Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов Страница 23

на Гавайи. Ему было чем развлечь слушателей; куда там Петеру Шлемилю, герою сказки Шамиссо: приключения Элиото де Кастро — авантюриста и бродяги, то богача, то нищего — вот это сказка! Где только не побывал он, веселый и бесшабашный искатель счастья. Его сжигало солнце Буэнос-Айреса, он мерз на Аляске, переплывал океаны и пробирался в джунглях, нежился в «соломенных дворцах» островных королей и ночевал под звездами, прикрывшись потертым плащом. Судьба Элиота была изменчивой, а рассказчик он был занимательный.

СОЛНЕЧНЫЙ АРХИПЕЛАГ

Обстоятельно, строго вел Коцебу журнал путешествия. Течения и ветры, характер дна и глубины, приливы и отливы, все, что могло быть полезно другим мореплавателям, заносил он на страницы журнала. Точность записей считал он святой обязанностью. Но сильно ошибся бы тот, кто решил, что все мысли и чувства, обуревавшие капитана, записывались им на журнальные листы. Было и такое, с чем он оставался наедине с самим собой. Так, ни словом не обмолвился капитан о том, что бродило в его душе, когда «Рюрик» приближался к архипелагу солнечных островов.

Те острова звались Сандвичевыми. Они протянулись с северо-запада на юго-восток у северного края тропической зоны Тихого океана. При имени «Сандвичевы острова» каждого морехода тотчас осеняла мысль о судьбе Джемса Кука. Для Коцебу она имела особое значение…

Джемс Кук был замыкающим в героическом ряду мореплавателей, штурмовавших на протяжении веков Северо-Западный проход. Отто Коцебу, волею Румянцева и Крузенштерна, был первым, кто возобновил эту борьбу после долголетнего перерыва. Джемс Кук открыл архипелаг в 1778 году и дал ему имя тогдашнего лорда адмиралтейства графа Сандвича; после неудачного плавания на севере Кук вернулся к берегам архипелага. Коцебу шел к ним после натиска на тихоокеанское начало Северо-Западного прохода. Он шел к Сандвичевым островам с тем же, что и Кук, замыслом: плавать зимние месяцы на юге, а потом вновь поворотить на север.

Но Джемсу Куку, высокому, крепко скроенному человеку, не суждено было больше стоять на корабельной палубе. На Сандвичевых островах знаменитый мореплаватель был убит островитянами; матросы, прикрыв его останки британским флагом, отдали их спокойному голубому морю…

Многие моряки, посещавшие впоследствии Сандвичевы острова, отмечали миролюбие туземцев и дивились нелепому стечению обстоятельств, погубивших отважного англичанина. Многие моряки пользовались потом гостеприимством солнечного архипелага, многим из них оказывали туземцы неоценимые услуги. И печальное происшествие с Куком давно уже относилось к числу тех, о которых люди говорят, пожимая плечами: «от судьбы не уйдешь»… Коцебу это знал, но все же какая-то тень нет-нет, да и набегала на его душу, когда «Рюрик», зарываясь форштевнем, спешил к Сандвичевым островам…

Минуло три недели после ухода из Сан-Франциско. Элиот де Кастро досказывал последние истории своей бурной жизни. Кончался ноябрь. Не внезапно, как коралловые острова, а за много миль замечен был остров Гавайи, самый крупный из всех в архипелаге.[12] На расстоянии пятидесяти миль показал он «Рюрику» вершину вулкана Мауна-Лоа. Ночью над вулканом светился огненный венец.

Теперь очень пригодился бродяга Элиот; на Гавайях его знали и простые смертные, и богатые островитяне-«дворяне» и колонисты-европейцы, которых забросили туда превратности жизни, и сам король Камеамеа, самодержец Гавайских островов. Элиот де Кастро указал капитану «Рюрика» безопасную стоянку и съехал на берег с дипломатическими поручениями. Воротившись на корабль, он объявил, что король ждет гостей.

В десять часов утра командир российского военного брига лейтенант Коцебу, его помощник лейтенант флота Глеб Шишмарев в сопровождении очень оживленного, довольного тем, что он оказался полезным, Элиота, отправились на остров с официальным визитом.

Под дружными ударами весел шлюпка быстро шла к узкой косе.

Когда Шишмарев положил руль влево и шлюпка обогнула косу, перед моряками развернулся чудный пейзаж: мелкие голубые волны залива, на берегу — пальмовая рощица, соломенные шалаши, банановые деревья, белые, похожие на европейские домики…

Король был вежлив. Он шел с военачальниками к берегу. Толпа нагих подданных с молчаливым любопытством следовала несколько позади.

Матросы напоследок особенно сильно ударили веслами, и шлюпка с разгону сильно и плавно врезалась в песок; десятки смуглых рук подхватили ее и вытащили до половины.

Король Камеамеа — настоящий Геркулес с мощной, низко посаженной головой, одетый в белую рубаху и красный жилет с черным шейным платком, — шагнул к капитану и, улыбаясь широким умным лицом, по-европейски пожал ему руку.

Моряки, король, свита, толпа островитян и, конечно, вездесущие мальчишки — все пошли к королевскому дворцу.

Дворец Камеамеа был вроде тех, о которых повествовал на «Рюрике» Элиот де Кастро. Он был крыт соломой, состоял из одного, правда, очень просторного зала и насквозь продувался ветром. Меблирован он тоже был чрезвычайно просто: несколько стульев и один стол. Впрочем, стулья казались островитянам излишеством — вельможи Камеамеа расселись на полу.

Коцебу и Шишмарев, разглядывая приближенных короля, едва удерживались от хохота. Особенно это было трудно смешливому Глебу Семеновичу; круглое лицо его раскраснелось, а глаза так и метали веселые искры. Легко понять обоих офицеров, если представить себе картину аудиенции.

«Чтобы быть красивым, надо страдать», — говорят французы, разумея тиранию моды, от которой люди, действительно, зачастую терпят немало неудобств. Французское присловье невольно было на языке лейтенантов, когда они глядели на королевскую свиту — дородных толстяков, напяливших черные фраки на голое тело. Туземцы выменивали эти фраки у худощавых американцев с купеческих кораблей, часто навещавших Гавайи, и черное одеяние с чужого плеча едва-едва застегивалось на толстяках. Толстяки обливались потом, тяжело дышали, но чувствовалось, что они всё же весьма горды своим нарядом.

У дверей соломенного дворца стояла, замерев, нагая стража с ружьями и пистолетами. Смуглые часовые невозмутимо наблюдали, как король усадил гостей за стол, как слуги принесли вино и фрукты, как белолицый капитан выпил за здоровье Камеамеа Первого, а Камеамеа выпил в честь капитана и его друзей. Потом, так же невозмутимо, они слушали, не понимая, речь начальника заморского корабля.

Коцебу говорил по-английски. Он обращался к королевскому переводчику — молодому англичанину, бывшему штурману, сменившему флотскую службу на гавайское приволье. Переводчик бойко доложил Камеамеа просьбу русских о снабжении их припасами,