Карл Май - Робер Сюркуф Страница 19

Несколько дней спустя дядюшка Кардитон был немало удивлен, увидев перед своей гостиницей карету, из которой вылез адъютант императора. Тот наказал хозяину передать Сюркуфу, что его величество соблаговолил назначить ему аудиенцию завтра в полдень.

На другой день Сюркуфа приняли в том же самом кабинете, где Наполеон, будучи еще консулом, принимал Роберта Фултона.

— Капитан, я позаботился о вашем деле. Спорную сумму вам выплатят, как только вы пожелаете, — сказал Наполеон и остановился, явно ожидая, что в ответ польется поток благодарностей.

Однако моряк не был обучен политесу.

— Благодарю, сир! — просто ответил он. — Но французский суд столь справедлив, что вашему величеству, право, не следовало обременять себя еще и моими заботами.

— Не понимаю вас, — резко бросил император. — Благодаря мне ваше дело решилось быстрее, чем оно прошло бы через суд, хотя результат, конечно, был бы тем же самым. Равным образом дело обстоит и с фрегатом, стоимость которого уже подсчитали. Возьмите этот бумажник. В нем сумма, которую вы требовали.

Наполеон взял со стола бумажник и протянул его Сюркуфу. Тот принял его с поклоном и учтиво сказал:

— Еще раз благодарю ваше величество. Теперь я могу вернуться к исполнению своего долга.

— Вы хотите покинуть Францию, когда все гавани блокированы и ни один корабль не может выйти в море?

— Сир, — улыбнулся Сюркуф, — я пришел сюда, несмотря на блокаду, и снова уйду в море, когда будет нужно.

— Прекрасно! Есть ли у вас желание, которое я мог бы исполнить?

— Целых два, ваше величество. Первое касается моего лейтенанта Берта Эрвийяра. Он — сотоварищ всех моих побед и вполне созрел для самостоятельного командования кораблем.

— Он получит фрегат, который вы вместе с ним захватили у англичан. А ваша вторая просьба?

— Вторая просьба касается моего парусного мастера. Он — немец, но весьма поспособствовал мне в захвате «Орла». С тех пор он оказал Франции немало услуг: на каждом вражеском корабле, который я брал, первым был он. Он спит и видит родину и просил меня ходатайствовать перед вашим величеством о вашем высочайшем заступничестве.

— Капитан, я не распоряжаюсь на родине этого человека, но, несомненно, он должен иметь возможность вернуться туда. О его желании я поставлю в известность кого следует. Но при этом ему и самому нужно написать прошение своим властям, и я убежден, что отказа он не получит.

— Милость вашего величества безгранична! Сердечно благодарю вас!

— А для себя вы ничего не хотите?

— Сир, дайте нашему отечеству мир, в котором оно так нуждается.

— Вы ничего не просите для себя, для отечества же — больше, чем я способен дать. Однако я не ошибся в вас. Дайте мне один совет, как тогда, под Тулоном.

— Я не мастер давать советы императору. С гражданином полковником Бонапартом я мог бы говорить безо всяких околичностей, но сегодня я могу только напомнить о причинах, которые удерживают меня от вступления в военный флот, и оставаться приватиром.

— Я без гнева приму любые ваши суждения, Сюркуф. Вы знаете о том, что у меня есть намерения высадиться в Англии?

— Я знаю, что вы собираете войска в Булони, но так же хорошо знаю и то, что в Англию эти войска не войдут. И мое утверждение основано на серьезных доводах. Где французские моряки, способные открыть нам путь в Англию, отогнав врагов от наших блокированных гаваней и пустив на дно их эскадры? Где корабли, необходимые для этого? Нужны долгие мирные годы, чтобы французский флот залечил нанесенные ему раны… Сир, почему вы пренебрегли Робертом Фултоном? Я не прорицатель, но утверждаю, что в ближайшие годы пар погонит по всем морям гигантские корабли. И тогда вы будете сожалеть, что упустили возможность стать самым могущественным монархом.

— Ах, этот Фултон! Он — мечтатель, и его мечтания, видимо, настолько завораживают, что вскружили голову даже вам.

— Ваше величество, вы настояли, чтобы я говорил, и могли убедиться, что я не говорю того, в чем сам не уверен до конца. Я простой здравомыслящий моряк, а не царедворец. И если уж фантазировать, то мне хотелось бы представить, что я говорю всего лишь с гражданином полковником Бонапартом…

Истек уже добрый час, и дядюшка Кардитон каждую минуту поглядывал на дверь, боясь пропустить появление капитана. Но когда Сюркуф наконец вернулся, лицо у него было озабоченное. Он дружески кивнул дядюшке Кардитону и, не говоря ни слова, поднялся в свой номер. И сразу же в дверь к нему постучали Эрвийяр и Хольмерс. Обоим не терпелось узнать о результатах аудиенции.

— Ты так долго был у императора? — спросил лейтенант.

— Разумеется, месье капитан.

— Что? Как? Какого капитана ты имеешь в виду?

— Капитана второго ранга и командира фрегата Берта Эрвийяра, которого я и поздравляю сердечно с этим знаменательным событием.

Эрвийяр все никак не мог взять в толк, что произошло, пока Сюркуф не рассказал со всеми подробностями о его производстве в офицеры, а когда наконец понял, то повел себя совсем не так, как предполагал Сюркуф.

— Ты тоже вступаешь в военный флот? — осведомился Эрвийяр.

— Нет, я возвращаюсь в Индию.

— Тогда я иду с тобой. Не нужен мне их фрегат!

— Все уже решено. Император высочайше соизволил собственноручно выплатить мне наши призовые деньги. Посмотри, сколько их!

Наполеон и в самом деле расплатился с ними по-императорски. А когда Сюркуф рассказал, что и судебное дело уже, можно сказать, решено в их пользу, радость Эрвийяра удвоилась. Ликовал от души и Хольмерс.

— Твой дела тоже обстоят не худо, парусный мастер, — протянул ему руку Сюркуф. — Ты сможешь вернуться домой, император намерен поддержать твое ходатайство.

Немец прослезился от радости.

— Сегодня мне пришлось выдержать сражение между честолюбием и верностью, — признался Сюркуф. — Император не пойдет в Англию. Я полагаю, что он перенацелит свои планы на Австрию и Россию. Мне предложили командовать эскадрой в Средиземном море, но я отказался, потому что признаю врагом только Англию и не буду сражаться против других держав.

— Наверное, он разгневался на тебя? — спросил Эрвийяр.

— Нет, напротив, попрощался со мной весьма милостиво. Наполеон — это блестящий ум, колоссальная одаренность, военный гений, но он погибнет, потому что путь для достижения своей цели выбрал неверный.

На другой день дядюшка Кардитон снова едва успевал переводить дыхание от распиравшей его гордости: подъехало несколько экипажей, из которых вышли господа в роскошных мундирах. Они велели проводить их к Сюркуфу, а полчаса спустя дядюшка Кардитон, захлебываясь от восторга, рассказывал всем своим гостям о том, что капитану Сюркуфу вручили от имени императора крест Почетного легиона и сверкающую драгоценными камнями шпагу. Какая честь, какая высокая честь! И такой человек живет не где-нибудь, а в его, дядюшки Кардитона, гостинице!