Хозяин острова Эйлин-Мор - Сергей Валерьевич Мельников Страница 16

Я огляделся. Каждый из охотников уже обездвижил свою жертву. В поднятой нами мути вверх проплыл Томми, прижимая к груди женщину в коричневом костюме. Передо мной возникло лицо Нэрна, перекошенное от злобы.

– Догони их! – прошипел он мне. – Если не сможешь забрать девчонку живой, притащи этого гада! Но не возвращайся с пустыми руками, слышишь?

Вокруг его головы в воде расплывалось черное облако крови, оно на глазах редело и таяло. Несмертельные раны на нас очень быстро затягиваются. Нэрн резким движением схватил за шею матроса, пытавшегося скинуть тяжелые ботинки, и поплыл прочь. Мне ничего не оставалось, кроме как устремиться за беглецами.

Вскоре я нагнал их. Совершенно неосязаемый их недоразвитыми органами чувств, я скользил в темной воде совсем рядом и медлил. Невинное дитя и храбрый юноша не заслужили участи быть съеденными заживо. Заслужил ли я недвижимым обрубком навечно упасть в яму к остальным ослушникам? Матрос добрался до мелководья и медленно, увязая в песке, побежал к берегу. Мысль о побеге пришла и мне в голову, но я тут же ее отбросил. За мое спасение сполна заплатят мои родные. Прыжком я настиг беднягу и оглушил одним ударом. Он рухнул в воду, девочка упала на дно, ушла с головой. Я поспешно поднял ее на ноги, пока она не захлебнулась, и легонько толкнул в спину.

– Беги! – шепнул я ей.

Но она не двигалась с места, лишь тряслась от страха. Время шло. Нэрн, чье недружелюбное внимание я ощущал постоянно, мог явиться проверить, как я пополняю запасы Хозяина. Мне показалось, что кожа горит от его злобного взгляда из толщи вод. С удивительной скоростью и ловкостью Нэрна это было вполне возможно. Тогда я повернул девочку к себе и угрожающе оскалился.

– Беги, или я тебя сожру! – прорычал я ей в лицо.

Она завизжала, упала на спину, вновь ушла под воду. Я коснулся ее лодыжки, и вот тут девочка, наконец, забилась. На карачках, быстро перебирая ногами и руками, выбралась на берег и скрылась в зарослях вереска. Я облегченно вздохнул: грех детоубийства не утяжелил мою и без того неподъемную ношу. Теперь я мог только уповать на Господа, что мокрый, перепуганный ребенок найдет человеческое жилье раньше, чем замерзнет насмерть.

Сзади пришел в себя матрос. Он закашлялся, сплевывая морскую воду, и, шатаясь, встал на колени. Вода заливала лицо, он руками смахивал ее и все никак не мог проморгаться. Я скользнул ему за спину и обхватил поперек туловища, крепко прижимая руки к телу. Парень попытался ударить меня затылком, но промахнулся. Он был силен, с каменными мышцами, но сопротивляться моей противоестественной природе обычный человек не мог. Я сдавил грудь, он забился и, придушенный, ослаб. Голова склонилась к плечу, открывая шею. Мои клыки пронзили кожу, и яд лишил жертву воли.

– Мне жаль… – шепнул я с горечью.

Удерживая голову матроса над водой, я потащил его в логово Хозяина. Я знал, что сейчас чувствует этот смельчак, потому что точно так же меня уносил когда-то Томми Маршалл, мой проклятый друг. Я не ощущал своего тела, не мог пошевелить ни одним членом, густой туман клубился надо мной, и только вода, иногда заливавшая глаза, говорила о том, что мы плывем, а не висим на одном месте. Я мог стать очередной жертвой Хозяина и, отмучившись в его клыках, предстать перед Господом, но превратился в заготовщика живого мяса для подводного чудовища. Кто в этом виноват, я знал, но счет ему уже не предъявить. Чертов сассенах[6], убивший одного из охотников! Бедный Дукат, съеденный заживо…

Мы миновали место крушения. Верхом на киле перевернутой шлюпки сидел спасшийся матрос, совсем мальчишка, мокрый, продрогший, совершенно обезумевший. Рядом на волнах качалась лодка спасателей, и моряки уговаривали его перелезть к ним, но он вытаращенными глазами обшаривал темную воду вокруг и еще крепче вцеплялся руками в дерево. С «Энсона» спустили шлюпку с новой поисковой экспедицией, но я знал, что больше выживших они не найдут.

Я проскользнул мимо, одной рукой придерживая над водой лицо своей добычи.

Когда я бросил матроса в грот, меня окрикнул Нэрн: «Тащи беглеца сразу в пещеру к Хозяину, он голоден!»

Единственный храбрец, который не дрогнул перед морскими монстрами, вступил в бой, безнадежный, но не бесполезный, самоотверженно спас ребенка, – теперь должен погибнуть в пасти ненасытного чудовища, коему я служу… Где справедливость? Ее так мало в Божьем мире, откуда взяться ей тут? Мне представилось, что моя судьба – весы, где черные и белые камни моих поступков находятся в равновесии, и я стою перед ними с огромным черным камнем в руке. Я растерянно огляделся. Наши пленники, все еще парализованные, лежали, безразлично разглядывая каменный свод. Я в отчаянии вглядывался в их лица, искал следы пороков, которые хоть как-то оправдают мой выбор, но взгляд у всех был чист и безмятежен, как у детей. Нет муки страшнее, чем мука судьи поневоле, который должен решить, кого из невиновных отправить на казнь. Тогда я поднял на руки ближайшего ко мне матроса – крепкого малого с пышными усами, и, шепча про себя жалкие оправдания, понес его в пещеру. Я зажимал его рот рукой и думал, что приложу все усилия, чтобы вызволить храброго матроса из пещеры – такой достойный юноша не должен погибнуть.

В пещере Хозяина я положил жертву на каменный пол. Вокруг было пусто. Воздушный грот был тесен. Капала вода с потолка и чуть брезжил отраженным светом проход в стене, слишком маленький для тридцатифутового великана. Любопытство пересилило страх. Я шагнул к дальней стене и осторожно выглянул из-за края. Вдаль и вверх, на поверхность скалистого острова чуть южнее проклятого Эйлин-Мора, уходил тускло освещенный лаз, заваленный человеческими костями. Свежий воздух размыл тленный запах плоти ароматами росистой травы и гниющих водорослей.

Слабое движение воздуха коснулось спины, и я отпрянул. Вода пошла волнами, заплескалась о каменный край. Я бесшумно проскользнул к матросу. Бедняга начал приходить в себя – он приподнялся и, подслеповато щурясь, вглядывался в темноту. Вода у берега вспучилась, показалась макушка Хозяина, заструилась вода по его космам. Матрос всхлипнул и забормотал:

– Нет-нет-нет.

Он попытался встать, но ни руки, ни ноги его не держали. Мое сердце разрывалось от жалости, но все, что я мог, – это