Виктор Устьянцев - Океан не спит Страница 18

И тут же понял, что вопрос неуместен. Кравчук ничего не делал по своим убеждениям, у него их просто не было, кроме одного: делай, что велят. Если завтра ему велят делать совершенно противоположное тому, что он делал сегодня, он безоговорочно согласится, не вдаваясь ни в какие рассуждения, заботясь лишь об одном: как бы самому не пострадать при этом. Он относился к породе людей, которые никогда не порываются что-либо большое совершить, а заботятся лишь о том, чтобы не совершить ошибки.

11

Сойдя на берег, Николай сразу же из гавани позвонил Юле. Но к телефону никто не подошел, и он решил, что ошибся номером. Позвонил снова, и опять ему не ответили. «Где она может быть? — думал он. — Скорее всего, у Чубаровой». Но он не знал телефона Чубаровой.

У контрольно-пропускного пункта его нагнал газик.

— Садитесь, подвезу, — пригласил начальник политотдела, открывая дверцу.

В комнате было холодно — топить еще не начали. На полу и на столе лежала пыль. Он снова позвонил Юле, но ее еще не было. Скоро одиннадцать. «Может, лечь спать?» Но он знал, что не уснет. Все эти дни ему очень не хватало Юли. Он окончательно понял, что любит ее, и уже не боялся, а ждал встречи с ней. Он каждый день думал о том, как они встретятся, что он скажет, что ответит она. Он скажет: «Я вернулся. Если хочешь, я сейчас же приеду к тебе».

Он ни разу не подумал о том, что ее может не быть дома. И сейчас ему стало почему-то обидно. Но он тут же постарался подавить эту обиду. «В конце концов, она не знала, что я приду именно сегодня. А сидеть одной ей тоже, наверное, тяжело. Скорее всего, она у Чубаровой, кажется, сегодня спектакля нет».

Он позвонил в справочное, и ему дали телефон Чубаровой. Но позвонить ей не успел: в дверь постучали. Вошел Хватов.

— Привет, старина! Вернулся? Увидел у тебя свет, дай, думаю, зайду. Не помешал?

— Нет, садись. Впрочем, погоди, тут пыльно. Сейчас я смахну, где-то была тряпка. А ты откуда так поздно?

— С вокзала. Жену отправил в Москву, к матери. Старуха что-то совсем занедужила. Думаю взять ее сюда. Между прочим, ты ужинал? Пойдем ко мне, рыбным пирогом угощу, наверное, еще горячий. И потолкуем.

— Спасибо, но я что-то устал. Не обижайся, но давай лучше в другой раз.

— Вот балда! — Хватов хлопнул себя по лбу. — И как я сразу не сообразил? Юля-то сегодня «свежая голова». Иди, она еще в редакции. Хотя пойдем вместе, нам по пути.

Пока они шли до редакции, Хватов рассказал об откликах на статьи, о жалобе Коротаева.

— Возможно, тебя ожидают неприятности.

— Волков бояться — в лес не ходить. Знай:

Если ты пошел в газетчики,Навсегда забудь о покое,Мы за все на земле ответчики —За хорошее и за плохое.

— Ты убежден, что прав?

— Я убежден, что прав Савин.

— Ох и жизнь пошла! Ни одного спокойного дня.

— Жизнь, как океан. А океан никогда не бывает спокойным. Даже тогда, когда поверхность его зеркально гладкая, в глубине происходит движение. И движение это не остановишь.

— Да, океан не спит, — задумчиво сказал Хватов. И, помолчав, вдруг заговорил горячо и взволнованно — Знаешь, Коля, я тебе завидую. Есть в тебе что-то такое… ну, решимость, что ли. В каждом из нас где-то в глубине происходит движение мысли, чувств. Один это держит в себе, у другого все выплескивается наружу. У одного это движение идет медленнее, у другого быстрее. Вот у меня — медленно. Я еще начинаю о чем-то думать, а ты уже сделаешь. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Не совсем.

— Вот и сейчас, видно, не могу я точно выразить мысль. Я хочу понять, чем ты сильнее меня. Ну, сообразительнее, подвижнее. Может, талант человека в том и есть, что он все делает быстрее, чем другие. Вот ты, наверное, талант, а я — нет.

— Брось ты эту панихиду.

— Нет, я серьезно. Понимаешь, я не всегда чувствую, правильно ли я поступаю.

— Сегодня один офицер, по-моему, очень точно сказал: «Человек становится зрелым тогда, когда начинает понимать необходимость своей работы». Вот ты тут меня превозносишь, а я только сейчас начинаю понимать, что мне делать. Ты думаешь, меня никогда не терзают сомнения? Иногда и чувствуешь, что делаешь что-то не то, а вот понять, что именно нужно, не можешь…

Дочитав полосу, Юля понесла ее на первый этаж, в печатный цех. Она легко бежала по ступенькам, хотя на лестнице было темно. В типографии часто перегорали лампочки, и их почему-то всегда вывертывали именно на лестнице. Столкнувшись на площадке второго этажа с Николаем, Юля вскрикнула:

— Ой, кто тут?

Николай молча обнял ее, но, получив сильный толчок в грудь, отлетел к стене.

— Нокдаун, — сказал он, поправляя фуражку.

— Коля? Вернулся?

— Как видишь.

— В том-то и дело, что не вижу. Только слышу.

— Тогда иди ближе. Но больше не бей.

— Больно?

— Ничего, пройдет, — сказал Николай, притягивая ее к себе.

Он целовал ее в губы, в глаза, в щеки, забыв сразу обо всем на свете, слыша только стук собственного сердца да шелест смятой полосы.

— Пусти, — тихо попросила Юля. И когда он ее отпустил, добавила, словно извиняясь: — Вот видишь, как нам не везет: я сегодня «свежая голова». Если бы я знала, что ты вернешься именно сегодня, с кем-нибудь поменялась бы.

— Какое это имеет значение?

— Я больше не смогу читать. Еще две полосы осталось.

— Подожди, — сказал он и побежал вниз.

— Куда ты? — спросила Юля, но он ничего не ответил. Хлопнула входная дверь. Юля недоуменно пожала плечами и пошла в печатный цех. Она поняла все только тогда, когда вернулась в комнату дежурного и увидела Хватова. Он уже читал оттиск первой полосы. Николай подал ей пальто.

— Где он вас откопал? — спросила она у Хватова.

— Ладно, топайте и не мешайте читать, — сказал Хватов, сделав сердитое лицо. Но тут же улыбнулся и спросил: — На свадьбу-то хоть позовете? Все-таки сослуживец.

— Ну, раз сослуживец, так и быть, позовем, — сказал Николай. — Смотри, читай внимательно, чтобы ошибок не было.

На улице во всю гулял ветер. Он нес с моря мелкие брызги дождя, запах рыбы и водорослей. Юля зябко поежилась.

— Замерзла?

— Нет. Это нервное.

— Все еще боишься?

— Не знаю. Пойдем сначала к морю?

Они долго стояли у моря, слушая его глухое ворчание.

— Не спит, — сказал Николай. Он сказал это ласково, как о ком-то живом и близком. И Юля поняла, что ей суждено делить с морем многое.

— Вы оба сильные, — тихо произнесла она.

И Николай догадался, о ком она говорит.