Александр Чернобровкин - Князь Путивльский. Том 2 Страница 26

– Латиняне не собираются сдаваться, и их много, – привлек я внимание царя к проблеме, которая может перечеркнуть победу.

– Я не собираюсь с ними воевать, – ответил Иван Асень. – Поговори с ними, пусть катятся на все четыре стороны!

– Они могут покатиться в нашу, когда поймут, что нас мало, а добычи много, – предупредил я. – Не лучше ли их нанять на службу? Тогда они уж точно не окажутся на стороне твоих врагов.

– А они согласятся воевать против своих? Не перебегут во время боя? – спросил болгарский царь, который, видимо, больше не будет доверять никогда и никому.

– Это наемники. Для них свои – это те, кто платит. Если принесут оммаж, будут служить верно до окончания оговоренного срока. У них не принято нарушать клятву, иначе никто не возьмет на службу, – ответил я.

– Договорись с ними, – предложил царь Иван и добавил насмешливо: – Денег у меня теперь много: Феодор привез мне аж десять больших сундуков золота, не считая других трофеев! Да, родственник?!

Феодор Ангел продолжал рыдать. Уже, наверное, не от боли. Еще час назад он был могущественным правителем, перед которым трепетала Латинская империя. Одно неверное управленческое решение – и ты слепой невольник. Хотя это цепь неверных решений. Последнее – отсутствие элементарной разведки, порожденное самоуверенностью, недооценкой противника.

Я с двумя дружинниками остановился метрах в семидесяти от лагеря латинян. Они наблюдали за нами, выглядывая из-за больших щитов. Первая шеренга стояла на левом колене, придерживая правой ногой копье, упертое в землю и направленное наконечником на уровень груди коня. Вторая и третья стояли, направив наконечники копий на уровень груди и головы всадника. У большинства пехотинцев кожаные доспехи или стеганки, но шлемы у всех железные. В четвертой расположились рыцари. Трое сидели на лошадях, догадавшись, зачем я к ним еду. На рыцарях шлемы яйцевидной формы с назатыльником, наносником и прикрывающими щеки пластинами, кольчуги с капюшоном и длинными рукавами с рукавицами, наручи, кольчужные шоссы. Только у одного были оплечья и на груди приварены к кольчуге две немного выгнутые, горизонтальные, железные пластины. Наверное, это командир. Ему было лет тридцать с небольшим. Шлем держал подмышкой, что говорило о готовности к переговорам. Длинные, темно-русые, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Лицо выбрил дня два назад. Что-то – наверное, нахрапистое выражение лица при настороженном взгляде – подсказало мне, что это брабантец. Долгий он путь проделал. Как будут говорить в СССР, погнался за длинным рублем. В последние века именно в этой части Европы больше всего нуждались в наемниках и платили им.

Глядя ему в глаза, я сказал на брабантском диалекте:

– Выезжай на переговоры.

Я не ошибся. Брабантец от удивления открыл было рот, но потом решил подъехать поближе и выяснить, кто я и откуда знаю его язык? Вместе с ним, по бокам, отставая на пол лошадиного корпуса, приехали два рыцаря. Один был, скорее всего, француз, а второй, если не ошибаюсь, – немец.

– Александр, князь Путивльский, – представился я.

– Бодуэн де Рине, рыцарь, – назвался командир.

Судя по еле заметной запинке, фамилию он позаимствовал или придумал.

– Феодор у нас в плену, так что ваш договор с ним потерял силу. Иван Асень, царь Болгарии, предлагает вам перейти на службу к нему на тех же условиях, на срок до конца лета, с возможным продлением, – сообщил я и сделал предложение еще слаще: – После совершения оммажа, каждый рыцарь получит боевого коня, рыцарские доспехи и оружие, а каждый пехотинец – пехотные доспехи и оружие.

Если у рыцарей и были сомнения по поводу царя Болгарии, знакомое слово «оммаж» должно их развеять. Так оно и случилось.

Брабантец сумел сдержать радостную улыбку, произнес с наигранным равнодушием:

– Нам надо посовещаться.

– Не говори ерунду, Бодуэн! – сказал я, ухмыльнувшись. – Такое хорошее предложение ни ты, ни твои люди не получали за всю жизнь. Поверь мне, вы не пожалеете.

Командир наемников улыбнулся в ответ и спросил:

– Откуда ты знаешь наш язык?

– Много где воевал, пока не получил княжество в наследство, – ответил ему.

Я объяснил Ивану Асеню, как совершать оммаж. Бодуэн де Рине, встав на левое колено и положив ладони на ладони царя, поклялся за весь отряд. Это действо, включая поцелуй, понравилось болгарскому царю.

Латинские пехотинцы сразу были расставлены по периметру долины, чтобы пленные не разбежались. В это время наши дружинники собирали и сортировали трофеи. Их было очень много. Даже половцы, обычно зорко следившие, чтобы их не надули при разделе добычи, потому что сами постоянно обманывали, и те потеряли обычную бдительность после того, как царь Иван пообещал, что отдаст им два сундука с золотом из захваченной казны Эпирского деспота. Три сундука предназначались мне. Остальные пять Иван Асень оставлял себе на карманные расходы.

– Надо с пленными что-то делать, – напомнил я. – Слишком их много.

– Да, ты прав, – согласился болгарский царь и посмотрел на Феодора Ангела, который лежал на боку на земле и больше не рыдал.

Казалось, бывший деспот беспробудно спит, как отревевшийся ребенок.

Поняв ход мыслей Ивана Асеня, я сказал:

– Если прикажешь ослепить всех его солдат, больше никто не сдастся тебе в плен.

– Они клятву не нарушали, – произнес более важный для него аргумент царь Иван. – Значит, муку не должны принять. Бог дал мне знак и теперь проверяет, – продолжил он и, пока я пытался понять, что он имеет в виду, принял решение: – Я их всех отпущу.

– Какой знак? – полюбопытствовал я.

– Сегодня день Сорока Севастийских мучеников, а я как раз перестраиваю базилику, посвященную им, – ответил он. – Только сейчас вспомнил и понял, почему не сомневался в победе.

А что бы он вспомнил, если бы мы проиграли?!

17

Через три дня в долину прибыли болгарская пехота и боярское ополчение и мои арбалетчики и кибитки. Болгарские бояре теперь все были за царя Ивана Асеня. Победа сделал его национальным героем. За эти дни мы собрали и поделили трофеи. Большую часть доставшегося мне оружия, доспехов и лошадей продал по дешевке царю Болгарии. Ему надо оснащать армию, стремительно разраставшуюся. Тряпки и прочую ерунду загнали адрианопольским купцам, которые появились на следующее после битвы утро. До Адрианополя всего полдня пути. Купцы тоже считались эпирцами, что абсолютно не мешало им торговать с болгарами. Себе я оставил только самое лучшее, что сможем перевезти на судне и кибитках домой. В том числе и две сотни боевых коней, которые пойдут своим ходом и повезут в тюках часть добычи. Всё это было доставлено в Созополь, где будет дожидаться нас под охраной отряда из пятидесяти арбалетчиков. Слишком много там стало ценностей. Как бы не привели в искушение такие слабые души созопольцев.