Выше нас — одно море - Альберт Андреевич Беляев Страница 27

Коля забрался на матрац и уже совсем было устроился под своим пальтишком, как Пчелкин окликнул его.

— Ты что, на голом матраце собираешься спать? Так не годится. На вот тебе одну простыню. Вовка, — повернулся он к Бурсину, — у тебя две подушки, дай одну Мухе.

Пчелкин соскочил с койки, взял у Бурсина подушку и вместе с Мухиным принялся застилать матрац простыней.

— Ты не стесняйся, — поучал он Колю, — у нас по-простому. Чего у тебя нет, так у товарищей берешь. А как же? Ты на голом матраце будешь валяться, а мы под двумя простынями? Так не по-морскому будет!

Накинув на Колю свою шинель, Пчелкин погасил свет.

Громкий звонок, раздавшийся в коридоре, разбудил Мухина. Он открыл глаза, приподнялся и удивленно глядел на торопливо одевавшихся Пчелкина и Бурсина. Ивлева в каюте уже не было.

— Подъем! — крикнул Пчелкин. — Вставай, слышал, подъем играли?

— Это звонок-то?

— Ну да, как семь часов, так он и заливается! Вставай быстрей!

С помощью неутомимого Пчелкина Коля получил у кастелянши постель, заправил койку и пошел завтракать. Он невольно держался ближе к Пчелкину. К этому энергичному и уверенному в себе веселому пареньку он проникся полным доверием. В столовой они сели рядом, и Коля с интересом рассматривал моряков. Все были в форме, и только он один выделялся своей штатской одеждой. Это приводило Колю в немалое смущение. Каждый, кто заходил в столовую, с любопытством оглядывал незнакомого парнишку и спрашивал почему-то у Пчелкина:

— Новенький?

Пчелкин отвечал одно и то же:

— Новенький, наш, с палубы.

Пожилая женщина быстро подавала на стол тарелки с отварным картофелем и сардельками. Коля позавтракал и вместе с Пчелкиным вышел из столовой.

— А что сейчас делать? — спросил он.

— У нас сегодня отход, работенки хватит. А тебе надо к боцману идти, доложиться и получить работу. Он скажет, что тебе делать.

Пчелкин объяснил, как найти боцмана, как надо «доложиться» и что спросить.

Боцмана Коля нашел на палубе.

— Товарищ боцман, можно у вас спросить?

Боцман хмуро посмотрел на Колю:

— Ну, спрашивай.

— Я — Мухин, ученик матроса. Что мне делать?

Лицо боцмана посветлело.

— А-а, новенький! Пока присматривайся ко всему, привыкай. А сейчас пойдем-ка со мной.

Он повел Мухина в кладовую, выдал ему сапоги, тужурку, брюки и рукавицы. Коля схватил вещи в охапку и помчался в каюту переодеваться.

В новенькой робе Мухин вышел на палубу и направился к трюму, где работали матросы. Они быстро и ловко поднимали толстые доски с палубы и клали их одну за другой, закрывая широкое горло трюма.

— Эй, парень! Чего стоишь? Иди помогай! — крикнул одетый в потрепанную куртку матрос. Коля узнал в нем вчерашнего вахтенного.

— Боцман сказал, что мне сегодня не надо работать. Я с судном буду знакомиться, — с достоинством ответил Коля, довольный, что он может и не подчиниться этому человеку.

— Ты думаешь, что знакомиться — это значит руки в брюки и гулять по палубе? А ну, иди сюда, берись за лючину. Я тебя познакомлю сейчас!

Коля испуганно подошел и осторожно взялся за широкий конец доски.

— Не так, не так! Не за доску берись, а за скобу. Эти доски лючинами называются, ими трюм закрывают, а сверху еще и брезент натягивается, чтобы вода в трюм не попадала, понял?

И матрос, ворча и чертыхаясь, долго объяснял Мухину устройство трюмов и учил морской терминологии. А Коля с ужасом убеждался, что он не способен запомнить ни одного из этих диковинных слов: «талрепы», «бимсы», «комингсы»…

Когда солнце скрылось за вершинами гор, пароход отошел от причала.

Для Коли это были особенно волнующие минуты — ведь он в первый раз в жизни уходил в рейс! И ему показалось странным, что береговой матрос, медленно подойдя к толстой тумбе и лениво скинув с нее швартовые концы, даже не взглянул на отходящий пароход, пошел на другой конец причала.

Мухин вместе с матросами выбирал швартовые концы, крутил вьюшку, закрывал чехлом брашпиль. Боцман, видя старание новичка, одобрительно оказал:

— Молодец, неленивый.

От этих слов Коля зарделся и почувствовал вдруг прилив энергии. Он готов был работать всю ночь. Но уже через полчаса после отхода судна палуба опустела — все разошлись по каютам. Один Коля стоял на палубе и жадно смотрел вперед. Мимо плыли скалистые берега, покрытые бурыми пятнами мха. С левого борта из-за скал широким веером разбегались по небу лучи заходящего солнца.

В тот вечер Коля так и не увидел моря, хоть и решил не ложиться спать, пока судно не выйдет из залива. Но целых три часа торчать на палубе без дела, да еще одному, оказалось утомительно, и он пошел в каюту. Потом прилег на койку всего на полчасика…

Утром Коля проснулся задолго до звонка побудки. Солнце врывалось в открытый иллюминатор. Снизу доносился глухой рокот работающей машины. В каюте стоял запах свежести, очень напоминавший запах зелени на грядках в огороде, куда Коля, бывало, бегал каждое утро, чтобы нарвать к завтраку холодных, в серебристых пятнах росы огурцов.

Ощущение чего-то необычного и радостного наполняло Колю. Он быстро встал, наскоро заправил койку, тихо вышел из каюты — и невольно зажмурился от ударившего прямо в глаза яркого солнца.

Море, необозримое, могучее, манящее к себе море расстилалось перед ним. Тысячи зайчиков играли на гладкой, чуть колышущейся поверхности. Так вот оно какое, море!

Весь день Мухин был в приподнятом настроении. Работалось легко. Вместе с Пчелкиным драил медные ручки и поручни трапов какой-то зеленой массой, которую все называли чистолью, делал приборку в боцманской кладовой.

В обед все собрались в столовой. Коля уже не испытывал робости. Правда, боцман не пустил его в столовую в робе, заставил сходить в каюту и