Анатолий Максимов - Атлантида, унесенная временем Страница 21

И конечно, Дом сатиры и юмора, в основе которого оказалась якобы скупость жителей, а на самом деле – их остроумие. Мы были поражены обилием экспонатов со всего света.

– Здесь собраны в 10 залах на площади 8 000 квадратных метров экспонаты из 153 стран мира, – пояснял Стоян. – И все – о юморе и сатире… А вот и советский экспонат…

И Стоян показал нам вполне серьезный документ: копию Почетного свидетельства, выданного Институтом теоретической астрономии АН СССР, о присвоении названия «Габрово» астероиду 2206, открытому именно 1 апреля…

Почти в черте города – крепость, в давние времена защищавшая перевал. На самом перевале мы видели памятник Свободе, и рядом с ним – памятник советскому солдату Алеше.

Габрово – побратим городам одиннадцати стран. Из России – только Мытищи, а на Украине – Чернигов.

Город считается болгарской столицей юмора, наподобие Одессы, и ежегодно в нем проходят фестивали юмора. Сами габровцы часто выступают персонажами анекдотов и даже имеют свой статус юмора – габровского. Этот юмор – гимн скупым людям, более того, – чрезмерно жадным, стремящимся сэкономить на всем.

В Габрово находится единственный в своем роде Дом юмора и сатиры (по-болгарски – Дом на хумору и сатирата). Дом проводит регулярно различные юмористические конкурсы с вручением званий лауреатов, причем и художникам-карикатуристам.

Стоян передал нам распечатку из интернета о Габрово, которую ему любезно предоставил знакомый ему сотрудник музея. Вот как представлен в Интернете раздел «Анекдоты про габровцев»:

«Для тех, кто не знает, кто такие габровцы – жители Габрово, района Болгарии. Судя по анекдотам, некоторые из них – большие жмоты. Сверхэкономность и жадность – основные темы анекдотов про габровцев».

А начинается серия анекдотов в Интернете с семи характеристик габровцев под общим заголовком: «Про габровцев говорят…»:

…все габровские мужчины записались в общество охраны животных, чтобы иметь возможность отказывать женам, когда они захотят иметь кожаное пальто;

…чтобы не платить трубочисту, они запускают в трубу кошку, подпалив газету, привязанную к хвосту;

…кошкам они отрезают хвосты, чтобы можно было быстрее закрывать двери и не впускать холод;

…они солят рыбу так, чтобы одну рыбину можно было съесть не меньше чем за неделю;

…покупают они не гладкие дрова, а с сучками: от них больше тепла, потому что пока их порубишь, то хорошо согреешься;

…угощая чаем, они нагревают ножи, чтобы ими нельзя было взять масло;

…покупая пудру для жены, они досыпают в коробку муку, чтобы надолго хватало…

Как-то так вышло, что экскурсия по Софии у нас все не получалась. Стоян нас «таскал» вдали от нее. За два дня до прихода в Калиактрию судна «друга детства» Стоян вывез нашу троицу на знакомство с древним городом. Оноправдывался:

– Это я специально вас томил, чтобы вы еще острее почувствовали древность моего города…

И хотя Стоян был путеводителем хоть куда, все же он решил иметь дело с профессионалами – архитектором и археологом.

Свой путь мы начли с окраины, где старина от греков и римлян если и не просматривалась, но все же незримо присутствовала. Стоян позвонил некой Свободе, которая оказалась архитектором-хранителем старины. И вот первые шаги по окраинным улочкам. Свобода поясняет:

– Здесь почти все – памятники… И во всех домах жизнь продолжается. Тридцать зданий – совсем старички, им по сто пятьдесят лет. Они сфотографированы и документированы. В основном это – деревянные дома…

– Строили их народные мастера? – спросила Ольга.

– Просто строившие их были талантливыми людьми, – как бы протестуя, что ее перебивают, довольно резко молвила Свобода.

– Значит, самоучки! – удовлетворенно буркнула Ольга.

А Свобода продолжала.

– Эта скала – часть местного ландшафта, а для города – целый район. И здесь прохладно, так как мы находимся на высоте более тысячи метров. Но, – указала Свобода на площадь в конце улицы, – лучше это почувствовать там.

Мы оказались в кофейне на крохотной площади с древними зданиями и признаками заботы о них.

Указав на крайний столик, Свобода сказала, что эта кофейня – ее постоянное место, и отсюда она открывает приезжим свой город. Мы молча крутили головами: справа от нас лепились разноцветные деревянные домики с высокими открытыми верандами. Эти веранды словно парили в воздухе над нижними этажами. Дальние дома утопали в молодой зелени – виднелись лишь красные черепичные крыши, да за ними вставали далекие горы. Слева журчала река, за рекой – тоже горы с густым хвойным лесом.

