Корабль мертвых - Травен Бруно Страница 25

– Да ну, – не поверил я. – А как же шкипер? Уж он-то в курсе всех чистых и нечистых дел, он не пойдет с нами ко дну.

– Ты думай о себе.

– Но ты вот смог убраться с прежних катафалков, – напомнил я.

– Ну да. Но это не значит, что так и дальше будет. Не будь ослом, Пипип! Нужно везение, понимаешь? Если нет везения, даже не поднимайся на палубу такого корыта, как наше. Утонешь.

– Лавски, черт тебя побери! Ты где там? – заорал снизу кочегар.

– Цепи сползли. Подожди минуту.

– Долго же придется сегодня таскать золу!

– Управимся! – крикнул Станислав и сказал мне: – Теперь ты попробуй поработать с лебедкой. Только не зевай, а то или сам покалечишься или убьешь кочегара.

Я коснулся рукояти, и кадка взлетела вверх с такой силой, что все вокруг утонуло в грохоте. Я переключил рычаг, и кадка с тем же адским грохотом ухнула вниз. Кочегар выругался и отскочил в сторону, а кадка уже летела вверх, как огненная ракета. Лязг и грохот оглушили нас, горячая зола посыпалась в шахту, казалось, весь корабль сейчас развалится на куски от ударов взбесившегося механизма, но Станислав умело перехватил рычаг.

– Все не так просто, да? Нужно поучиться, Пипип. За две недели ты превратишься в факира. Но сегодня лучше спускайся вниз и подгребай золу к кадке, так будет лучше для нас всех. Завтра в обед я тебя научу главным правилам, а сейчас с тебя хватит. Ты все здесь разнесешь. С нас же потом за это вычтут.

– Дай я еще раз попробую, Лавски.

– Ну, пробуй.

– Поднимай! – заорал снизу кочегар.

– Ну, госпожа, – сказал я лебедке, – не дури, и делай, что надо.

Господь и Лавски свидетели, у нас получилось. Я все проделал легко, почти нежно. Все рассчитал до миллиметра. Мне теперь казалось, что я понял «Йорику», что я знаю нашу древнюю госпожу лучше, чем шкипер. Кадка ушла в самую глубину нашего ковчега. Все добрые и плохие духи, сидевшие в лебедке, притихли от удивления. Даже Станислав покорил ее не с первого раза, так что мои успехи удивили его. Но я должен был окончательно утвердить тебя. «Еще разок!» Я нажал рычаг, и кадка послушно ушла вниз. «Вот видишь!» Я нажал на рычаг, и кадка вернулась полная. И так она с той поры и стала работать, хотя нрав у нее оставался бешеный, чуть зазеваешься, она готова разнести «Йорику» на куски. Станислав спустился вниз и, как негр, поблескивал из тьмы глазами. А я шептал: «Давай же, Госпожа. Давай, не подведи меня». И кадка в ту вахту ни разу больше не подвела меня. «Поднимай!» – кричал снизу Станислав, и я поднимал. И только когда я поднял пятьдесят кадок, он крикнул:

– Все! Скоро двенадцать!

Я с трудом добрался до кубрика.

Палуба была темная, я спотыкался.

Не могу описать то, что я видел то тут, то там.

Если сказать коротко, на палубе было все, что может себе представить больной человеческий мозг. А среди всего этого ужасного развала валялся смертельно пьяный плотник. Силы у него кончились, он никуда не мог доползти, он даже не мог больше пить, и шкипер радовался, что сегодня здорово сэкономит на нем. Плотник да пара помощников шкипера, да парочка старших матросов – только они имели право на стакан рома. И они пользовались этим правом с первого дня плавания. Они, видимо, кое-что знали и умели держать язык за зубами. Им-то полагались спасательные пояса, потому что они не проговорились бы ни перед какой страховой компанией. И вахтенный журнал они, конечно бы, спасли, потому что их будущее зависело как раз от того, что записано в журнале.

Взяв кофейник, я отправился за кофе для вахты.

А потом я еще раз прошел по той же темной, ничем не освещенной палубе.

