Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 Страница 27

Чеу-Пе-и поддерживал в левой руке бамбуковый чубук трубки, которую ребенок, стоя на коленях, держал над огнем лампы. Чеу-Пе-и не прерывал своего занятия и не шевельнул рукой. Но, молча, он закрыл глаза в знак согласия.

В ту же минуту занавес двери снова раздвинулась и вошел личный секретарь, очень старый человек в шапочке с коралловым шариком, признаком мандаринского достоинства второго класса. Учтивый, он сделал попытку пасть ниц. Но Чеу-Пе-и знаком воспрепятствовал ему.

Стоя, личный секретарь протянул послание. Это было европейское письмо в запечатанном конверте. Чеу-Пе-и кинул на него только взгляд.

— Открой, — сказал он вежливо, — и разреши мне побеспокоить тебя…

Присутствующие слуги тотчас же удалились. Только мальчик, заведующий трубками, остался, потому что опиум выше законов.

Секретарь, послушный и быстрый, уже доставал из-за пояса стилет и стал вскрывать им конверт.

— Я скромно подчиняюсь… — пробормотал он, — приказу Та-дженна…

И развернул письмо. Его косые глазки прищурились:

— Эти благородные письмена принадлежат языку, на котором говорят фу-ланг-сэ.

Личный секретарь сопровождал некогда в Европу чрезвычайного посла. И французским языком он владел не хуже Чеу-Пе-и. Он начал скрипучим голосом, не привычным к западным звукам:

«Письмо глупого Фенна его старшему брату, очень старому и очень мудрому, Чеу-Пе-и, великому ученому, академику, вице-королю и члену императорского совета.

Младший земно кланяется своему старшему брату. Он спрашивает его с глубочайшим почтением о состоянии его драгоценного здоровья и осмеливается послать ему сие лишенное всякого интереса послание.

Младший дерзает осведомить своего старшего брата о принятом им внезапном, но весьма обдуманном намерении. Написано в книге Лиун-Ю: «Когда империя хорошо управляется, император сам устанавливает церемонии и распоряжается музыкой». Младший с горечью убедился сегодня в том, какое бесчестье жить в общине, где церемонии забыты, музыка не гармонична, а наставления бесполезны. Написано в книге Менг-Тзе: «Если не можешь выполнить своего назначения, то уходи». Младший старался до сих пор, в той общине, в которой жил, избавить целомудренную еще женщину от слишком зловредных примеров и ее супруга от незаслуженного позора. Но усилие это оказалось тщетным. И младший, не имея возможности выполнить своего назначения, решил уйти. В некотором расстоянии от этого города, в пятнадцати ли по исчислению Срединной империи — есть место, именуемое Моги. Младший намерен отправиться туда и прожить там несколько дней. Младший умоляет своего старшего брата, очень старого и очень мудрого, простить его, если в течение этого промежутка он не постучится в благосклонную дверь, над которой висят три фиолетовых фонаря.

Человек слабый, но искренний, действующий в согласии с сердцем своим, иногда добивается высокой милости не считаться созданием, достойным ненависти. В этой надежде младший взялся за свою неумелую кисть и осмелился обратиться к своему старшему брату с неумелыми и лишенными мудрости словами. За что и просит смиренно прощения.

Младший хотел бы сказать еще многое. Но он не смеет, уверенный, что и так уже наскучил своему старшему брату. Итак младший замыкает свое сердце и отказывается выразить все те чувства, которыми полно это сердце».

Личный секретарь закончил чтение.

Чеу-Пе-и докончил трубку, отложил чубук, откинул голову на маленькую кожаную подушку и, подняв к потолку правую руку, отразил на длинных ногтях блики фиолетового света.

— Хо! — проговорил он задумчиво.

Он посмотрел на мальчика, который размягчал на горячем стекле лампы кусочек опия и подумал вслух короткими китайскими фразами:

— Хуэи из Лиу-хиа 26 не хранил своего достоинства. И возничий Ванг-Леанг не взял его за образец. Должно одобрить Ванг-Леанга. Все же даже люди самого маленького народа знают, что красивые дороги не ведут далеко. Надо мне подумать об этом, подумать налево и подумать направо 27.

Мальчик приклеивал к трубке кусочек расплавленного опиума. Чеу-Пе-и опять взял бамбуковый чубук в левую руку и стал курить. Потом, когда последняя частица коричневого зелья испарилась, он произнес:

— Человек, отправляющийся в печальное путешествие, очень часто забывает свое сердце под дверью…

Он остановился и без всякого перехода рассмеялся. Китайские письмена «син» (сердце) и «мен» (дверь), расположенные одно под другим, образуют третье — значение которого — «меланхолия», грусть. Чеу-Пе-и, тонкий ученый, радовался своему мудреному каламбуру. Но, кончив смеяться, он опять стал серьезным:

— Остающийся, — заключил он, — должен братски хранить это оставленное сердце и заботиться о нем.

XXI

Прислуживающая мусмэ «нэ-сан» в прекрасном платье, опоясанном красным шелком, с великолепной прической, как бы вырезанной из черного дерева и покрытой лаком, мелкой, семенящей походкой вошла в комнату и с шумом раздвинула ставни из рам, обтянутых плотной бумагой.

Жан-Франсуа Фельз, спавший прямо на циновках, между двух шелковых подушек, проснулся и поднялся, одетый в широкое кимоно, голубое с белым, с крупными узорами.

В раму окна, открытого теперь настежь, виднелось море, еще ночное под небом, в котором бледнели звезды. Но на горизонте далекие горы Амакузы и Шимабара, обрамляющие восточный берег залива, уже начинали вырисовываться. Вставала заря.

— Немного рано! — пробормотал Фельз.

Он просил, чтобы его разбудили к восходу солнца. Но, конечно, в корчме не было часов. К тому же «нэ-сан», открыв не без усилий последний «шоди», присела на корточки около путешественника с такой ясной и вежливой улыбкой, что Фельз воздержался от малейшего упрека, как от непростительной грубости. И так как, очевидно, ждали его приказаний, он собрал все свои познания в японском языке, чтобы спросить вежливо:

— Фуро га декимашита Ка?28

Вполне уверенный в том, что в такую рань ответ будет отрицательным…

Тем временем волнистый хребет западных гор стал рисоваться чернее на небе, светлевшем с каждым мгновением. Заря, удивительно быстрая и резкая, стремительно разгоняла сумерки. Появились облака, сперва синеватые, потом вдруг кровавые, как бы рассеченные какой-то воздушной саблей. Потом красное, синее и серое слилось в живом блеске чистого золота. Море засверкало розовой медью и голубой сталью. И вдруг, поднявшись над берегом и морем, Восходящее Солнце озарило всю страну. И казалось, что страна затрепетала от радости.