Клайв Касслер - Темная стража Страница 2

Это заставило улыбнуться полковника Гурани — единственного сирийца, владевшего английским.

— Но лучше всего то, — продолжал Ким, — что их отель теперь стал казармой, а их порт — причалом корвета класса «Наджин».

На этот раз Гурани от души расхохотался.

Через два часа после выезда с аэродрома лимузин наконец спустился с гор Кумгансан и пересек прибрежную равнину, свернув к северу от Вонсана и прибыв к ограде военно-морской базы Мунчхон.

Часовые отдали честь лимузину, открыв для него ворота, и машина поползла по территории, миновав ряд громадных зданий ремонтных мастерских и свыше полумили верфей. У причала были пришвартованы четыре обтекаемых патрульных катера, а один эсминец стоял на якоре в гавани площадью в квадратную милю, окуривая ночное небо белым дымом, штопором возносящимся из его трубы. Обогнув портовый кран, водитель припарковал автомобиль параллельно четырехсотфутовому сухогрузу в конце верфи.

— «Звезда Азии», — провозгласил генерал Ким.

Полковник Гурани бросил взгляд на часы. Час ночи.

— И когда же мы отплываем?

— Здесь, в бухте Йонгхун-ман, приливы сказываются слабо, так что можете отправляться в любой момент. Корабль загружен топливом и полностью обеспечен провизией.

Повернувшись к одному из своих сопровождающих, Гурани по-арабски спросил: «Как думаешь?» — выслушал пространный ответ, несколько раз кивнув, после чего обернулся обратно к генералу, сидевшему в лимузине напротив него.

— Ассад Мухаммад — наш технический специалист по ракетам «Нодонг-1». Он хотел бы осмотреть их перед отплытием.

Выражение лица Кима не изменилось, но мысль об отсрочке ему явно не понравилась.

— Вы наверняка можете провести осмотр в море. Уверяю вас, что все десять ракет, приобретенных вашей страной, находятся на борту.

— Боюсь, Ассад плохо переносит морские прогулки. Он бы предпочел осмотреть ракеты сейчас, потому что все плавание, скорее всего, будет вынужден провести в своей каюте.

— Странно, что вы взяли такого человека сопровождать ракеты обратно в Сирию, — холодно бросил Ким.

Гурани посмотрел на него с прищуром. Его страна выложила за стратегические ракеты среднего радиуса почти сто пятьдесят миллионов отчаянно необходимых долларов. У Кима нет ни малейшего права подвергать его слова сомнению.

— Он здесь потому, что разбирается в ракетах. Он работал с иранцами, когда те купили у вас свои «Нодонги». То, что в море ему не по себе, не ваша забота. Он осмотрит все здесь, и мы выйдем в море с рассветом.

Генералу Киму было приказано оставаться с сирийцами, пока корабль не отчалит. Он сказал жене, что не вернется в Пхеньян до утра, но, оставаясь с посланцами Ближнего Востока, он автоматически лишался нескольких часов в обществе своей последней любовницы. Тяжко вздохнув, он внутренне примирился с жертвами, на которые идет во имя государства.

— Хорошо, полковник. Я уведомлю начальника порта, что «Звезда Азии» не уйдет до рассвета. Почему бы нам не подняться на борт? Я покажу ваши каюты, чтобы вы могли разложить свой багаж, а затем мистер Мухаммад сможет осмотреть ваши новые игрушки.

Водитель распахнул заднюю дверцу, и когда Ким уже повернулся, чтобы выйти, полковник Гурани положил ладонь на рукав его мундира. Взгляды их встретились.

— Спасибо вам, генерал.

Ким ответил совершенно искренней улыбкой. Несмотря на культурные различия и присущие этой миссии подозрительность и секретность, он чувствовал к полковнику настоящую симпатию.

— Нет проблем.

Каждому из троих сирийцев отвели собственную каюту, но всего через минуту после того, как их расквартировали, все они собрались в каюте полковника. Ассад Мухаммад сел на койку, поставив рядом атташе-кейс, а Гурани уселся за письменный стол перед единственным в каюте иллюминатором. Старейший из троих — профессор Валид Халиди — прислонился к переборке, скрестив руки на груди. А затем Гурани проделал нечто странное: коснулся уголка глаза и тряхнул головой, затем указал на ухо и утвердительно кивнул. Потом указал на светильник в центре потолка и дешевую настольную лампу с латунными деталями, привинченную к столу. И спросил:

— Ассад, сколько, по-твоему, займет осмотр?

Ассад Мухаммад извлек из кармана пиджака миниатюрный диктофон и нажал на клавишу воспроизведения. Голос в цифровой записи — вообще-то принадлежащего самому Гурани, поскольку по-арабски говорил здесь лишь он один, произнес:

— Думаю, не более пары часов. Больше всего времени уходит только на то, чтобы снять смотровые панели. Протестировать цепи несложно.

К этому моменту Гурани тоже вынул диктофон из внутреннего кармана пиджака и поставил его на стол. Как только закончил говорить Ассад, он тоже нажал на кнопку «Воспроизведение», и разговор продолжился, хотя люди хранили молчание. В заранее предусмотренный сценарием момент включил в беседу свой диктофон и Валид Халиди. Как только все три диктофона стали проигрывать видоизмененные варианты голоса Гурани, троица «сирийцев» беззвучно переместилась в дальний угол каюты.

— Всего два жучка, — тихонько проронил Макс Хэнли. — Корейцы в самом деле доверяют своим сирийским клиентам.

Хуан Кабрильо, глава «Корпорации» и капитан торгового судна «Орегон», сорвал с верхней губы фальшивые усы. Кожа под ними оказалась светлее, чем слои автозагара, с помощью которого он изменил цвет лица.

— Напомните, чтобы я сказал Кевину в «Волшебной Лавке», что гримерный клей у него совсем никудышный. — Достав пузырек сомнительного клея, он нанес на усы свежую полоску.

— Вы смахивали на Снидли Виплэша[1], пытающегося удержать эту штуковину на месте, — вставил Хали Касим, ливано-американец в третьем поколении, его только-только повысили до поста директора службы безопасности и слежения «Орегона». Он был единственным членом команды, не нуждавшимся в гриме и латексных накладках, чтобы сойти за выходца с Ближнего Востока. Единственная проблема заключалась в том, что его арабского не хватило бы даже для того, чтобы сделать заказ в ресторане.

— Скажите спасибо, что корейцы оставили своего переводчика в аэропорту, — мягко ответил Кабрильо. — Ты отчаянно переврал коротенький монолог, заученный наизусть и процитированный во время поездки. Предлагаемый тобой осмотр ракет больше смахивал на проктологию, чем на технику.

— Извините, босс, — отозвался Касим, — у меня никогда не было способностей к языкам, и, сколько бы я ни упражнялся, для меня это все эти слова так и остались китайской грамотой.

— Для любого араба тоже, — поддел его Хуан Кабрильо.