Ханна Мина - Судьба моряка Страница 22

Я не спорил. Купленные вещи, по-моему, стоили намного дороже, это была ценная покупка. Я был доволен, улыбался женщине, но она оставалась бесстрастной, безразличной, словно впервые меня видела. Едва старик повернулся спиной, чтобы отойти за чем-то в глубь магазина, она открыла шкатулку, взяла этот перстень, который вы видите, и надела мне на палец, выразительно глядя мне в глаза, как бы говоря: «Это на память от меня!»

Я вытащил платок и завернул в него драгоценности. Когда я попросил квитанцию на покупки, она улыбнулась, покачав головой. Поняв, что квитанции не будет, я улыбнулся в ответ: «Ничего!» — и направился к двери вслед за женщиной. Приоткрыв дверь и убедившись, что никто за нами не следит, она махнула рукой, и я вышел.

Сверток лежал в кармане. Руки у меня были свободны. Я шел медленно, обычным шагом, а когда свернул на улицу, ведущую к клубу моряков, ускорил шаг, еще не веря, что спасен, что та очаровательная женщина действительно принадлежала мне и что платок с маленьким кладом у меня в кармане. А главное — я избежал убийства, которое отвергал всей душой.

В клуб я вошел с опаской. Выпил пива, потолковал о том о сем с моряками и поспешил в порт, шел, ни разу не обернувшись. Часы показывали около двух, пришло время заступать на вахту. По трапу я взбежал одним рывком, бросился в свою каюту. Моего соседа не было, я сунул сверток в свой сундук и поспешил на вахту.

Я был по-настоящему счастлив, чувствовал себя так, будто заново родился, будто мне суждено прожить еще одну жизнь, что все вокруг прекрасно, что даже беспредельное море улыбается мне. Сегодня мне выпала большая удача. Находясь на вахте, я могу закрыть глаза и мимолетно, как при вспышке молнии, воскресить в памяти некоторые картины, отдельные детали, весь облик пышноволосой красавицы. Я был глубоко благодарен морю, бытию, этому порту, наградившему меня таким удивительным приключением.

Отстояв вахту, я пошел в судовой бар. Я был голоден, и мне очень хотелось выпить. Хотелось напиться, совершить что-то необычное, чтобы выплеснуть наружу свою радость. Но я все время думал о свертке, лежавшем у меня в сундуке, — ни о чем другом думать не мог. Выпил бутылку пива, наспех проглотил бутерброд и побежал в свою каюту. Открыл сундук, торжествуя, вытащил платок и начал не торопясь рассматривать его содержимое, восхищаясь: какое счастье! Огромное счастье!

На следующее утро, заняв у товарищей немного денег, я отправился в клуб, а оттуда на базар. Издали я увидел, что двери магазина открыты. Сердце сильно забилось: сейчас я могу войти в магазин и оставаться там сколько захочу. У меня будет много времени, я смогу смотреть на эту женщину при ярком свете дня, попытаюсь поговорить с ней, как-нибудь объясниться, дать ей понять, что люблю ее и что в следующий рейс мне, возможно, удастся завязать с ней дружбу, дружбу сердечную, верную. Я скажу, что готов не колеблясь увезти ее, если она этого пожелает, и жениться на ней, если она согласится. Эта женщина околдовала меня, и перстень на моей руке наглядное тому свидетельство. Я смотрю на него, вновь и вновь щупаю, чтобы убедиться, что все происходит наяву, а не во сне.

Я вошел в магазин. Там было несколько иностранных туристов. Сделав вид, что рассматриваю выставленные товары, я потихоньку продвигался вперед и, оказавшись перед прилавком, глянул вглубь, туда, где раньше был стол, женщина, зеркало, но ничего этого не увидел. Товары лежали уже иначе, не было и длиннобородого старца. Оглядев стену, я не нашел никаких признаков окошка. Деревянную стену покрывала гладкая штукатурка, никому и в голову не могла прийти мысль о существовании там тайного хода. Я был растерян, разочарован. Если бы не перстень на моей руке, я бы подумал, что все случившееся — плод моего воображения…

Долго бродил я по магазину, ожидая появления женщины и старика. Однако ожидание было напрасным. Тогда я понял: чудо не повторится. Редкостные вещицы, выставленные в витрине, потускнели… Ничего не купив, я ушел, полный грусти и сомнений… Такая вот у перстня история».

Среди слушателей прошел шепот…

Луна висела над головой, море продолжало накатывать волны на песчаный берег. Их приятный шелест прогонял усталость и сон. Стояло лето, чистое небо было озарено серебристым сиянием.

— Какая удивительная история… — послышался мужской голос. — Даже не верится…

— Странности моря… чего только здесь не бывает… — вторил ему другой.

Саид заметил, что некоторые дамы удалились и слушали конец истории из ближайшей палатки. Он пожалел, что переусердствовал, описывая подробности схватки с пышноволосой красавицей.

— Извините, я наговорил лишнего…

Грубый мужчина, тот, кто приходил к нему в палатку в первую ночь, с укором заметил:

— Вам следовало бы учитывать присутствие… — но не закончил фразы.

— Ничего страшного, — возразил отец малышки. — В книгах и не такие вещи встречаются, почище этого. И все мы читаем их…

Повисла тишина. Никто не возразил ему.

Саид встал.

— Спокойной ночи…

— В котором часу мы завтра отправимся на Арвад? — спросил его один из мужчин.

— Когда хотите…

— Десять часов вас устраивает?

— Как вам угодно. Я с утра в вашем распоряжении, — сказал Саид и удалился.

Не успел он войти в палатку, как его догнал мужчина, тот, которого он про себя называл интеллигентом.

— Жена спрашивает, не продадите ли вы перстень.

Саид задумался. Мужчина ему нравился, но и перстень был дорог ему, ведь он предназначался русалке, нельзя его продавать.

— Пусть простит меня госпожа, — смущенно пробормотал Саид. — Я не могу. Это память…

— Понятно. Спасибо…

Саид улегся на пол палатки. Взволнованный собственным рассказом, он ждал, когда все заснут, чтобы уйти отсюда. Он решил навсегда покинуть это место, ставшее свидетелем его поражения. Когда наступит утро, он будет уже далеко…

Вскоре пологи палаток опустились. Погасли огни в казино. Над побережьем простерлась мглистая, тихая ночь. Только море продолжало петь свою песню.

Саид вышел из палатки и направился на север вдоль безлюдного в этот час берега…

V

Его отец тоже был моряком.

Он не был капитаном, но не меньше, чем капитан, был всеми уважаем и любим. Салех Хаззум — вот кто истинный владыка моря. Увенчанный короной из белых кораллов, цветов морского дна, он, как волшебный всадник, мчится на гребне волны. За свою долгую морскую жизнь он не раз совершал такие дела, которые, хоть и не считаются необычными для моряка, у него выходили как-то по-особому, выделяли его. Некоторые воспринимали это как безрассудство, другие — как легкомыслие. Но один старый моряк оценил это так: «Это смелость, достойная настоящего моряка. Кто он без нее? Такой, как все, — простой извозчик или портовый рабочий».