Наталия Венкстерн - Гибель «Жаннетты» Страница 2

В этот вечер, одиннадцатого июня, в кают-компании ощущалось особенное оживление.

— Ну, — сказал Делонг, обращаясь к товарищам, сидящим за столом, — сегодня, погода резко изменилась, стало заметно теплее, термометр стоит на нуле и сегодня, когда я пробовал крепость льда, то заметил значительные изменения.

— Он треснул во многих местах, — сказал доктор, — трещина, идущая от носа корабля, так широка, что еще маленькое движение льда, и для нас уже откроется путь.

Мельвиль насмешливо взглянул на доктора.

— Доктор, — сказал он, — если послушать вас, то, право, можно считать, что мы уже почти в виду Сан-Франциско. Счастливый человек! Вам все всегда представляется в розовом свете.

— Если я не падал духом в течение целого томительного года, — возразил доктор, — то смешно было бы унывать тогда, когда судьба явно начинает благоприятствовать нам.

Мельвиль ничего не ответил и нахмурился, в глазах доктора он прочел упрек; маленький человек далеко не был таким спокойным, каким хотел казаться. Он предвидел те трудности, какие могли предстоять кораблю в момент его освобождения, но разве надо было отнимать у команды надежды, которым они так доверчиво и горячо отдавались.

Больше всех радовался Ах-Сам.

— Когда корабль, наконец, станет прямо в этой речонке (океан он называл речонкой), мы сможем, наконец, не опираться руками в потолок, — сказал он, — и Ах-Сам. с разрешения капитана, спляшет такой веселый танец, какой можно увидеть разве только на юге, на нашей веселой родине.

Не успел Ах-Сам окончить своей речи, как внезапно глухой, но довольно сильный удар потряс «Жанетту» до самого основания. Стаканы жалобно зазвенели на столе. Наступило минутное молчание — все прислушивались. За год давно уже отвыкли от движения на корабле — он так крепко сидел во льду, что был неподвижен, как дом, выстроенный на суше.

— Трещит, — прошептал Эриксен первый, — тюрьма трещит!

Делонг встал; все заметили его бледность и тревогу, которую он с трудом скрывал. Для капитана было ясно, что в жизни экспедиции наступил один из самых опасных моментов. Ведь, освобождаясь из плена, «Жанетта» вместе с тем освобождалась и от своей защиты. Лед, обволакивающий ее, смягчал удары пришедших в движение ледяных глыб. Теперь она одна станет лицом к лицу с могучим врагом.

— Я иду на палубу, — сказал Делонг.

Наверху глазам капитана представилось необычайное зрелище. Низкое ночное солнце, стоящее почти на краю горизонта, освещало косыми лучами необозримое ледяное поле. Все оно пришло в движение. Льдины трескались открывая, как пасти, широкие водные трещины, громоздились друг на друга.

Вся команда была на палубе.

— Мельвиль! — крикнул Делонг, — немедленно развести пары, все по местам!

С необычайной быстротой «Жанетта», казавшаяся столь долгое время совершенно лишенной жизни, пришла в движение. Забегали люди, заработали машины.

Делонг продолжал наблюдать за движением льда. Идущая от носа корабля трещина на глазах заметно расширялась. Капитан ясно видел, что еще несколько мгновений — и судно станет прямо в открывшейся полынье: правда, вдали не было видно широких пространств открытой воды, но при благоприятном ветре и быстром таянии льда для «Жанетты» открывалась надежда благоприятно пробиться среди ледяных чудовищ.

Сзади капитана очутился Нидерманн.

— Либо пан, либо пропал, — сказал он.

— Да, Нид, и я так думаю. Вся надежда на нашу добрую «Жанетту». Она выдержит?

Нидерманн помолчал и затем тихо сказал, не глядя на капитана.

— Нет, капитан, не выдержит.

И он указал рукой на льдины, кружившиеся вокруг «Жанетты», как в кипящем котле.

Как бы в ответ на его слова новый удар потряс корабль, и после столького времени «Жанетта» покачнулась и, освобожденная, стала прямо в воде. Крик ликования пронесся по кораблю.

— Свободен! свободен! — кричали матросы.

Торжествующий Эриксен выбежал на палубу.

— Я говорил, я говорил, — кричал он, — я был уверен. Теперь на юг, на юг.

Ax-Сам, действительно, был, кажется, готов пуститься в пляс. До ушей капитана доносилась бодрая песня матросов: «Натягивай, ребята, натягивай крепче!»

…«Жанетта» шла, шла собственным ходом, управляемая теперь уже не льдинами, а волей и намерениями экипажа. Все лица сияли такой надеждой, что это чувство поневоле передалось не только капитану, но даже и недоверчивому, всегда ожидающему всего дурного Мельвилю.

Наступила ночь. Правда, полярная летняя ночь ничем не отличается от дня, так как незаходящее солнце продолжает так же ярко освещать необозримую ледяную пустыню. Корабль медленно и упорно пробивал себе дорогу. Команда падала с ног от утомления, но никто не покидал работы. Надежда, стремление к свободе поддерживали силы.

Температура продолжала подниматься, солнце пекло, и кругом лед все больше приходил в движение.

— Дорогой Мельвиль, — сказал капитан. — Вы знаете, что я неохотно отдаюсь радостным надеждам, но сейчас и мне начинает казаться, что есть вероятие…

Страшный удар прервал слова капитана: с необычайной силой судно вдруг поднялось кверху, точно невидимая рука выталкивала его из океана. С ужасом Делонг увидал, что между ним и Мельвилем по палубе, как змея, побежала трещина, и вся палуба стала медленно выгибаться.

Запыхавшийся, бледный Норос выбежал на палубу.

— Вода, вода в трюме.

Удар, который получила «Жанетта», был нанесен ей подводной льдиной, предательски и незаметно напавшей на нее.

Этот удар оказался смертельным.

Никогда не терявшийся капитан Делонг на этот раз побледнел. Однако он скомандовал твердым голосом:

— Все запасы, сани, провиант, одежду на лед! И быстро! — и бросился сам помогать матросам.

На лодках, на веревках экипаж стал спускаться на лед. Всем было ясно, что борьба за «Жанетту» уже бесплодна. Оставалась одна цель — спасти, что только возможно, с гибнущего корабля.

Все имущество торопливо и беспорядочно переносили на льдину.

Работа производилась в глубоком молчании. Казалось, произнеси кто-нибудь из матросов хоть слово, и рыданье или крик отчаяния вырвется у несчастных. Надежда, такая живая, такая близкая, была безжалостно разбита.

Между тем вода все быстрее и быстрее вливалась в трюм корабля. Норос и Эриксен последние оставались на нем, как бы все еще веря своими молодыми сердцами, что не все погибло.

— На лед, говорю вам, и живо! — крикнул гневно капитан, и матросы, нагруженные последней кладью, стали спускаться по веревкам.

Затем, как бы по команде, весь экипаж выстроился на льду лицом к гибнущему кораблю. Все глядели жадно, не в силах будучи оторваться, на агонию «Жанетты». Она получила еще новый ужасающий удар. Бедная «Жанетта»! Бедный, верный друг, двухлетний очаг несчастных, заброшенных на север людей. Вся левая сторона палубы уже под водой, а лед с каким-то бешенством еще и еще ударял по судну. Еще раз она на одно мгновенье стала прямо и тихо пошла ко дну. Ветер на прощанье трепал флаг, медленно исчезающий под водой.