Николай Манвелов - Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству Страница 22

Более того, даже те морские офицеры, что считались во флоте либералами, установленных неписаных правил, в большинстве своем, не нарушали. К примеру, выходец из более чем простой семьи вице–адмирал Степан Осипович Макаров[77] всегда прямо говорил о том, что армия и флот должны находиться вне политики. Дело вооруженных сил – стоять на страже своего Отечества, которое необходимо защищать вне зависимости от формы существующего строя. Более того, Макаров, считающийся в ряде книг советского периода чуть ли не «другом матросов», был убежденным монархистом и изрядным консерватором. К революционерам и революционной деятельности он относился без малейшей тени одобрения.

Не приветствовалось и то, что во все времена называлось «критикой системы». И если морской офицер все–таки, вольно или невольно, «срывался», то позже бывал крайне недоволен собой.

«…Не все офицеры были достаточно сдержанны и позволяли себе критику, которая на военном корабле, тем более в военное время[78], недопустима. К этим офицерам я причисляю и себя; так, раз под горячую руку на вопрос одного из офицеров, что из меня выработается, я ответил, что если систему не изменят, то я буду таким же никчемным офицером, как и остальные. Мне было потом досадно о сказанной фразе, потому что, в частности, ни к командиру, ни к старшему офицеру это не относилось», – писал позже в своих воспоминаниях контр–адмирал Георгий Карлович Старк.

Начнем с того, что офицер приносил присягу. В Морском Уставе Петра она звучала следующим образом:

«Я (имярек) обещаюся всемогущим Богом служить всепресветлейшему царю государю верно и послушно, что в сих постановленных, також и впредь постановляемых воинских артикулах, что иные в себе содержать будут, все исполнять исправно. Его царского величества государства и земель его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях, какого оные звания ни есть, храброе и сильное чинить противление, и всякими образы оных повреждать отщусь. И ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества или его войск, такожде его государства людей или интересу государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести, и сколько мне известно будет, извещать и ничего не утаить; но толь паче во всем пользу его и лучше охранять и исполнять. А командирам моим, поставленным надо мною, во все, где его царского величества войск, государства и людей благополучию и приращению касается, в караулах, в работах и прочих случаях должное чинить послушание, и весьма повелению их не противиться. От роты и знамя, где надлежу, хотя в поле, обозе и гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив непременно и верно, так как мне приятна честь моя и живот, следовать буду. И во всем так поступать, как честному, верному, послушному, храброму и неторопливому солдату надлежит. В чем да поможет мне Господь Всемогущий».

Несмотря на архаичность языка, все понятно.

Кто же были те офицеры, что начинали заниматься политикой? Попробуем понять это на примере совершенно разных людей.

Начнем с Петра Петровича Шмидта.

Будущий «красный лейтенант» родился в семье потомственного офицера. Отец его – также Петр Петрович Шмидт – получил при отставке чин контр–адмирала. Дядя, Владимир Петрович Шмидт, имел чин адмирала. Именно дядя (к моменту смерти отца Петру Петровичу Шмидту–младшему было лишь 22 года) стал главным помощником в карьере молодого офицера.

Служба молодого выпускника Морского училища изначально протекала достаточно нестандартно. Уже в 1888 г., спустя два года после производства в офицеры, он женился (случай более чем экстраординарный для царского флота) и вышел в отставку в чине лейтенанта[79].

Жена Шмидта, мягко говоря, выделялась из общей массы. Дочь мещанина, Доминикия Гавриловна Павлова, была профессиональной проституткой. Шмидт желал ее «нравственно перевоспитать», однако о действительных результатах этого эксперимента нам доподлинно ничего не известно. В феврале 1889 г. у супругов родился сын. Назвали мальчика Евгением (Остап Бендер, решивший для себя, что у «красного лейтенанта» было два сына – Николай и Василий – как мы видим, на этот раз ошибся). Больше детей в семье не было.

Любопытная деталь. В годы отставки Петр Шмидт жил в Париже, где всерьез увлекся воздухоплаванием. Он приобрел все необходимое оборудование и намеревался на Родине зарабатывать денег полетами. Однако, вернувшись в Россию для показательных выступлений, отставной лейтенант потерпел аварию на собственном воздушном шаре. В результате весь остаток жизни он страдал от болезни почек, вызванной жестким ударом аэростата о землю.

В 1892 г. Шмидт возвращается во флот с прежним чином мичмана, а спустя два года его переводят на Дальний Восток, в Сибирскую флотилию (таково было название будущего Тихо–океанского флота). Здесь он служит до 1898 г. на миноносце «Янчихе», транспорте «Алеут», портовом судне «Силач» и канонерке «Бобр». Затем 31–летний лейтенант зачисляется в запас и переходит служить на торговые (или, как тогда говорили, – «на коммерческие») суда. В 1901 г. его произведут в лейтенанты.

За шесть лет плавания на судах торгового флота Петр успел прослужить на пароходах «Игорь», «Диана» и «Кострома» (на первых двух – капитаном). С началом Русско–японской войны лейтенанта призвали на действительную службу и назначили старшим офицером огромного по тем временам транспорта «Иртыш» водоизмещением 15 тыс. т. Корабль предназначался для снабжения эскадры вице–адмирала Зиновия Петровича Рожественского необходимыми материалами и припасами. Недавний второй помощник капитана парохода «Кострома» прошел на транспорте лишь до египетского порта Суэц, где был списан на берег из–за очередного обострения болезни почек.

Несколько последующих месяцев Шмидт провел в составе Черноморского флота, командуя миноносцем № 253. В октябре 1905 г., он, неожиданно для своих друзей и знакомых, принял участие в политической демонстрации в Севастополе, после чего попал под арест. В ходе последовавшей за этим событием ревизии кассы миноносца выяснилось, что его командир растратил две тысячи рублей казенных денег, а на корабле уже некоторое время не появлялся.

Так или иначе, но седьмого ноября 1905 г. (не правда ли, символическая дата, хоть и по старому стилю) терпение морского начальства лопнуло, и Петр Петрович был уволен в отставку. Естественно, в чине лейтенанта – его производство в следующий чин было невозможно по многим причинам. Более того, практически все офицеры были уверены, что избежать суда экс–командиру миноносца № 253 удалось исключительно благодаря извечной протекции дядюшки–адмирала.