Рафаэль Сабатини - Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь (сборник) Страница 16

В одно мгновение он расчистил для себя пространство и подался вперед, чтобы рассмотреть вновь прибывшего. От возбуждения он обливался потом.

– Господин Просперо! Господин Просперо!

– Что за шабаш у вас в «Мерканти»?

Громоподобный голос сменился жалобными стенаниями:

– Нынче других клиентов не сыскать. Вы вернулись в недобрый час, синьор. Но умоляю вас, идите за мной. Наверху есть комнаты. Мой дом целиком в вашем распоряжении. Это большая честь для меня. Идите за мной, синьор, идите.

Маркантонио повел его через длинный зал, расчищая дорогу угрозами и взмахами ручищ, словно отгоняя ими паразитов. Жестикулируя и гримасничая, кутилы дали им пройти, что вызвало новый приступ хохота. Благородный господин, издевались они, слишком знатен для подобной компании. Может, чума собьет с него спесь? Вот погодите, появятся у него бубоны, тогда-то он вспомнит, что он такой же смертный, как и ничтожнейший из людей. Чума всех уравняет. Да здравствует чума! Наконец Просперо выбрался из этой гнусной толпы и, ведомый служанкой со свечой, поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Маркантонио следовал за ним. Он вошел в хорошо обставленную, просторную, но невероятно жаркую и душную комнату, с плотно прикрытыми окнами.

Девушка зажгла на столе свечи в медных светильниках. Маркантонио, вытирая красное лицо, страдальчески посмотрел на Просперо.

– Спаси нас Бог! Тяжелые испытания свалились на нас.

– А Генуя под сенью смерти впадает в разврат! Что ж, это весьма логично.

– Сейчас все перевернулось с ног на голову, господин. Люди изменились.

– И превратились в свиней, как я понимаю.

– Простите их, господин. Они потеряли разум от ужаса. Они пытаются потопить страх в пьянстве и дебоше. Помоги нам Бог! Тяжелые настали времена, когда мессир Дориа привел сюда французов, чтобы править нами. Сколько дураков послушалось и поддержало его! А потом они прокляли все на свете и мечтают вернуться к временам, когда отец вашего благородия был здесь дожем. Господь да упокой его душу! – Маркантонио прервал себя. – А теперь – эта ужасная чума, посланная нам за наши грехи! Но вы приказывайте, ваше благородие! Чего желаете?

Нынче вечером он хотел только есть и спать. Завтра он отдаст дальнейшие указания.

Требуемое было немедленно предоставлено. Окна открыли настежь, чтобы впустить свежий воздух, несмотря на предрассудок, что так можно подхватить чуму. Ужин ему подали с извинениями за качество. В лучшие времена хозяин всегда гордился своей кухней. Постелили ему в соседней комнате.

Ефимии, девушке, светившей им, было приказано остаться на случай, если господину что-либо потребуется. Это была молодая черноволосая толстушка. Влажный алый рот улыбался, взгляд черных с поволокой глаз был призывен. Она чрезвычайно усердно стремилась угодить. Налив ему воды для умывания, она добавила туда уксус и уверила, что это хорошее средство от заразы. Ему нужно быть осторожнее, и она ему поможет. Тут она положила тлеющий уголь на медное блюдо и стала окуривать комнату ароматным дымом каких-то трав. О себе она сообщила, что не боится инфекции, так как носит амулет, освященный на гробе Иоанна Крестителя в церкви Святого мученика Лоренцо. И ни за какие сокровища не расстанется с ним. Но за исключением амулета его благородие может получить все, что ему угодно, из принадлежащего ей, уверила она, и призывная улыбка и томный взгляд бархатных глаз не оставили у него никакого сомнения относительно ее веры в силу талисмана. Она была совершенно убеждена, что даже распутство не ослабит его действия.

Она ждала Просперо у стола. На ужин ему был подан вареный козленок. Девушка сказала, что это самая безопасная еда, которую только можно предложить его благородию, и повторила извинения Маркантонио. Козленок на всякий случай был сварен с уксусом. В конце трапезы она заставила Просперо выпить еще вина и, без разрешения налив себе, показала ему пример. Она знала, что вино терпкое и кислое, но это даже лучше: чума не возьмет.

Осмелев, служанка решила продолжить знакомство и сказала, что он ей нравится.

– Ты очень добра, – пробормотал Просперо.

Еда подействовала на его усталое тело как бальзам. Всю прошедшую ночь он бодрствовал, весь сегодняшний день провел в седле. К тому же душевные переживания. Сначала – придушенный Ломеллино, теперь вот – чума в Генуе. Все это вымотало его. Голова его свесилась на грудь, и голос девушки, болтавшей о том, как она будет к нему добра, постепенно слабел, пока не затих совсем.