И умиротворяющая тишина…

Мы повернули головы на звук цокота копыт. На площадь въезжала повозка, высоко груженая хворостом. Паренек в ярко красной рубашке, ведя под уздцы низкорослую лошадку, сделал небольшой круг и остановился у кофейни. Видимо, его здесь хорошо знали – через минуту девчушка лет двенадцати вынесла ему глиняную кружку с ледяной водой, настолько она была запотевшей.

Свобода пояснила, что леса вокруг города чистые от бурелома. Зима суровая, а лес на дрова рубить нельзя, и потому сухостой собирают летом, но этот паренек начал заготовку дров с ранней весны.

– А кофе мы будем пить у меня дома, – решительно заявила Свобода. Выходя из кофейни, она потрепала парнишку по черным вихрам и, назвав его по имени, поблагодарила за раннюю очистку леса от хвороста. А тот, на секунду прильнув щекой к ее руке, видимо, за знак внимания к нему, как-то не по-детски, тихо произнес:

– Радость моему сердцу слова твои, Архитектор…

Свобода заметила, что возраст в Болгарии – святоуважаемое время для живущих людей. А этот парнишка Заслав – из очень древней и верной традициям семьи.

Несколько шагов от площади, и мы очутились в тесном лабиринте дворов. Прошли по зигзагообразной улочке шириной шага в три между каменными глухими заборами. Но и здесь она продолжила лекцию о старине города.

– Вот фасад, сохранился целиком, решетки деревянные. Каждый квартал – на холме. Речка журчит. И часто вот так здесь из века в век живет один род. А предметы, заборы, стены улиц, дома сделаны руками старого мастера. И все это и сегодня на месте, не потерявшее своего смысла в пользе людям…

Мы крутили головами, еле поспевая за пояснениями нашего влюбленного в свой отчий край гида. И вдруг ее окрик: «Стойте!».

– Эти стены двух соседей тянутся друг к другу, и в каждой стене с краю – по окошку. Как вы думаете – почему? Окошки для сплетен: соседка общается с соседкой…

Дом Свободы оказался весьма старым. Пересекая маленький дворик, утопавший в цветах, хозяйка повела нас на второй этаж. Под самой крышей – веранда с четырьмя дверьми: дом построен в виде креста. Такая конструкция сохранилась в самых старых здешних особняках. Внизу живут зимой, там и печка. На втором этаже – летние помещения. В главной комнате – сундук, старинный, с многовековой историей. В нем собраны вещи многих поколений предков – ковры-килимы, покрывала, разноцветные подушки из яркой парчи…

С гор повеяло мокрым снегом. И Влад, глубоко вздохнув запахи дома, с добрым чувством молвил:

– Пахнет старым деревом…

Уже потом, в Москве, готовя эти записки, я нашел заметки о визите в дом Свободы-Архитектора. Здесь были мысли, навеянные этим «случайным» визитом, с обобщениями, второпях набросанными на борту «Аквариуса».

Заметки автора. Прохлада древности… Мастер в этом доме отразил стиль своей жизни, психологию и экономику своего времени. И почему-то так случилось, что именно на дружеской болгарской земле вдруг прозреваешь: строя дом, человек оставляет на улице пред порогом кусочек свободной земли, места для «вежливости», чтобы можно было посторониться, пропустить телегу или соседа, горожанина, странника. И наконец, осознаешь: на окраине этого древнего города всему оставлено свое место – и чтобы на брусчатке после дождя грязи не было, и чтобы улицы стали ручейками в пору вешних вод, и чтобы порог твоего дома располагал к знакомству…

Уже приспособив эти заметки в текст рукописи, я вспомнил свое босоногое детство в Феодосии, куда на лето мы приезжали к деду. Там нас, пацанов, к морю выводила улочка у дома «певца моря» – великого художника Ивана Айвазовского. Улочка с брусчаткой имела небольшой уклон в сторону моря. Брусчатка?! Не потому ли она всегда была чистой и после дождя, и при ветре с гор или с моря?

В конце шестидесятых на улочку выходили три главных достопримечательности древнего города: дом-галерея-музей Айвазовского, краеведческий музей и музей-квартира Александра Грина, создателя романтической новеллы «Алые паруса» и целой страны ГринЛандии.

Редко бывал я в Феодосии после ухода деда из жизни, а он прожил девяносто два года и был однажды самым старым человеком в городе с двадцатью пятью веками истории. Где-то в конце семидесятых годов я «мою» улочку не узнал. И если овальные, полированные временем булыжники в прошлом жгли наши пятки, то теперь под ногами через подошвы обуви ноги чувствовали жар размягченного асфальта. И – мусор, который вместе с пылью ветер поднимал выше человеческого роста.