Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 Страница 22

— …Конечно, лучше забыть… все. Я забуду! Хо!

«Кото», по которому она неосторожно задела ногой, зазвучало, как гонг.

Маркиза Иорисака не изменила тотчас же своей позы. Ее застывшие глаза продолжали глядеть в пустое пространство. И она оставалась неподвижной, как коленопреклоненная статуя. Наконец, жестом мигрени, она прикоснулась пальцами к вискам. Потом она снова засмеялась, но уже тише.

— Хе! — сказала она. — Мне кажется, что я наскучила вам глупой болтовней…

Жан-Франсуа Фельз снова принялся за работу. Он ничего не ответил.

— Да, — сказала маркиза Иорисака. — Я говорила, не слушая собственных слов. Я прошу вас простить меня. Женщины очень часто совсем безрассудны.

Она прикоснулась к «кото».

— Эта старая, старая музыка смутила мою голову… Не надо ничего говорить никому, не правда ли? Потому что стыдно говорить такие глупости…

Фельз продолжал работать в молчании.

— Я знаю, вы никому не скажете. Ваш друг, мистрис Хоклей, была бы раздосадована. И, думаю, стала бы презирать меня. Она так очаровательна! Я восхищаюсь ею и хотела бы походить на нее…

Фельз отошел на два шага и протянул к холсту победоносную кисть. Портрет, хотя и незаконченный, жил теперь жизнью личной и мощной. И глаза этого портрета — глаза Дальнего Востока, глубокие, таинственные, темные — устремили на маркизу Иорисака, поклонницу мистрис Хоклей, взгляд, полный странной иронии…

XVII

— Ужели же, на самом деле, недопустимо, чтобы вы были на garden-party, которую я хочу устроить на яхте? — спросила мистрис Хоклей.

— О, пустяки! К тому же я так хочу быть у вас! — ответила маркиза Иорисака.

И она пришла…

Повсюду, где мистрис Хоклей бросала якорь во время своих морских путешествий, она обычно устраивала сенсационное празднество на борту «Изольды». На это празднество приглашались обычно дипломатический корпус, иностранные колонии, как европейские, так и американские, и местный бомонд, если только таковой имелся. В Нагасаки немного японцев из высшего общества. Город — старинная столица шогуна. В ней никогда не жила аристократия. Он населен маленькими людьми, торговцами, ремесленниками, незначительными буржуа. Европейцы, живущие в концессии, не общаются с этими недостойными плебеями, от которых они столь же отличаются воспитанием, сколько и расой. Так что на garden-party, организованной мистрис Хоклей, за отсутствием губернатора и коменданта арсенала, сославшихся на причины военного характера, маркиза Иорисака всецело одна представляла собой японский элемент.

Конечно, от этого она еще больше выделялась.

Верхняя палуба «Изольды», так называемый спардек, расположенный террасой над приемными залами, был превращен в настоящий сад, с газонами, клумбами и большим боскетом цветущих вишневых деревьев. Сто рабочих, тех японских рабочих, из которых каждый стоит шести наших по искусности и трудолюбию, работали целую ночь над этим пейзажем, который казался созданием волшебства. Все было тут, даже водное зеркало, озеро в миниатюре, с мраморными берегами, раковинами, лотосами. У кормы, на эстраде, покрытой газоном, возвышался оркестр и разместился балет: двенадцать гейш в темных одеждах, игравших на тамбурине и шамисене; и восемь танцовщиц, сверкающих всеми цветами радуги, танцевавших, по очереди и группами, живописные и очаровательные пляски старой Японии.

Маркиза Иорисака, наряду с этой выставкой национального изящества и грации, показывалась в платье из шелка «либерти», отделанном венецианскими кружевами и в огромной шляпе из итальянской соломы, украшенной четырьмя страусовыми перьями.

Гости мистрис Хоклей наполнили вскоре этот волшебный сад восторженной и шумной толпой. Это была толпа главным образом американская. И даже в Японии, в этой настоящей родине вежливости и утонченности, американец остается тем же, что и везде: довольно грубым варваром. Гости «Изольды» топтали газоны и обламывали для развлечения нижние ветки цветущих деревьев. После чего, кинув беглый взгляд на танцовщиц, напоминавших на газоне эстрады больших разноцветных бабочек, они спешили спуститься во внутренние апартаменты яхты и брали приступом буфет.

Менее торопливые или, быть может, менее голодные, некоторые группы задержались в розовой тени вишневых деревьев, перед гейшами и танцовщицами. Это были европейцы и наиболее избранные американцы из Бостона и Нового Орлеана. Не слишком пораженные спектаклем и концертом, привычными для всякого обитателя Дальнего Востока, они предпочитали ухаживать за хозяйкой. Мистрис Хоклей сидела на траве и указывала всем на феерический контраст сада, как бы повисшего над морем. Все это изобрел Фельз.

Маркиза Иорисака, чтобы как следует рассматривать вид, склонилась на плечо своей подруги. Немного растерявшись от шума и толпы, она инстинктивно нашла убежище подле единственной женщины, которая не была для нее чужой. Мистрис Хоклей, со своей стороны, находила удовольствие в том, что показывала своим гостям японскую маркизу, одетую парижанкой. И она старалась знакомить ее с возможно большим числом гостей. Но для многих из присутствующих — туристов, негоциантов, промышленников — разница была слишком невелика между словами: «японец» и «дикарь». Многие из тех американцев и даже немцев и англичан, которых мистрис Хоклей не без гордости представляла наследнице древних даймио Хоки, обращались с ней скорее, как с редким животным, чем, как с дамой света. Были, впрочем, и исключения.

Было даже одно, которым маркиза Иорисака почувствовала себя польщенной.

За три дня до того посетитель приехал на «Изольду», добиваясь чести быть представленным Жану-Франсуа Фельзу. Случаи, подобные этому, бывали часто. Большое количество иностранцев искали знакомства знаменитого друга мистрис Хоклей.

Разный народ появлялся с этой целью, по большей части, просто любопытствующие. Но на этот раз личность посетителя не лишена была значения. Он был итальянский дворянин очень хорошего рода, князь Федерико Альгеро, из генуэзских Альгеро. А мистрис Хоклей, усердная читательница готского альманаха, знала, что князья Альгеро насчитывают среди своих предков трех дожей. Она очень оценила сеньора столь высокого происхождения, тем более, что князь Федерико оказался человеком превосходной внешности и безукоризненной благовоспитанности…

Приглашенный на garden-party, он явился. Представленный маркизе Иорисака, он склонился перед ней, как склонился бы перед самой благородной дамой Италии и очень церемонно поцеловал ее руку.