Он проснулся и почувствовал, что его шею обвивает чья-то рука, а к щеке льнет женская щечка.

Одним движением он вскочил на ноги и отбросил девушку прочь скорее инстинктивно, чем обдуманно. Окончательно он проснулся, когда увидел ее белое лицо и алую линию губ. Затем, опомнившись, рассмеялся:

– Это чума виновата, наверное.

– Чума? – В вопросе слышалась надежда. – Вы думали, я больна?

– Да уж ты точно чумная, девочка моя. Тебе надо носить другой амулет.

Ее черные и недавно столь призывные глаза наполнились ненавистью. Она ушла, с презрением пожав плечами. Просперо повалился на кушетку и тут же погрузился в сон без сновидений, не прерываемый даже звуками кутежа внизу, окончившегося лишь с наступлением нового дня.

Глава IX

Сад жизни

И вот благородный Просперо Адорно снова бежит, спасая свою жизнь.

Как он писал впоследствии, он очень остро переживал оскорбления, и именно ярость была чувством, толкнувшим его на побег. Он бежал не потому, что боялся умереть, а потому, что хотел жить. Очень тонкое различие.

Все произошло вечером следующего дня. И хотя он полностью осознавал тогда, чем это вызвано, однако только позднее понял, какую роль в его судьбе сыграл миг, когда он с пренебрежением отверг черноокую Ефимию, и как несколько презрительных слов определили ход всей его дальнейшей жизни.

Утро после прибытия в Геную он провел в бесполезном скитании от одного патрицианского дома к другому. Начал он с дома Спинолы, дружба с которым давала право обратиться к нему за помощью. Но дома оказались запертыми, не было никого, кроме сторожей. Все обитатели покинули свои жилища.

Чумной мор, теперь шедший на убыль, опустошил город; пустые улицы, редкие скользящие тени прохожих, заколоченные дома, на многих дверях красные кресты – знак того, что здесь больной. А однажды ему встретилась повозка, увешанная колокольчиками, звон которых возвещал о ее ужасном назначении.

И ему ничего не оставалось, как раскрыть свое инкогнито в банке Святого Георгия. В этом не имеющем себе равных заведении, почти единственном в своем роде в Европе, он нашел одного из управляющих, мессира Таддео дель Кампо, который оставался на своем посту, несмотря на чуму. Под долговую расписку Просперо получил пятьдесят дукатов – сумму вполне достаточную для утоления сиюминутных нужд и немедленного возвращения в Неаполь.

Пока они с мессиром дель Кампо были заняты делами, к «Мерканти» неожиданно подъехали три высоких всадника, по виду мошенники, в которых с первого взгляда была заметна военная выправка. Они потребовали провести их к Просперо. И не случайно: они напали на его след в Болонье, затем этот след привел их в Кьявари, и там в самой большой гостинице им сообщили о существовании почтовой связи с «Мерканти». Поэтому они и разыскали беглеца у «Мерканти».

Маркантонио не допускал и мысли, что синьор Просперо прибыл в город уже прошлой ночью, и только лишь впоследствии понял, с кем он имел дело. Всадники спешились, с хохотом заявили, что птичка попалась, и потребовали от хозяина тотчас отвести их к Просперо. Маркантонио попытался отделаться от них по-хорошему:

– Откуда мне знать, где он сейчас?

В ответ раздалась непристойная брань, так что, если у Маркантонио и были еще какие-то сомнения, теперь их не осталось.

– Хочешь сказать, что он снова сбежал?

– Именно так, – отвечал Маркантонио, и тогда Ефимия, неслышно подкравшись к нему, будто собираясь нашкодить, произнесла с сияющей улыбкой:

– Он вернется. Здесь его временное пристанище.

– Прячется здесь? Приезжает? Тем лучше.

Ухмылка исказила физиономию мошенницы, когда Маркантонио жестами показал, как он расправится с ней после.

– Может быть, вы войдете? В этом доме есть хорошее вино, – сказала Ефимия.

Бандиты так плотно занялись вином и девушкой, что не обращали на Маркантонио никакого внимания. Однако Ефимия не спускала глаз с хозяина таверны. Увидев, как он прокрался к двери, она поняла, что он собирается в район порта перехватить мессира Просперо Адорно и своевременно предупредить его.

Именно так Маркантонио и намеревался поступить. Ждать он не мог. Бросив быстрый взгляд на своих гостей, он вышел и быстро скользнул под своды банка Святого Георгия. Догнав Просперо, толкнул его в тень сводов и в нескольких словах рассказал о прибывших.