Штормовой предел - Шигин Владимир Виленович Страница 25

Рассвет был безрадостен. В полумиле был виден безлюдный песчаный берег, вдалеке темнели какие-то горы. "Москву" не переставая било в бурунах. Корпус трещал и мог в любую минуту развалиться.

— С пароходом, кажется, кончено! — мрачно резюмировал Чириков. — Теперь надо думать о людях!

Из команды "Москвы" он отобрал шесть наиболее сильных матросов под началом мичмана Отта.

— Задача свезти на берег конец и установить сообщение! Это крайне трудно и опасно, но иного выхода у нас нет!

Вельбот отчаянно мотало на крутых волнах. Казалось, его вот-вот перевернет. Но обошлось. Шлюпку с размаху вышвырнуло на прибрежную мель. Очутившись на берегу, матросы вытянули конец перлиня, к которому были подвязаны бревна, для укрепления на берегу. С большим трудом бревна зарыли стоймя в песок, и к 10 утра переправа была готова. Первым рейсом от "Москвы" ушла шлюпка с сухарями и водой.

Тем временем на берегу показалось несколько арабов. Они держались поодаль и явно выжидали, что будет дальше. Один из них все же некоторое время спустя подошел к мичману Отту и сообщил, что здешняя страна принадлежит султану Осману-Махмуду и они охраняют побережье.

С "Москвы" продолжали свозить припасы и людей, в первую очередь женщин и детей. Обратным рейсом на пароход доставили двух арабских парламентеров. В ходовой рубке их принял Чириков. Из разговора стало понятно, что "Москву" выбросило на мель в 25 милях южнее мыса Рас-Хафун. Через арабов-кочегаров капитан попросил прибывших передать сообщение о крушении "Москвы" в Аден.

— Мы скажем о вас нашему вождю Гафун-паше, а он уже передаст все султану! Как решит Осман-Махмуд, так и будет! Наши же услуги стоят тридцать долларов!

Арабам отсчитали просимые деньги, и Чириков принялся писать письмо в Аден с просьбой о помощи. Парламентеры тем временем горстями поглощали предложенный им к чаю сахар.

А на берегу собрались уже сотни их соплеменников. Видя гибнущее судно, они волновались и размахивали руками. Наконец несколько арабов кинулись к бывшему у берега вельботу и устремились, подтягиваясь на перлине к пароходу, в надежде поживиться. Однако первый же налетевший бурун опрокинул и утопил вельбот. С воплями арабы доплыли до берега. Одного из них, тонувшего и громче всех вопившего, спас, бросившись в воду, матрос Луйберг.

Чириков выскочил на палубу. Он был в ужасе. И было от чего! Мало того, что арабы утопили вельбот, но последний пошел ко дну, запутав перлинь на самой середине переправы. Дорога к берегу для спасения команды оказалась отрезанной! Надо было как можно скорее отцепить затонувший вельбот от провисшего каната.

Из воспоминаний очевидца: "Положение было ужасно! Каждую минуту мы ожидали, что бушующие буруны повалят пароход, затопят провизию, вещи, заготовленную воду и все для нас необходимое. Наконец, муссон мог сделаться свежее и лишить нас возможности в несчастную минуту съехать на берег. Понятно, что такое угрожающее положение повергло всех в тревожное состояние… Видя это, один из пассажиров (это был мичман Миклуха) предложил свои услуги освободить перлинь от вельбота и, получив согласие командира, бросился вплавь с острым ножом, отрезал запутанный вельбот и тотчас отправился плыть к берегу, так как следовавшая за ним шлюпка не могла принять его к себе. Через пять минут он благополучно добрался до берега".

На месте причаливания мичман Отт выставил караул из матросов, и с этого момента переправа уже действовала непрерывно. К вечеру все было благополучно завершено. Однако пришла новая беда. Около лагеря "московцев" скопилось несколько сотен аборигенов, которые норовили утащить все, что плохо лежало: всевозможные вещи, продукты и прочее. С каждой минутой арабы становились все назойливее и вскоре уже пытались отбирать продукты силой, угрожая кривыми ножами. Пришлось подле имущества выставить еще один караул во главе с мичманом Фришем.

