Бруно Травен - Корабль мертвых (пер. Грейнер-Гекк) Страница 27

Если с командой дурно обращаются или плохо ее кормят, корабль тотчас же встает на сторону команды и кричит об этом в каждой гавани так громко, что шкипер затыкает уши. Нередко его крик пробуждает комиссию и не умолкает до тех пор, пока она не произведет должного расследования.

Я почти убежден, что меня считают прожорливым субъектом. Но у моряка, кроме обслуживания корабля, есть только одно занятие – еда. Других радостей он не имеет, а тяжелая работа вызывает здоровый аппетит. Еда – значительная составная часть его вознаграждения.

На «Иорикке» же, как громко она ни ревела, команде давали такую отвратительную пищу, какую только может изобрести скупая компания и шкипер, живущий на побочные доходы. Как был обставлен сам шкипер, «Иорикка» рассказывала каждому, кто понимал язык корабля. Он любил пить, но только тонкие напитки, любил есть, но только тонкие блюда; он воровал где только мог воровать; он устраивал на стороне делишки с кем только мог. Остальное мало его интересовало, и лично он беспокоил команду очень редко. Он беспокоил ее косвенно через офицеров и инженеров. На других, нормальных кораблях инженеры «Иорикки» не могли бы работать даже в качестве смазчиков.

Как это могло случиться, что «Иорикка» приобрела команду и удержала ее? Как могло случиться, что она уходила из испанской гавани, из этой благословенной страны свободы и солнца, увозя с собой экипаж в полном составе? Здесь скрывалась тайна. Не была ли «Иорикка»…

А может быть, все-таки… Может быть, все-таки это был корабль смерти. Да! Так и есть… Корабль смерти. О, будь он проклят!

Но как я не заметил этого сразу! А все потому, что я дремал.

Это так, и не может быть никаких сомнений.

И все же было здесь что-то такое, что заставляло думать иначе. Какая-то тайна скрывалась за всем этим. Пусть белый медведь почешет меня пониже спины, если я не докопаюсь до истины!

Наконец-то она все-таки решилась двинуться добровольно и без заминок. Я просто ее недооценил. Она боялась воды по уважительной причине. Шкипер был осел, да, сэр. «Иорикка» была гораздо умнее своего капитана. Она вообще не нуждалась в капитане. Она была подобна хорошей старой породистой лошади, которой нужно отпустить поводья, если хочешь, чтобы она шла верной дорогой. Любому капитану достаточно представить удостоверение за подписью и с приложением печати о том, что он сдал испытание, чтобы ему тотчас же доверили корабль, и притом еще такой деликатный, как «Иорикка». Дайте опытному юнге вознаграждение, какое получает шкипер, и он лучше поведет «Иорикку» против волн и бурь, чем наемный капитан, который только комбинирует, как бы ему урезать провиант для команды и положить в свой карман и в карман компании лишний доллар.

Ветер и течение преграждали «Иорикке» путь, по которому ее заставлял идти шкипер. Такую деликатную женщину нельзя принуждать идти той или иной дорогой; она может сбиться с пути. Лоцман не был виноват. Лоцман отлично знал свою гавань, но не знал корабля, а шкипер знал свой корабль еще меньше.

Визжа проползла «Иорикка» вдоль набережной, и мне пришлось подобрать под себя ноги, иначе она увлекла бы их за собой. А мне не очень-то хотелось послать свои ноги в Марокко, оставаясь всем туловищем в Кадиксе.

Внезапно «Иорикка» дернулась с места, плюясь и фыркая по сторонам, как одержимая, как будто она порядком наклюкалась и ей бог знает как тяжело пускаться в путь, не захватив с собой все встречные фонарные столбы.

Наконец-то шкиперу посчастливилось оторваться от берега. Но я убежден, что это сделала сама «Иорикка», понимая, что ей следует позаботиться о спасении своей собственной шкуры. Может быть, она захотела, кроме того, сберечь своему владельцу несколько ведер краски.

Чем ближе она подходила, тем несноснее для глаз становилась ее внешность. И вдруг мне пришла в голову мысль, что если бы за спиной у меня стоял палач с готовой петлей и я мог бы избежать своей казни, скрывшись на «Иорикке», – я предпочел бы петлю и сказал бы палачу: «Дружище, возьмите меня и кончайте свое дело скорей».

Потому что то, что я увидел в этот момент, было ужаснее всего, что я видел когда-либо в моей жизни.

XXI

На передней палубе стояли свободные от вахты матросы и смотрели через фальшборт вниз на набережную, чтобы в последний раз запечатлеть в своей памяти то, что оставалось на берегу и что они могли еще окинуть своим взором.

За свою многоопытную жизнь я достаточно насмотрелся на запущенных, оборванных, грязных, вшивых моряков и в азиатских, и в южноамериканских портах, но такой команды, и к тому же команды, не прибитой волнами после кораблекрушения, после дней безумия и блуждания в открытом море, а команды, находившейся на корабле, только что вышедшем из гавани, – такой команды я не видел никогда в моей жизни. Я не мог себе представить что-либо подобное. Я сам выглядел далеко не элегантно, и, если честно признаться, я приближался к тому, что называют оборванцем. Но, по сравнению с этой командой, я выглядел как дирижер женского хора в Цигфельд-Фоли в Нью-Йорке. Это не был корабль смерти. Пусть бог простит мне мои прегрешения. Ведь это же были морские разбойники перед своим первым набегом: пираты, которых в течение шести месяцев преследовали военные суда всех национальностей. Браконьеры, которые пали так низко, что занимались грабежом китайских джонок с овощами.

Преподобная гидра! Как же они были растерзаны, как они были грязны! У одного на голове не было шапки. Он обмотал себе голову, как тюрбаном, куском зеленой нижней юбки. У другого же, господа, – но нет, вы мне не поверите, пусть меня поставят кочегаром на дозорный корабль, если это неправда, – у другого на голове был цилиндр. Да, представьте себе, моряк в цилиндре. Видал ли мир когда-либо что-нибудь подобное?

Быть может, в последний час перед выездом он был еще трубочистом. Или чистил трубу здесь на корабле. Быть может, устав «Иорикки» требовал, чтобы труба прочищалась только с цилиндром на голове. Не мало подобных же странных распоряжений приходилось мне слышать на разных судах. Но «Иорикка» не принадлежала к числу кораблей, на которых каждый новый день приносит с собой такие странные распоряжения. «Иорикка» была кораблем с тысячелетним уставом, при котором приходится затрачивать немало усилий, чтобы поддерживать жизнедеятельность корабля. Нет, этот цилиндр фигурировал здесь только потому, что у его владельца не было другого головного убора, а если бы он и имелся у него, то достаточно было обладать самым примитивным вкусом, чтобы не посадить себе на голову матросский блин, имея на туловище черный жилет от фрачной пары. Весьма вероятно, что этот человек бежал со своей собственной свадьбы в тот роковой момент, когда дело начинало принимать серьезный оборот. И так как он не нашел себе иного убежища, чтобы скрыться от опутавших его мегер, то в последний момент примчался на «Иорикку», где его приняли с распростертыми объятиями. Здесь его не могли бы отыскать мегеры, этого злополучного жениха во фраке и цилиндре, в последний момент улепетнувшего от своей невесты.