Майкл Роэн - Преследуя восход Страница 18

— Ремендадо, — хрипло прошептал Джип. — Дневной дежурный, я должен был сменить его десять минут назад…

Я отступил в страхе, меня затошнило. Под моей ногой что-то звякнуло. Джип поднял глаза — и вдруг с криком отскочил, а в это время в луче света что-то сверкнуло, и лезвие со свистом разрезало воздух как раз в том месте, где он только что стоял. Джип исчез в тенях, которые вдруг ожили. Всюду замелькали какие-то силуэты. Чьи-то руки попытались схватить меня, но только скользнули по телу, отбросив меня назад и ударив о ворота. Это меня спасло, ибо прямо перед моим лицом блеснул клинок.

Я нырнул и инстинктивно схватил саблю, о которую только что споткнулся… Схватил совершенно непреднамеренно. Я вообще ни о чем не думал. Наверное, я закричал, ибо других голосов слышно не было. Но вот что действительно я сделал, так это бросился в сторону, к полоске света, пробивавшейся из-под ворот, — и за ворота, захлопнув створки за мгновение до того, как на нее навалились чьи-то тяжелые тела. А потом я кинулся прочь…

Я бросился со всех ног. Это не была слепая паника, если она вообще бывает; нет, я прекрасно знал, что делаю: это было эгоистичное и трусливое бегство. Я бежал не за помощью — ничего подобного, я просто дал деру. Эти руки, хватавшие меня в темноте, они напрочь лишили меня самообладания и обнажили животные инстинкты. Я бежал, чтобы спасти себя. И в силу какой-то безумной превратности я помчался в неверном направлении, прочь от машины, в сторону прятавшихся в тени доков и лежавшего за ними ночного моря.

На бегу я услышал, как ворота распахнулись. Я оглянулся, и потом мне уже было не до того, чтобы мешкать. Три фигуры, огромные и долговязые, громко стуча сапогами, выскочили на слабо освещенную улицу. Их длиннополые кафтаны развевались; мгновение спустя они бросились за мной. И в руке у каждого сверкал не просто нож, но громадная сабля с широким лезвием, отбрасывавшим тусклые блики.

Вот тут-то я уж точно завопил и помчался еще скорее. Но мне казалось, тени отступают, отказываясь меня прятать, а преследователи на своих длинных ногах неумолимо приближаются. Я повернул направо только потому, что надо было куда-то повернуть, и оказался на узкой улочке, которая выходила к морю. Я выскочил на причал. Но то, что я увидел, заставило меня остановиться и замереть в изумлении. В это мгновение я совершенно забыл о преследователях.

Вода была видна только благодаря освещавшему ее звездному свету — слегка рябившее зеркало из черного стекла. Но то, что отражалось в нем, и приковало меня к месту: паутина черных линий, гуща лишенных листьев стволов. В полном изумлении, забыв про все на свете, я поднял глаза, уже зная, что увижу.

Я знал и все-таки был к этому совершенно не готов. Это был лес — лес высоких мачт и переплетенного такелажа, рассекавший ночь. Лес этот простирался во все стороны, насколько хватало глаз, четко выделяясь на фоне неба. Старый порт, который я видел пустым и заброшенным всего несколько часов назад, теперь оказался буквально забит огромными трехмачтовыми кораблями. Их было так много, и борта их были так высоки, что почти закрывали море и небо. Я столкнулся с чудом, оно было выше моего понимания, я словно заглянул в бесконечность. Словно ветер, дувший с моря, она обдала меня холодом, показала, как ничтожен я сам и все мои тревоги. Я слишком хорошо понимал, что все это отнюдь не иллюзия; если кто и был здесь нереальным, так это я сам. Там, где могло произойти такое, страх казался неуместным.

Во всяком случае до той секунды, когда топот башмаков стал чересчур громким, чтобы можно было игнорировать, и пока я не услышал пыхтения моих преследователей. Тогда, в ужасе от собственной глупости, я повернулся, чтобы снова бежать. Но было поздно. Кто-то ухватил меня за рукав. Я споткнулся, развернулся и повалился навзничь. Тяжелые башмаки больно придавили мне руки. Беспомощный, едва переводя дыхание, я ловил воздух ртом. Вытянутые физиономии преследователей склонились надо мной, безмолвные, бесстрастные, свинцово-серые в неясном свете. Блеснул клинок — широкая абордажная сабля, показавшаяся мне ржавой, зазубренной и не очень острой. Клинок лениво покачивался взад-вперед перед моими глазами, так близко, что задевал ресницы, затем стал подниматься, очевидно, для завершающего удара. Во мне снова проснулся инстинкт. Отчаянно, со всхлипом, я набрал воздуха в легкие и изо всех сил позвал на помощь.

Клинок почему-то не опустился. Я почувствовал, как напряглись придавившие меня к земле ноги. На нас упал луч пронзительно желтого света. Кто-то отозвался на мой крик, со стороны моря прозвучал резкий голос — чистый и вызывающий. Глухо, как угрожающий гонг, застучали чьи-то башмаки по дереву. Я изловчился повернуть голову и заморгал. По спущенному трапу одного из стоявших поблизости судов сбегала фигура, высокая и гибкая. Широкие плечи заливала растрепанная грива волос, сиявших золотом в свете палубного фонаря.

— Ну что, щенки? — снова прозвучал голос, жизнерадостный и дерзкий. — Что-то вы сегодня слишком растявкались! А ну, оставьте его — и брысь в конуру! Или кнута захотели? Я не желаю, чтобы какие-то шавки шлялись у этого причала!

Одеревеневший, в полуобморочном состоянии, я все-таки услышал в этом голосе что-то необычное, и дело было не только в легком акценте. Но тут впервые заговорил один из моих преследователей, и я поразился — невозможно было представить себе голоса более странного, чем у него. Он походил на бульканье, рычание, скрип шагов по морозному гравию, от его звуков в моих жилах стыла кровь — это был ужасающий, совершенно нечеловеческий голос:

— Тебе жаль для волков честно заработанного ими мяса? Проваливай в свою нору, сука, и не суйся куда не след!

Сука?

Ответом был звонкий беспечный смех. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я уставился на вновь прибывшего. Поверх облегающей черной куртки и бриджей — костюма, весьма похожего на одежду Джипа, на нем был пояс из золотых пластинок, с которого свисал длинный меч. Но хотя одежда плотно облегала тело, мне потребовалось время, чтобы сообразить, что это женщина, причем женщина весьма привлекательной наружности. Когда она взглянула на меня, ее лицо затуманил гнев, и гнев прозвучал в ее голосе:

— Стало быть, теперь вы кидаетесь и на чужих, да? Прочь отсюда, убирайтесь на свой «Сарацин», не то я хорошенько разукрашу ваши шкуры! Не годится это мясо для щенков!

Их хохот прозвучал жутковато:

— Что ж, давай, лисица! Иди и отними его у нас!

Еще до того как отзвучали эти слова, она выхватила меч и бросилась на них. Ответная реакция была по-звериному быстрой: они зарычали, встали в боевую позицию — и я был тотчас забыт.