Томас Рид - Морской волчонок Страница 21

Я вынул клинок. Не имело смысла работать ножом, когда можно было легко оторвать планку руками. Я подсунул нож под угол доски, ухватился за нее рукой и дернул изо всех сил.

Планка поддалась, затрещала, полетели гвозди. Затем я услышал новый звук — шорох чего-то твердого, что сыпалось из ящика и со стуком падало на пол.

Интересно было узнать, что это такое, не правда ли? Я пошарил руками по полу и ухватил два каких-то кусочка одинакового вида и твердости. И когда я ощупал их пальцами, я не мог удержаться от радостного крика.

Я уже говорил, что осязание у меня обострилось, как у слепого; но даже с нормальным осязанием я тотчас бы определил, что это за куски. Тут не было никаких сомнений: это были галеты!

Глава XXVII

БОЧОНОК С ВОДКОЙ

Да, это были галеты — величиной с блюдце и толщиной сантиметра в полтора, круглые, гладкие, темно-коричневого цвета: я так уверенно определил цвет потому, что знал, что это подлинные морские галеты, так называемые матросские, в отличие от пшеничных «капитанских» галет, которые, по-моему, уступают первым и вкусом, и питательностью.

До чего вкусными показались они мне! Я поднес одну из них ко рту, откусил — какая чудесная еда! — и скоро уничтожил всю. За ней последовала вторая, потом третья, четвертая, пятая… Может быть, я съел их и больше, не помню; я не считал, пока не насытился. И кроме того, я все время запивал их водой из бочки.

За всю жизнь не запомню более вкусной еды, чем эти галеты с водой. Дело было не только в насыщении — хотя само по себе утоление голода уже представляло собой удовольствие, — дело было в приятнейшем сознании, что жизнь спасена благодаря моей настойчивости и что несколько минут назад я еще находился на краю гибели.

С таким запасом я мот жить теперь недели и месяцы. Темноты я не боялся и мог спокойно ждать, пока судно закончит рейс и трюм освободят от груза.

Я обследовал ящик и окончательно убедился, что я в безопасности: галеты пересыпались у меня под пальцами, ударяясь друг о друга, они постукивали, как кастаньеты.

Этот звук был для меня музыкой. Я погружал руки все глубже в ящик, я перебирал его содержимое и наслаждался, как скряга, перебирающий золотые монеты. Казалось, я никогда не устану рыться в галетах, щупать, как они толсты и велики, вынимать их из ящика, бросать обратно, перемешивать их так и этак. Я играл ими, как ребенок игрушками, и много времени прошло, пока эта детская игра мне надоела.

Я убежден, что простоял у ящика около часа, пока не успокоился совершенно.

Трудно описать, что испытывает человек, ускользнувший от смерти. Избежать опасности — совсем другое дело, потому что в редких случаях в опасности отсутствует хотя бы маленькая надежда на благополучный исход. Но здесь, после того как смерть казалась неизбежной, переход от отчаяния к радости, к безбрежному счастью бывает так резок, что доводит до потрясения. Люди иногда умирают или сходят с ума от счастья.

Но я не умер и не сошел с ума. Хотя, глядя со стороны, можно было подумать, что я потерял рассудок.

Впрочем, одно обстоятельство довольно скоро привело меня в чувство: вода вытекала из бочки. Отверстие открылось. С ужасом сделал я это наблюдение. Я не знал, давно ли течет вода: шум морских волн заглушал все звуки в трюме. Вода просачивалась, падала на пол и уходила под доски. Может быть, это началось с тех пор, как я в последний раз пил. Не помню, заткнул ли я тогда отверстие тряпкой: уж очень я волновался. Вероятно, ушло попусту уже порядочно воды — и снова я был полон беспокойства.

Еще час назад я не очень испугался бы такой потери. Я был уверен, что воды мне хватит на все время, покуда не выйдет пища, то есть покуда я буду жив. Но теперь я думал по-другому: теперь сроки моей жизни удлинились. Возможно, мне придется пить из этой бочки несколько месяцев. Каждая капля теперь дорога. Если случится, что вода иссякнет до того, как корабль войдет в порт, то я снова окажусь под страхом смерти от жажды. Понятно, почему я так испугался, увидев, что вода вытекает. Я моментально заткнул отверстие пальцем, потом снова взялся за изготовление настоящей деревянной втулки.

Без особого труда я отколол от крышки ящика подходящую щепку, заострил ее клином и подогнал к размерам отверстия. Мягкое дерево уступало острому клинку.

Спасибо тебе, честный моряк! Спасибо за подарок! Я очень жалел, что пробил отверстие так низко. В свое время, однако, это было благоразумно: я думал только о том, как бы скорее утолить жажду.

Хорошо, что я вовремя спохватился: если бы бочка опорожнилась до уровня отверстия, остатка хватило бы на неделю, не больше.

Как ни старался я установить размеры утечки, я ничего не мог придумать. Я щелкал по бочке ножом, думая догадаться по звуку. Но потрескивание шпангоутов и шум волн сильно мешали мне. Получался как будто полный гулкий звук, что означало большую потерю. Невеселое открытие. Пришлось оставить этот способ. К счастью, отверстие было маленькое, не больше мизинца, которым я его затыкал.

Только за большой промежуток времени при такой тоненькой струе могло уйти так много воды. Я тщетно старался припомнить, когда я в последний раз пил, но напрасно: мне казалось, что это было только сейчас. В таком смятении чувств трудно заметить время. Пришлось отказаться и от этого способа.

Долго я стоял, изобретая метод, которым легче всего было бы определить оставшееся в бочке количество воды. Час назад я думал о пище. Раньше я беспокоился о воде и теперь снова вернулся к воде, потому что пищи у меня было сколько угодно.

Я слышал, что пивовары, бондари и таможенные надзиратели в доках определяют количество жидкости в бочке, не прибегая к измерениям, но не знал, как это делается, и очень жалел об этом.

Был, правда, один способ измерить бочку: зная из физики закон сообщающихся сосудов, по которому жидкость в них всегда стоит на одном уровне, я мог бы ввести в отверстие бочки трубку или кишку, соединенную с другим сосудом, и тотчас же увидел бы, сколько еще у меня осталось воды. Но у меня не было ни трубки, ни кишки, ни другого сосуда, и от этой идеи пришлось отказаться.

Тут же я придумал новый план, настолько простой, что я удивился, как не додумался до него раньше. Просто следовало проделать другую дыру, повыше, потом еще одну и так далее, пока вода перестанет течь. Самая верхняя дыра покажет мне уровень жидкости, остальные же можно будет заткнуть втулками.

Конечно, предстояло основательно поработать, но другого выхода не было. Кстати, работа меня развлечет, и я не буду тосковать, сидя без дела в темноте. Я уже готов был приступить к работе, когда мне пришло в голову провертеть сначала дыру в другой бочке, стоявшей в конце моей крошечной камеры. Если и та, другая, тоже окажется с водой, то я могу путешествовать сколько угодно: двух таких огромных бочек хватит надолго.