Наталья Девятко - Карта и компас [litres] Страница 27

К ним на полусогнутых подкрался Сириус, который был крупнее, чем маленький пес. Черный щенок понюхал его и дружелюбно завилял коротким хвостом.

— Гляди, они уже познакомились, — радостно заметила Роксана. — Так как тебя зовут?

— Отстань, — Рита отвернулась.

Роксана встала.

— Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?

— А я тебе и так верю. Отстань, — безразлично, только чтобы ее оставили в покое, но именно это и было бы самой большой ошибкой: еще шаг в этом отчаянии, и симпатичную девочку никто не вернет.

Роксана знала, как это бывает, она видела, как менялись люди, живущие по соседству. Гордые, свободные, любознательные, которые могли весь вечер рассказывать о далеких землях и битвах с вражескими армадами, а на рассвете часто выходили встречать солнце, выплывающее из-за моря. Но потом все они осунулись, постарели, и вместо дерзкого света в их ясных глазах угнездилась пустота, и они тоже не хотели, чтобы их обременяли любопытством или помощью.

— Вставай! — Роксана дернула Риту за одежду, заставляя подняться.

— Ты чего?! — рассердилась: хорошо, хоть какие-то чувства.

— Кто был тебе тот Михаил?

— Он меня пожалел…

— А ты его отпустить не хочешь!

— Его убили на моих глазах!

Казалось, Рита способна ударить эту надоедливую девчонку и убежать подальше.

— Полезли на мачту?

— Что? — ошалела от такого поворота Рита. — Куда?

— На мачту, — Роксана не шутила.

— Сама и лезь, — у Риты снова изменился голос, теперь в нем проклюнулось потаенное желание мести, кому угодно и не понятно за что.

— А если я полезу, ты мне свое имя скажешь? — у Роксаны внутри похолодело от спокойного голоса светловолосой.

— Скажу, — улыбнулась Рита.

Но словно не она сама, а скрытое чувство говорило ее голосом: как же она желала, чтобы надоедливая девчонка свалилась на палубу!

— Ты пообещала — я полезла.

Роксана в мгновение ока оказалась на вантах и, не глядя вниз, полезла. Даже глаза зажмурила, полагаясь на тело.

— Сдурела? Ты разобьешься!

Когда Роксана оказалась достаточно высоко, чувство глупой мести оставило Риту, уступив место страху перед тем, что натворила. Дочка Виктора и Ольги глянула вниз, голова закружилась, и девочка чуть не сорвалась. Корабль качало.

— Я залезу, — сквозь зубы проговорила Роксана, пальцы онемели, руки вспотели. — Я сказала, что залезу, значит залезу.

Уверенности стало больше, когда Макс, сидящий в вороньем гнезде, помог ей.

— И что ты удумала? — совсем не ругаясь, спросит мужчина.

— Флаг повесить. У нашего корабля флага нет, — отдышавшись, заверила Роксана и сняла свой красный платок.

Макс молча смотрел, как она привязывает красную ткань, отдавая ее во власть ветра.

— А теперь слазь, и вниз не смотри, — без шуток посоветовал Макс. — Там тебя уже разозленные родители ждут.

Слезать было тяжелее, хоть и не так страшно, корабль качало меньше, и словно чувствовалась чья-то незримая поддержка. Внизу девочку ждали не только родители, а и Ярош, которого привела Рита. Как только Роксана оказалась на палубе, Ольга залепила дочери пощечину.

— И это только начало, — предупредил Виктор.

Их обоих трясло от пережитого.

— А если бы ты упала? — Ольга замахнулась еще раз: Роксана, ощущающая свою вину, даже не отвернулась.

Но Ярош перехватил руку Ольги.

— С кем не бывает. Она достаточно наказана.

— Не ты ее отец! — бросил Виктор, он явно не соглашался, что пощечина, алеющая на щеке его дочери, — достаточная плата за испорченные родительские нервы.

— Я ее капитан, — отрезал Ярош и сурово посмотрел на Роксану. — Почему красный?

— А разве не это цвет пиратского флага? — спокойствие возвращалось к ней.

— Да. Но красный флаг поднимают перед боем, показывая, что будут драться до смерти.

— А разве после всего, что случилось, наша жизнь — не бой?

— Хватит, Роксана, идем с нами, — Виктору очень не нравился этот разговор. — Ты наказана. Будешь нам помогать на кухне.

Роксана, опустив глаза, пошла с родителями, поэтому не видела, что Макс отвязал ее платок. Не место ему там сейчас, все же до боя, возможно, и далеко…

Светловолосая нагнала девочку, когда та спускалась по трапу.

— Меня Ритой зовут, — улыбнулась она. — Мы с Михаилом будем ждать тебя.

Роксана благодарно улыбнулась, но отец толкнул ее, чтобы шла скорее.

— Долго будешь ждать, Рита, — пообещал Виктор.

Когда уже смерклось, Хедин приблизился к Эсмин, наблюдающей, как ярко-розовое небо напитывается красок ночи. Женщина была настолько очарована этим зрелищем, что не сразу заметила присутствие парня.

Хедин схватил ее за руку, сорвал ткань, которой она замотала ладонь. Даже в сумерках можно было разглядеть жуткие шрамы.

— А-а, от пыток колдовством, — женщина попробовала высвободиться, но Хедин не отпускал. — Рассказать тебе о каждом часе твоего плена?

— Оставь ее! — рука Олега лежала на рукояти оружия.

— А я ее не обижал. Это же правда, разве нет?

Но Олег его словно не слышал.

— Лучше отойди, — предупредил мужчина.

— А если нет? Что мне сделает трус, предавший министра?

Олег выхватил короткий меч, но и глаза Хедина полыхнули чарами. Лезвие остановилось возле шеи молодого колдуна, а пальцы Хедина — направленными в сердце Олега. Оба успеют.

— Что здесь происходит? — вместе с Ярошем прибежали Ричард и Айлан.

— Кажется, твои драчуны едва не поубивали друг друга, — Ричард видел, как гаснет заклятье в серых глазах кудрявого парня.

Олег с неохотой опустил меч.

— Он оскорбил мою жену, — в голосе Олега поднимались волны ненависти.

— А пусть она расскажет, как живой вышла из Имперского подземелья, — Хедин с презрением обвел их взглядом. — Это не та тюрьма в Элигере, откуда вытащили тебя, Ярош.

— Эсмин? — Ярош смотрел только на женщину.

Не поднимая взгляд, Эсмин ответила:

— Я была танцовщицей, радовалась жизни, пока не стала добычей завоевателей. Так я из Бар-Тираны попала в столицу Империи. Я не хотела подчиняться, ибо мои танцы не для имперских прислужников. За это меня бросили в подземелье. Он прав, это шрамы от чар, — она погрустнела, вспоминая минувшее, но пока выдерживала тяжесть воспоминаний. — Олег влюбился в меня с первого взгляда. Он замолвил за меня слово перед министром Феофаном, — Эсмин посмотрела на своего мужа, все еще пылающего ненавистью, и на Хедина, с уважением кивнувшего ей. — Чародей не оскорбил меня. Но пусть эта тайна будет моей.

— У каждого на этом корабле есть тайны, — Ярош говорил это больше не для Эсмин, а для Хедина. — Не нужно открывать их насильно.