Алексей Новиков-Прибой - Соленая купель Страница 18

Вызванный к столу, Карнер отчеканил свой урок без запинки. А потом, как обычно, начал расспрашивать своего наставника о сомнительных местах священного писания. Речь шла о предопределении. Он привел текст из Нового завета, где говорится, что судьба Иуды была предрешена еще задолго до его рождения.

— В таком случае, чем был виноват Иуда?

Весь класс насторожился.

Отец Рафаил налился кровью и злобно зарычал:

— Пошел вон из класса, поганый еретик! Ты мне надоел!

Карнера взорвало. В тот момент, когда наставник нагнулся, чтобы поставить отрицательную отметку в книге, он схватил его за бороду. Как это случилось — трудно теперь рассказать. Точно не он, а кто-то другой выкинул за него такую дерзость. Ярко запечатлелось лишь одно: под шум и суматоху он выскочил из гимназии с такой быстротой, словно вылетел на крыльях. Ничего было и думать о возвращении домой. До ночи он ходил в поле и в роще, как помешанный. Он раскаивался, плакал и опять бесновался. Потом вернулся в город и пробрался в порт. Его давно манило море. У стенки стоял норвежский пароход с такой низкой осадкой, что ничего не стоило бы прямо с набережной забраться на его борт. Но по верхней палубе прохаживался вахтенный матрос. Только около полуночи, когда вахтенный вошел в уборную, Карнер забрался на пароход и на цыпочках скрылся под полуют. Там стояли какие-то бочки, ведра. В одном углу он нащупал брезенты. Он завернулся в брезент и твердо решил: либо умрет с голоду, если пароход долго простоит в гавани, либо будет в море. На следующий день, к величайшей радости беглеца, пароход тронулся в путь. Еще одна ночь прошла. А утром Карнер, терзаемый голодом, вышел на палубу. Кругом было только море да небо. Ликующим восторгом наполнилось юное сердце. Карнера заметили и повели к капитану. Тот шумливо ругался, а юноша молчал, радостно улыбаясь. В море не выбросишь человека за борт — так он и заделался матросом.

— С тех пор прошло более двадцати лет. Да, товарищ Лутатини, более двадцати лет, — закончил Карнер и угрюмо замолчал.

Лутатини нервно теребил свою черную бородку.

— Переписывались вы со своими родителями?

— Нет, вернее, почти нет. Только матери раза два писал. Просил ее не тревожиться за меня. Мать я очень любил.

— Допустим, что ваш протоиерей поступил с вами нехорошо, — задумчиво заговорил Лутатини, — но почему же вы питаете такую непримиримую ненависть ко всему духовенству всех религий?

Карнер встрепенулся, глаза стали колючими.

— Все одинаковы. Все торгуют именем божьим и спекулируют святыней. Вас нужно презирать уже за одно то, что вы оправдываете несуразный порядок жизни: кому — вожжи и бич в руки, а кому — хомут на шею.

Поднявшись, он быстро направился к машинному кожуху.

X

Капитан Кент имел в своем распоряжении просторный салон, а для всех остальных офицеров было отведено под кают-компанию небольшое помещение, расположенное с правого борта, против камбуза. Здесь столовались семь человек: три штурмана, три механика и радиотелеграфист. Здесь же и проводили свободное время за шахматной игрой или просто в беседах. Прислуживал им поваренок Луиджи, жадно прислушиваясь к их разговорам. А говорили они о войне, обсуждали депеши, получаемые судном по радиоаппарату. Иногда спорили по поводу того, на чьей стороне из воюющих государств останется победа. Яростнее всех спорил радист Викмонд, доказывая, что Германия будет разбита.

Так именно и следует с нею поступить! — выкрикивал он, сверкая глазами. — Это самая воинственная и самая империалистическая страна. Что будет с человечеством, если Германия выиграет войну? Она покорит Европу, но не остановится на этом. К ней перейдут колонии, принадлежащие Англии, Франции, Италии. А это значит, что в ее владениях окажется большая часть земного шара. А потом она занесет свой вооруженный кулак и над Америкой…

Его поддерживал в спорах второй штурман Капуан, крупный человек, с резкими чертами лица, украшенного пышными темно-русыми усами. Он воинственно сжимал волосатые кулаки, как будто сейчас же намеревался вступить в сражение со своим противником.

— Если бы только Аргентина объявила войну Германии, я бы добровольцем записался в армию.

Против Германии также были настроены второй и третий механики.

Им всем бесстрастно возражал первый штурман Сайменс:

— А разве Англия менее империалистическая страна? Она в своих объятиях — милых и ласковых, как щупальца спрута, — держит Канаду, большинство колоний в Африке, Индию с народонаселением в триста миллионов, Австралию и Новую Зелландию. Она захватила Гибралтар, Суэцкий канал, Баб-эль-Мандебский пролив. Все морские угольные станции, все лучшие стоянки для судов находятся также в ее распоряжении. А ее военно-морской бюджет — разве он ниже, чем в Германии? Тут — математика.

Грузный и неподвижный чиф держался нейтралитета. Он любил выпить и хорошо закусить. Для него ничего не стоило согласиться с любым мнением, лишь бы только ни с кем не спорить. Но иногда он удивлял собеседников своими взглядами на войну:

— Я не понимаю, зачем это люди дерутся? Идут друг против друга целыми нациями. Глупейшая скотина — и та не прибегает к такому способу разрешать недоразумения. Мы можем наблюдать среди них лишь в отдельных случаях драку. Но ни я и никто из вас не видел, чтобы целое стадо свиней, баранов, быков пошло против другого однородного стада. Нет этого даже и среди диких животных. Если и бывает схватка одиночек, то больше всего из-за обладания самкой. А культурное человечество, достигшее таких высот умственного развития, кажется, помешалось на кровопролитии. В чем суть дела?

Сайменс одобрительно похлопывал его по плечу.

— Это очень интересно, сеньор Сотильо. Продолжайте дальше.

Чиф сам же отвечал на поставленный им вопрос:

— Все это, мне кажется, происходит оттого, что среди животных нет ни царей, ни королей, ни парламентов. Заведи они у себя правительства и высокие учреждения, так сейчас же и у них начнется всеобщая потасовка. Хорошим примером тому могут служить муравьи. В каждой муравьиной кучке, которая представляет собою отдельное государство, есть царица. Этого достаточно, чтобы они повторяли ту же глупость, какую проделывает теперь человечество. У них так же государство сражается с другим государством, так же убивают своих противников. Сходство с человечеством идет еще дальше, муравьиное государство своих пленников превращает в рабов…

Однажды старший штурман спросил:

— Откуда это у вас, сеньор Сотильо, такие анархические взгляды?