До самого позднего вечера переправляли на берег пассажиров и продовольствие. Дело продвигалось медленнее, чем хотелось, потому что вельбот сильно заливало водой и каждый раз ее приходилось подолгу вычерпывать. С берега за этой работой наблюдали туземцы, которых с каждым часом становилось больше и больше. Казалось, что все окрестные племена, узнав о гибели парохода и почуяв добычу, поторопились прибыть к месту крушения. Естественно, с собой у них не было ни воды, ни продуктов, а потому они все нахальнее обращались к спасшимся, жестами выказывая свое желание есть и пить. Арабов-кочегаров туземцы уговаривали перейти на их сторону, всячески угрожали им.

Чем больше становилось арабов на берегу, тем с большей наглостью бросались они на вещи и продукты команды. Вместе с матросами от грабителей отбивался и Миклуха. Не раз и не два его тяжелый кулак достигал цели. Лязгали челюсти, вылетали зубы, и арабы отбегали в сторону, чтобы спустя минуту снова бросаться на добычу.

Выгрузка между тем продолжалась: по пояс в воде, преодолевая сопротивление прибоя, люди переносили на своих плечах все, что могло пригодиться им на берегу. Понятно, что немало вещей оказалось испорченными, а многое и разграбленным.

Вскоре с берега к Чирикову пришло известие, что бывшие у него на борту арабы отказались передавать обещанное письмо, заявив, что скоро к месту крушения прибудет местный паша и он сам уже решит, что следует делать. Бывшие в команде несколько арабов-кочегаров при этом с испугом говорили, что их соотечественники, скорее всего, вначале ограбят команду и пассажиров, а потом всех перережут.

— Так у нас случается всегда! Пощады не будет никому, разве что женщин заберут в гаремы, а детей в рабы! Надо скорее уходить из этих мест! — плакали они офицерам.

Чириков и сам видел, что дело худо. Толпы на берегу делались все воинственнее. Среди арабов становилось и все больше вооруженных людей, они явно что-то замышляли. Вот-вот могла начаться настоящая резня немногочисленной охраны лагеря и свезенных на берег пассажиров. То, что творилось на душе у Чирикова, представить несложно. Потеря вверенного ему океанского судна и миллионного груза, ответственность за жизнь людей — все это ложилось только на него одного.

— Надо оставлять пароход! — решился наконец Чириков и велел офицерам и матросам: — Забрать все оружие! Сухари и воду в шлюпку! Будем пробиваться берегом к Адену!

Как и положено капитану, "Москву" Чириков покинул последней шлюпкой, несколько раз оглянувшись на обреченное судно.

Собравшись на берегу, "московцы" подсчитали свои силы. Налицо было 123 человека, на которых приходилось семь берданок, полтора десятка револьверов, несколько сабель и охотничья двустволка. Вооружались поэтому кто чем мог, офицеры точили кортики, матросы — напильники и стамески, которые насаживали на палки, пассажиры взяли в руки отпорные крюки, а корабельный доктор насадил на древко свой скальпель.

Над штабной палаткой подняли российский трехцветный флаг.

— Порядок оставляем корабельный! — распорядился Чириков. — Дозорные вахты со сменой через четыре часа!

К нему подошли мичман Миклуха и полковник Лейдениус:

— Мы тоже желаем стоять свои офицерские вахты!

— Хорошо! — кивнул Чириков старшему офицеру. — Внесите в списки!

Туземцы, увидев организованную оборону, прекратили угрожать, но продолжали оставаться вблизи лагеря. Теперь их было уже около тысячи. Не только экипаж парохода, но и офицеры из числа пассажиров — подпоручики Шангин, Мельницкий, Ильинский и мичман Арфии — приняли участие в круговой обороне, а лейтенант Миклуха по просьбе командира взял на себя один из самых важных участков — охрану продовольствия.

Нелегко было прокормить свыше 120 человек, внезапно выброшенных на незнакомый берег. Тем более, что не все продукты удалось уберечь от туземцев. Оставалось около двенадцати пудов риса, восемь пудов муки, десять пудов пшена, около трех пудов сахара, два ведра уксуса, ведро кислой капусты, полтора мешка картофеля, пуд соли, три бочки красного вина, полтора ящика чая, четыре барана, пять гусей, три поросенка и десяток кур.