Татьяна Смирнова - Смерть на двоих Страница 20

Еда вызывала отвращение, сон не шел, и уже третью ночь подряд она лежала с открытыми глазами, даже не пытаясь забыться. Книги были отброшены. Ирис пыталась обрести душевное равновесие и временами ей это почти удавалось. Но приходил вечер, а с ним темнота и плохие мысли, и от обретенного спокойствия оставались только пустые, с детства затверженные фразы, в которых она пыталась прятаться, как заяц в кустах от охотников. Она похудела и подурнела и, глядя на себя в зеркало, втихомолку злорадствовала, представляя испуг и отвращение своего нареченного, неведомого ей Родерика Бикфорда.

Увидеть жениха она так и не пожелала и поэтому не представляла себе, сколько ему лет, умен он или глуп, красив или безобразен – по большому счету ей было все равно. Ирис заранее возненавидела и самого жениха, и всю его семью, и была убеждена, что мнения ее ничто не изменит. Отец не пытался ее разубедить и не мешал ей холить и лелеять свою ненависть, потому что понимал – это единственное, что помогает дочери держаться.

Увидев ее в мягком утреннем свете в белоснежном брачном уборе и веночке из флердоранжа, Альфред Нортон ужаснулся – Ирис была похожа на свою мать в те дни, когда болезнь уже догрызала остатки ее жизни. Он открыл было рот, чтобы вслух посетовать…

– Пора? – спросила Ирис спокойно и кротко, как самая послушная и богобоязненная дочь. И слова застряли у него в горле. Альфред смог только кивнуть.

Держась за перила, Ирис спустилась вниз. У дверей Мэри заботливо накинула ей на плечи легкий теплый плащ и, не скрываясь, заплакала. Джорджа Эльсвика не было. Ирис его и не ждала. С того дня, как она расторгла помолвку, граф уехал из своего дома и поселился у друзей. Два раза приходил посыльный с письмами от бывшего жениха, но Ирис отослала их назад нераспечатанными, и Джордж отступился.

Экипаж был очень дорогим и красивым, с новыми рессорами, но такими тяжелыми и плотными занавесками, что Ирис невольно подумала – именно так должны перевозить преступников из одной тюрьмы в другую, чтобы не увидели, кого везут, и их товарищи не устроили побег.

Отец помог ей сесть и забрался следом. Грум цокнул языком, и экипаж мягко тронулся с места.

Молчание дочери тяготило Альфреда.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался он.

– Если я скажу, что умираю, ты отменишь венчание? – спросила Ирис, не поворачивая головы.

Отец крякнул от неожиданности, но спустя мгновение перевел дух с огромным облегчением.

– Ты меня успокоила, – признался он, – я уж было решил, что дела совсем плохи и до церкви я тебя не довезу. Либо ты скончаешься у меня на руках, либо на полдороге экипаж остановят дюжие ребята с пистолетами, и ты объявишь, что передумала выходить замуж, а вместо этого уходишь в разбойники. Каждый раз, когда я видел тебя такой покорной, случалась беда, и я научился бояться твоей сговорчивости. Ты ведь не умеешь сдаваться?

– Не умею, – подтвердила дочь, – но я умею отступать на время. Ты ведь сам учил меня, что коммерсант должен уметь маневрировать. Сейчас самое главное – жизнь Харди. Я понимаю это не хуже тебя, так что можешь не волноваться. На это раз я действительно покорилась.

Отец кивнул, но через некоторое время снова забеспокоился.

– Может быть, стоило захватить с собой нюхательную соль или что-нибудь в этом роде…

– Родерик Бикфорд так безобразен, что можно упасть в обморок от одного его вида? – съязвила дочь и тут же прикусила язык.

Отец широко улыбнулся. Всю неделю Ирис держалась так холодно и невозмутимо что, казалось, она и впрямь презрела все земное. Но любопытство выдало ее с головой.

– Совсем нет, – поспешно произнес Альфред, – Родерику чуть больше тридцати. Он хорош собой и, бесспорно, очень умен. Адам по праву гордится своим наследником, и Родерик…

– И Родерик достаточно влиятелен, чтобы избавить Харди от петли, а тебя от разорения, – перебила Ирис, кляня в душе свою несдержанность, – это все, что я хочу о нем знать. Даю слово, мне абсолютно безразлично, какого он роста и какого цвета его глаза и волосы.

– Роста невысокого, но очень крепок. Волосы светлые, почти как у Мэри, а цвет глаз я не разглядел, – посмеиваясь, сообщил отец.

– Ну хватит! – оборвала дочь. – Ей богу, ты похож на Пруденс Бэрт.

– Твоя мать умерла очень рано, – вздохнул отец, – она не дожила до твоей свадьбы, а девушке в такой день больше нужна мать, чем отец. Я попытался ее заменить, насколько мог.

– У тебя получилось даже слишком хорошо, – прошипела Ирис и отвернулась. Больше за всю дорогу она не проронила ни слова, но Альфреда Нортона ее молчание больше не тревожило. Да и дорога, против ожидания, оказалась совсем короткой.

На Кинг-стрит издавна селились самые знатные и приближенные ко двору фамилии. При короле Карле банкир или торговец, как бы он ни был богат, о доме здесь не мог и мечтать. А вот сейчас случилось: Адам Джеймс Бикфорд купил дом на королевской улице, и мир не перевернулся.

Небольшая аллея, засаженная розовыми кустами, подходила прямо к высоким дверям в обрамлении восьми колонн. По бокам высились две темно-красные башни, украшенные барельефами, с большими арочными окнами. Дом, скорее его можно было назвать небольшим дворцом, имел всего-то три этажа и чердак, но, казалось, заслонял небо.

Все это Ирис увидела уже после того, как, остановившись на мгновение перед узорной решеткой ворот, экипаж подъехал к дверям, встал и слуга открыл дверцу, помогая девушке выйти.

Рядом с особняком был разбит небольшой, но немного запущенный садик. Он густо зарос боярышником, траву на лужайке не подстригали уже несколько дней. Тропинки, густо выстланные опавшими листьями, разбегались куда ни попадя без особого порядка. Но одна, чуть пошире остальных, вела к укрытой в глубине сада маленькой часовне, тоже красного цвета, вероятно, построенной в один год с домом и тем же мастером.

«…Вот и меня, как Кэти, замуж отдают, точно что-то нехорошее делают, так, чтобы никто не увидел», – подумала Ирис. Подумала без зла и без сожаления. Скорее просто для того, чтобы отвлечься от тянущего душу беспокойства.

Отец покинул экипаж следом за ней. Он о чем-то переговорил со слугой и ласково, но настойчиво подтолкнул ее к дорожке. Значит – пора. Значит, все это – всерьез. Ирис Нортон, пережившая кораблекрушение, испанский плен, жизнь на необитаемом острове в окружении отпетых головорезов, половина из которых мечтала повесить ее на ближайшем дереве, та Ирис, которая презрела мнение света и разорвала помолвку с лордом и будущим пэром королевства, должна была гордо отвести руку отца и спокойно, с высоко поднятой головой, прошествовать навстречу неизвестному. Но она не могла. Странная слабость, сковавшая ее, позволяла лишь едва переставлять ноги.