Одну ногу я сбил в кровь, но на «Йорике» не оказалось аптечки. Конечно, старший офицер мог оказать первую помощь, но не с такой же чепухой к нему обращаться. Я больше озаботился своим кочегаром, поскольку никак не мог его разбудить. А когда он все же проснулся, то чуть не убил меня, потому что решил, что я разбудил его слишком рано. И снова уснул, и чуть не убил меня во второй раз, когда ударила рында и он не успел выпить свой кофе. Ссориться не имело смысла. На борту ссорятся только сумасшедшие. Лучше поддакивать, пока человек не заткнется. Это проще. И когда наконец он заорет на тебя: «Ну прав я или нет?» – еще раз поддакни, но укажи на то, что ему следует сделать. Вот мой совет: хотите забыть обо всех проблемах, поработайте неделю кочегаром «крысьей» смены. Это навсегда отобьет у вас охоту к ссорам и к спорам по пустякам.

Кофе был горячий, черный и горький. Правда, сахара и молока не было, а маргарин протух.

Кочегар с трудом сел за стол, но вдруг упал головой на чашку и снова уснул. Потом очнулся и в странном полусне дотянулся до хлеба, хотя, как я уже сказал, рында только что пробила. Он пришел в бешенство и заорал: «Исчезни с моих глаз, Пипип! Спустись в шахту и приготовь воду для тушения шлака». Проходя мимо камбуза, я заметил Станислава. Он шарил в темноте, наверное, пытался отыскать мыло, припрятанное коком. Он-то знал, что кок ворует мыло у стюарда.

– Лавски, покажи мне, как добраться до котельной.

Он кивнул, и мы поднялись на шканцы. Там чернел вход в шахту.

– Лезь вниз. Не промахнешься!

Из черной и все же чистой ночи я спустился в черную тьму. В бескрайней глубине подо мной что-то невнятно трепетало, несло дымом и паром, отсветы дьявольского пекла падали на куски угля. Я будто правда спустился под землю. Голая человеческая фигура, черная от сажи и копоти, предстала моим глазам. По плечам и груди человека густо струился пот. Он стоял, скрестив руки, совершенно неподвижно и смотрел на огненные отблески. Мне показалось, что он так стоит вечно, но он вдруг нагнулся, ухватил огромную кочергу и ударил ею в то место, откуда прорывался адский огонь. И снова выпрямился, застыв, как столб. Я совсем уже собрался спрыгнуть с металлических ступенек, когда меня настигла первая ужасающая волна чудовищного жара, угольного дыма, перегретого воздуха. Я мгновенно поднялся на несколько ступенек выше, потому что легкие мои отказывались принимать эту гремучую смесь вместо воздуха. Но мое место было внизу. Я это понимал. Если там внизу есть живой человек, значит, и я могу там находиться. Почему нет? Набрав воздух в грудь, я спрыгнул вниз и увидел еще одну лестницу. До нее было каких-то три шага, но чтобы их сделать, надо было проскочить мимо паровой лебедки, так и норовящей ошпарить тебя перегретым паром. Он вырывался из какой-то щели, узкий и страшный, как нож. Даже нагнувшись, нельзя было избежать этого испытания. И я снова трусливо отступил, чтобы отдышаться. Хорошо, что Станислав еще рылся в пустом камбузе. «Идем, я тебе покажу», – сказал он. И добавил: «Вижу, ты еще не работал в аду, да?»

Я кивнул. Он был прав. Я многое перепробовал. Был юнгой, стюардом, палубным рабочим, но в аду не работал, по, Sir.Я только думал, что прошел через ад, но раньше это был вовсе не ад. Навеки это хорошо понимал. «Это ведь твой первый корабль мертвых, – сказал он. – Ты добился этого, ты опустился на самое дно. Ну так посмотри теперь, что это значит. Хотим мы этого или нет, все мы здесь мертвецы. Не строй иллюзий. Утешай себя тем, что хуже уже не будет».

Но тут он ошибся. Стало еще хуже.

Можно плевать на корабли мертвых, можно навсегда выпасть из списка живых, забыть имя и родину, нежную зеленую землю, но в аду, из которого нельзя бежать, не страдать невозможно.

29

Я видел, что Станислав… Но нет, он не заблудился, как я подумал… Он просто решил показать мне дорогу и сам первым спустился по лестнице. Я последовал за ним. В паре шагов от струи бьющего перегретого пара я сказал:

– Мы не можем тут пройти. Мы прожжем кожу до костей.

– Что бывает, то бывает. Как-нибудь покажу тебе свои плечи. Но пройти нужно, – ответил Станислав. – Никто нам не поможет. Другого пути нет. Инженеры не позволяют нам ходить через машинное отделение, мы для этого слишком грязные, кроме того, такое не позволяется уставом.