Джеймс Купер - Красный корсар Страница 2

Петр Андреевич Вяземский (1792–1878), русский поэт, литературный критик

Купер – романист пустыни, влажной и сухой. (В другом романе описывает он американскую степь.) Романы его и отзываются немного однообразием пустыни; но зато есть что-то беспредельное и свежее. Никто, кажется, сильнее и вернее его не был одарен чутьем пустыни и моря. Он тут дома и переносит читателя в стихию свою.

Вальтер Скотт вводит вас в шум и бой страстей, человеческих побуждений; Купер приводит вас смотреть на те же страсти, на того же человека, но вне очерка, обведенного вокруг нас общежитием, городами, условиями их и т. д. С ним как-то просторнее, атмосфера его свободнее, очищеннее и прозрачнее. Малейшее впечатление, которое в сфере Вальтера Скотта ускользнуло бы, здесь действует сильнее и раздражительнее. Чувство читателя изощряется от стихии, куда автор нас переносит. Мы видим далее и глубже. В Купере более эпического, в Вальтере Скотте более драматического, хотя в том и в другом эти оттенки иногда сливаются.

…Море – какое раздолье и какая прелесть у Купера! Так и купаешься в этом море. Корабль, все морские принадлежности, вся адмиралтейская часть изображены в живописном совершенстве. Петр I осыпал бы Купера золотом и пожаловал бы его в адмиралы…

В романах Вальтера Скотта в толпе людей не всегда успеешь разглядеть человека; мимо иных действующих лиц проходишь иногда без внимания: оно все обращено на лица, особенно выдающиеся вперед, и на вышины, как обыкновенно водится и в житейском быту. На пустом и обширном горизонте Купера всякое существо рисуется отдельно и цело, все видимое возбуждает внимание, и следишь за ним, пока не скроется оно совершенно из глаз. Общежительный человек скажет: должно жить в мире Вальтера Скотта и заглядывать в мир Купера. Нелюдим (не то что человеконенавистник; нелюдим может и не иметь ненависти к человечеству, а у нас неправильно то и другое слово принимаются в значении мизантропа), нелюдим скажет: должно жить (т. е. любо жить) в мире Купера, а можно для развлечения заглядывать и в мир Вальтера Скотта.

Уильям Каллен Брайант (1794–1878), американский поэт, журналист и редактор «New York Post»

Я мало сказал о его недостатках, так как они были очевидны для всего мира, они лежали на поверхности его характера; те, кто мало его знал, больше всего обращали на них внимание. С его характером, настолько состоящим из позитивных качеств, – характером столь независимым, непреклонным и намного более чувствительным, чем он хотел бы признать, неудивительно, что часто возникали обстоятельства, которые приводили его иногда к дружеским столкновениям, а иногда к более серьезным разногласиям и недоразумениям со знакомыми. … Ему никогда не приходило в голову скрывать свои мысли, и он ненавидел обман у других людей; к тем, о ком он был плохого мнения, он не соизволял выявить даже те знаки почтения, которые были приняты и почти необходимы в обществе. Когда кто-нибудь мужественно высказывал свое мнение, даже отличающееся от его собственного, это вызывало его уважение.

О собственных произведениях он говорил так же свободно, как и о произведениях других и никогда не колебался высказываться о книге из-за того, что она была написана им самим; при этом он мог с мягкостью выносить любые несогласия с его оценкой собственных произведений. Его характер был похож на коричное дерево – твердая и жесткая кора снаружи и пылкая мягкость внутри. Те, кто проникали под поверхность, находили мягкий характер, теплые чувства и сердце, в котором было достаточно места для его друзей, их занятий, их доброго имени, их благополучия. Они узнавали, что он филантроп, … религиозный человек, наиболее благочестивый, когда благочестие – это скорее чувство, чем исполнение обрядов, … гостеприимный и в меру своих средств щедрый в благотворительных делах. … Короче говоря, Купер был из тех людей, кого чтобы любить, нужно близко знать.

Мне кажется, что в характерной для него манере письма он соединял в высшей мере те качества, которые позволяли ему заинтересовать наибольшее количество читателей. Он не писал для людей привередливых, утонченных, не в меру чувствительных, так как для них его талант был слишком жестким …; нет, он писал для человечества в целом – для мужчин и женщин с обычными здоровыми чувствами, – и их восхищение было ему наградой. Именно для этой части общества библиотеки вынуждены запасаться огромным количеством экземпляров его произведений… Следовательно, он заслужил более широкую славу, чем любой современный.

Джентльмена, который вернулся из Европы незадолго до смерти Купера, спросили, что делают люди на Континенте. «Они все читают Купера, – ответил он, – в маленьком королевстве Голландии, с его тремя миллионами жителей, я видел четыре разных перевода Купера на язык этой страны». Путешественник, который видел многих представителей среднего класса в Италии, позже сказал мне: «Оказалось, что все, что они знают об Америке, а это немало, они узнали из романов Купера».

Купер и Адам Мицкевич (1798–1855), польский поэт и общественный деятель

Купер встретился с Адамом Мицкевичем в Париже в 1826 году. Известно, что они вместе ездили верхом в окрестностях Рима, но не осталось никаких записей об их разговорах. Хотя польский поэт-романтик Антоний Эдвард Одынец слышал, как Купер спрашивал Мицкевича «о духе и характере славян и о племенах, кочующих в степи».

Оноре де Бальзак (1799–1850), французский писатель

В наше время Купер – единственный автор, достойный встать рядом с Вальтером Скоттом… Купер обязан высоким местом, которое занимает в современной литературе, дару описывать море и моряков и дару идеализировать великолепные пейзажи Америки.

…Я читал и перечитывал произведения американского романиста, скажем точнее, – американского историка: обе его способности вызывают в мне восхищение, которые вызвали они и в Вальтере Скотте.

Некоторые авторы книг о Купере утверждают, что Бальзак «рычал от восторга, читая его романы».

Жорж Санд (1804–1876), французская писательница

Купера часто сравнивают с Вальтером Скоттом, это большая честь, которой его нельзя считать недостойным; но говорят также, что Купер всего лишь искусный и удачный подражатель великого мастера – это не то, что чувствую я.

Купер, конечно же, мог и должен был испытывать влияние формы и способа письма Скотта. Какой более подходящий пример мог бы он выбрать? Стиль, когда он хорош, сразу же становится общественной собственностью, но стиль – это только одежда идеи, и никто никому не подражает, когда одевается согласно моде своей эпохи. Оригинальность не задыхается в подходящей и хорошо сшитой одежде, наоборот, она может свободнее двигаться в ней.