Джеймс Купер - На суше и на море Страница 21

Пожилой господин от всего сердца благодарил нас, прося не оставлять его, что ему еще понадобятся мои услуги, на что я без труда согласился. Пока мы направлялись к выходу из парка, я мог внимательно рассмотреть моих спутников. Все они, по-видимому, принадлежали к порядочному обществу, так называему в Англии «среднему классу».

Господин должен был быть военным, барышня, одних лет со мной, казалась очень красивой. Да ведь это настоящее приключение. Я, точно герой романа, являюсь спасителем восемнадцатилетней девицы. Теперь мне остается только влюбиться в нее!

У ворот парка пожилой господин нанял карету; усадив в нее своих дам, он пригласил меня сопровождать их. Но мы с Мрамором промокли до костей. Тогда незнакомец дал нам свой адрес на Норфолк-стрит, и мы обещали зайти к нему, что мы и сделали, предварительно пообедав и высушив свои костюмы.

— Милостивые государи, — сказал нам майор, оказав нам самый радушный прием, — ваше поведение достойно английских моряков, всегда готовых оказать вежливость и услугу. — Затем, вынув из портфеля несколько банковых билетов, он нам сказал: — Я бы с радостью предложил вам больше этого, что я, быть может, и сделаю со временем, чтобы доказать вам всю мою благодарность.

При этих словах майор протянул Мрамору два билета по десяти фунтов стерлингов.

Судя по сложившемуся мнению во всем христианском мире, Соединенные Штаты считались самой корыстной страной; там литература, искусство, слово занимали второстепенное место, доллар же царил на первом плане, — он был главным двигателем во всем.

Однако странная вещь: мне достоверно известно, что двадцать человек европейцев несравненно легче купить за двадцать фунтов стерлингов, чем соблазнить этими деньгами двух американцев. Не берусь объяснять подобное явление, но факт налицо.

Мрамор выслушал майора с подобающим почтением, теребя свою табакерку, которую он раскрыл в ту минуту, как майор кончил говорить. Затем с полнейшим равнодушием, взяв щепотку табаку, Мрамор захлопнул табакерку и только тогда ответил.

— Это очень великодушно с вашей стороны, майор, — сказал он, — но спрячьте-ка ваши деньги обратно; мы будем вам столь же благодарны за них, как будто мы их прикарманили. Затем позвольте вам доложить во избежание недоразумений, что мы оба уроженцы Соединенных Штатов.

— Соединенных Штатов! — повторил майор, выпрямляясь во весь рост. — В таком случае я убежден, что вы, молодой человек, не откажетесь принять от меня это доказательство моей признательности.

— Ни в коем случае, милостивый государь, — вежливо ответил я. — Мы совсем не то, что вы предполагаете. Наружность бывает обманчива. Мы оба — морские офицеры с судна, имеющего каперское свидетельство.

При этих словах майор извинился перед нами, теперь только поняв, что мы никогда не согласимся принять вознаграждение за услугу. Он пригласил нас присесть, и разговор продолжался.

— Мистер Милс, — начал Мрамор, — владелец имения, называемого Клаубонни; он мог бы жить у себя в полном довольстве. Но когда петух поет, и цыпленок тянется за ним. Его отец был моряк, так вот и сын пошел по его следам.

Это известие о моем положении нисколько не повредило мне, напротив: в обращении со мной всего семейства Мертон тотчас же произошла приятная перемена. Меня просили навещать их до моего отъезда из Англии, чем я воспользовался более двенадцати раз.

Одевшись заново с головы до ног, я неоднократно сопровождал их в театр. Эмилия впервые улыбнулась мне, увидев меня в новом костюме. Эта девушка была прелестным созданием: скромная и застенчивая с виду, она была полна жизни, судя по выражению ее больших голубых глаз; кроме того, она получила хорошее воспитание и, при моем незнании жизни, казалась мне самой образованной ив всех барышень ее лет. Я считал Эмилию Мертон чудом из чудес; сидя около нее и слушая ее, я краснел за свое невежество.

Глава XI

— Внимание, боцман, или мы сядем на мель, внимание, говорю тебе!

Капитан Вильямс, желая выразить мне чем-либо одобрение за мои заботы о бриге, позволил мне проводить времени на суше сколько угодно. Мне могло более не представиться возможности еще побывать в Лондоне и быть в такой милой компании.

Из предосторожности капитан послал одного из своих чиновников в консульство справиться, что за люди были Мертоны.

Оказалось, что они занимали прекрасное положение и пользовались всеобщим уважением. У них имелись родственники в Соединенных Штатах, так как отец Мертона женился в Бостоне.

Я же был в восторге от этого знакомства и благословлял судьбу, натолкнувшую меня на них. Благодаря Мертонам, я узнал свет. Меня у них всегда ожидал самый радушный прием. Сам Мертон, джентльмен в полном значении этого слова, ни на минуту не забывал, что он обязан мне спасением жизни. Эмилия с удовольствием разговаривала со мной; и как я бывал счастлив, слушая милые мысли, произнесенные хорошеньким ротиком.

Я заметил, что она смотрела на меня, как на провинциала. Но я недаром совершил путешествие в Кантон, чтобы стесняться перед ребенком.

В общем, я думаю, что произвел прекрасное впечатление на все семейство. Быть может, Клаубонни тут играло не малую роль. Но, во всяком случае, во время моего последнего визита Эмилия казалась грустной, а мать ее уверяла меня, что все они искренне жалеют меня. Майор взял с меня обещание навестить их на Ямайке или в Бомбее, куда он собирался с женой и дочерью через несколько месяцев в надежде упрочить там окончательно свое положение.

Неделю спустя «Кризис», покинув дюны, выехал в открытое море, сопутствуемый благоприятным ветром.

Мы остановились у Мадеры, где высадили одно английское семейство, отправляющееся туда для поправления здоровья. Затем мы запаслись фруктами, овощами и свежим мясом.

Следующая наша остановка была в Рио; я ошибся в расчете, думая, что меня здесь ждет письмо от наших.

Затем мы направили наш путь к острову Штатов, намереваясь пройти пролив Ле-Мер и обойти мыс Горн.

Мы подъезжали к Фолклендским островам рано утром. Ветер дул с востока, время было туманное; при таких условиях проход через узкий пролив являлся рискованным. Мы с Мрамором держались того мнения, что лучше всего было бы обогнуть остров с восточной стороны, но никто из нас не решился предложить свой проект: я — по молодости, а Мрамор — вследствие упрямства «старика», как он называл капитана.

— Он любит, — сказал Мрамор, — идти очертя голову, и никогда не бывает так счастлив, как в океане среди незнакомых островов.

К полудню ветер, перейдя к югу, подул сильнее и к полночи превратился в вихрь. Это предвещало начало бури, которую мне приходилось видеть на море в первый раз.