8

Набрав в ванную теплую воду, Борисов, кряхтя от удовольствия, забрался в нее и разнежился. В висках тупо ныло после вчерашнего застолья. Раззадорившись марочным вином, он после забрел в круглосуточный магазинчик и на те несколько песо, что поменял в гостиничном обменном пункте, купил плоскую бутылочку рома и баночное пиво. Ром ему не пришелся по вкусу, отдавал травой, а вот пиво было очень даже ничего…

С утра похмелье напомнило о себе. Контрастный душ, которым он обдался после ванны, настолько освежил его, что он почувствовал себя как огурчик. Надев шорты, Борисов в тапочках на босу ногу пошлепал в комнату. Пиво в холодильнике приятно настыло. Откупорил баночку, он уселся в кресло.

В дверь легонько постучали.

— Кого черт принес? — Борисов лениво поднялся и отпер замок.

В коридоре стояла горничная.

— Вас просили разбудить. Сказали, скоро будет машина.

— А кто просил?

— Господин из триста десятого номера.

Борисов кисло поблагодарил за радения и закрылся, поминая Саныча в душе недобрым словом. Морозов знал его как облупленного, все достоинства и недостатки. Знал и то, что после плотного ужина, приняв слегка на грудь, он не остановится на достигнутом и наверняка отправится за продолжением.

Звякнул телефонный аппарат.

— Встал я, Саныч, встал! — сорвав трубку, закричал он.

В трубке молчали, только доносилось чье-то сопение.

— Виктор Саныч, чего ты хотел? — уже сердясь, спросил Борисов и отхлебнул пиво.

На шутку Морозова было непохоже; прорезавшийся голос был до отвращения гнусавым, точно говорившему пережали прищепкой нос:

— Послушай, русский. Не советую вам долго гостить в Гаване.

— Кто это?! — насторожился Борисов.

— Не перебивай!.. Сразу после карнавала собирайте свои пожитки и убирайтесь из страны. Боже вас упаси соваться на острова…

— Представьтесь…

— Будьте благоразумны. Не поступайте опрометчиво. В противном случае за ваши жизни никто не даст раздавленного москита. Вы меня поняли?!

— Да пошел ты!..

И взбешенный Борисов швырнул трубку на рычажки.

В раздумье он прошелся по комнате, остановился против раскрытого окна.

«Что за чертовщина?! — усиленно соображал он. — Мы меньше суток как прилетели сюда и уже нажили себе врагов? Чушь! И потом, почему именно мы?… Стоп!.. Он заикнулся что-то насчет островов… Причем здесь это? Экспедиция…Кому мы можем помешать?.. Ума не приложу. Надо обо всем рассказать Санычу. Хотя… стоит ли? Из-за чьего-то дурацкого розыгрыша бросить задуманное?.. И все же, кто это был?»

В голове все смешалось.

Задребезжал звонок, так неожиданно, что у Борисова оборвалось сердце. В следующую секунду он уже снимал трубку.

— Послушайте!.. — на повышенной ноте заговорил было он.

— Кирилл, ты чего?

На противоположном конце провода обрисовался Морозов.

— Да так… — он не стал вдаваться в подробности.

— У тебя все нормально?

— Чего вы хотели, Виктор Саныч? — неожиданно вспылил Борисов.

— Никак не проспался еще, бедолага?! Ты на часы-то смотрел?.. Одевайся живее, вот-вот приедут.

Дрыхнущего Максима бесцеремонно растолкал Колесников. Подняв пудовую раскалывающуюся голову с подушки, взъерошенный, он еще сонным голосом простонал:

— Чего в такую рань?..

— Рань?! — хохотнул Михаил, успевший уже одеться и умыться на колонке. — Уже половина девятого!

Максим натянул на себя покрывало.

— Отстань, — падая лицом в подушку, пробормотал он.

— Ах, так?

Колесников ухватился за угол простыни и с силой дернул на себя. Макс съехал на край и с грохотом свалился на дощатый пол.

— Кончай издеваться… — замычал он.

Но Михаил не намеревался отступать от своего. Толкая приятеля в спину, погнал его на колонку, сам прокачал рычаг. Из стального носика мощным напором хлестанула струя. Нехотя, Максим умыл помятую от бессонной ночи физиономию и немного очухался.

Миша Колесников тоже выглядел не самым лучшим образом. Правая щека его распухла от комариных укусов, на подбородке проклюнулась колючая светлая щетина.

— Ну и ночка, — причесав мокрые волосы, передернулся Максим.

— А что?.. Я так устал, что сразу отрубился…

— Заметно!.. Храпаком своим за версту все живое глушил.

— Не ври-и, — засомневался Колесников.

— Вру?! Да в следующий раз я тебя самого с кровати сброшу. Когда падать надоест, храпеть перестанешь.

Беззлобно переругиваясь, они заперли комнату и направились в придорожную забегаловку. Час был еще ранний, посетителей, кроме них, в зале не наблюдалось. С отвращением проглотив подгоревшую яичницу, зажаренную на свином сале с пластиками ветчины, выпили по чашке кофе.

Хозяин мотеля, испитый, худущий, в нестиранной, запятнанной майке, открывавшей заросшую рыжим волосом костлявую грудь, дымил окурком сигары, демонстрируя гнилые выпирающие зубы.

— Скажи ему, чтобы в комнату без нас никто не лазил, — на пороге сказал Максу Колесников.

— Ты сдурел?! А уборщица? Жить в таком свинарнике?! Нет, я ни за что здесь не…

— Делай как я говорю, — прошипел ему напарник.

Хозяин просьбе не удивился — значит, людям есть, что скрывать, — и затребовал десять долларов.

— Да пошел он! — сопротивлялся Макс. — Нам что, деньги девать некуда?

— Плати! — незаметно ткнул кулаком в бок его приятель.

Владелец мотеля ждал с улыбкой, присущей людям, знающим нечто важное, и готовым хранить эту тайну и дальше, но за небольшое вознаграждение.

Чертыхнувшись, Макс отсчитал ему доллары, которые тут же перекочевали в его регистрационный журнал.

— Да, уважаемый, — вспомнил у стойки Максим. — Нам нужна тачка на прокат.

— Тачка?..

— Ну… то есть машина.

Хозяин хмыкнул, выпустил струю дыма ему в лицо, откинул стойку и, заперев шаткую дверь, обтянутую москитной сеткой, повел во двор. Возле заборчика, огораживающего хлев, откуда несло зловонием, стояла… «двадцать первая» Волга. Видок, у нее, впрочем, был не лучше, чем у хозяина. Кузов проржавел до лохмотьев и дыр, капот был помят в аварии и грубо выправлен молотком, так, что железо безобразно бугрилось, в салоне валялись тряпки, бутылочные пробки и окурки.

— Пятьдесят баксов, — без зазрения совести затребовал за развалюху предприимчивый мужичок.

Колесников, покуда Максим рассчитывался, обошел кругом машину, заглянул в салон.