Линейный корабль - Форестер Сесил Скотт Страница 28

Хорнблауэр вышел на палубу с рассветом, за час до того, как с мачты увидели землю. Теперь он приказал развернуть корабль и идти в бейдевинд на северо-восток, сам же разглядывал гористую местность, пока она не предстала во всех подробностях. Буш и другие офицеры толклись на шканцах, Хорнблауэр, расхаживая взад и вперед, ощущал на себе их взгляды, но делал вид, будто не замечает, всецело занятый тем, что видит в подзорную трубу. Подчиненные убеждены, что он привел сюда корабль с определенной целью. Они ждут, когда им прикажут штурмовать батарею или захватывать неприятельские суда. В воображении они наделяют его дьявольской изобретательностью и чуть ли не провидческим даром, что ж, он не будет их разочаровывать, не будет признаваться, что успехами своими обязан по большей части везению. Не станет признаваться и в том, что привел «Сатерленд» почти к самой Барселоне полагаясь на обще-тактические соображения и в надежде: что-нибудь обязательно подвернется.

Пекло уже нестерпимо, синее небо на востоке отливало медью, оттуда же, со стороны Италии, дул жаркий ветер, который нимало не остудили четыре сотни миль Средиземного моря. Дышалось как возле печи для обжига кирпича. Уже через полчаса после купания под помпой Хорнблауэр взмок от пота. Берег, скользящий за левым бортом, казалось, совершенно вымер. Высокие серо-зеленые холмы венчались плоскими скалистыми выступами и спускались к морю серыми, иногда бурыми обрывами, то там, то сям поблескивали узкие песчаные пляжи. Между морем и горами шла главная дорога Каталонии, дорога из Барселоны во Францию. Хорнблауэр не сомневался, что рано или поздно кто-нибудь на ней появится. Десятью милями дальше от берега через горы шла другая дорога, но ясно было, что французы предпочтут хорошую. Хорнблауэр привел сюда корабль том числе для того, чтоб согнать их с наезженной дороги в горы, где испанским партизанам – «гверильеро» – легче будет атаковать обозы. Вероятно, для этого достаточно показаться на расстоянии выстрела от дороги, но он предпочел бы что-нибудь более впечатляющее. Ему не хотелось, чтоб его удар в правый фланг французов пришелся в пустоту.

Матросы мыли палубу и перебрасывались шутками, приятно видеть их бодрыми, еще приятнее сознавать, что бодрость эта вызвана вчерашними успехами. Хорнблауэр возгордился было и тут же, в силу дурацкого своего характера, засомневался: сможет ли он и дальше поддерживать в команде дух. Беспросветная блокадная служба скоро вымотает всех. Нет, дудки, он не даст сомнениям одолеть себя. Пока все хорошо – все и дальше будет хорошо. С вероятностью сто против одного что-нибудь произойдет сегодня же. Удача еще от него не отвернулась. Сто против одного, нет, тысяча против одного, что сегодня выпадет новый случай отличиться.

На песчаном берегу виднелась кучка белых домишек. На пляже лежали днищами верх лодки – вероятно, рыбачьи, испанские. Не стоит высаживать десант – не исключено, что в деревне стоит французский гарнизон. Возможно, эти лодки снабжают рыбой солдат, но это не повод их трогать. Несчастным рыбакам надо на что-то жить, если бы Хорнблауэр захватил или сжег эти лодки, то настроил бы против своей страны испанцев, единственных ее союзников.

На берегу что-то зашевелилось. К воде тащили лодку. Возможно, приключения начнутся прямо сейчас: у Хорнблауэра пробудилась надежда, даже уверенность. Он сунул подзорную трубу под мышку, отвернулся и заходил по палубе, словно бы в глубоком раздумье, опустив голову и сцепив руки за спиной.

– От берега отошла лодка, сэр, – доложил Буш, козыряя.

– Да, – беспечно отвечал Хорнблауэр.

Он решил не выказывать и тени волнения. Надо надеяться, офицеры не знают, что он видел лодку, и теперь дивятся его выдержке – он ведь даже не повернулся в ее сторону.

– К нам гребут, сэр, – сказал Буш.

– Да, – бросил Хорнблауэр с тем же равнодушием. Лодка подойдет не раньше чем через десять минут – а направляется она явно к ним, иначе зачем было бы так поспешно спускать ее на воду при появлении «Сатерленда»? Пусть другие офицеры разглядывают ее в подзорные трубы и наперебой гадают, что же нужно испанцам. Капитан Хорнблауэр будет шагать по палубе с олимпийским спокойствием, ожидая, когда с лодки подадут голос. Лишь он один знает, как колотится его сердце. Вот оно: пронзительный окрик разнесся над искрящейся водой.

– Положите корабль в дрейф, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр и с напускным безразличием подошел к борту, чтобы ответить.

Кричали на каталанском: испанский Хорнблауэр выучил в плену, спасаясь от безделья, французский помнил хорошо, поэтому сейчас понимал, что ему говорят, но отвечать на том же языке не мог. Он крикнул по-испански:

– Да. Это британское судно.

На звук его голоса в лодке кто-то встал. Гребли каталонцы в оборванной гражданской одежде, этот же человек был в сверкающем желтом мундире и в высокой шапке с плюмажем.

– Вы позволите мне подняться на борт? – закричал он по-испански. – У меня хорошие новости.

– С превеликим удовольствием, – сказал Хорнблауэр, потом Бушу: – На борт поднимется испанский офицер. Проследите, чтоб его встретили соответственно.

В человеке, который поднялся на борт под свист дудок и с любопытством разглядывал почетный караул, легко угадывался гусар. На нем был желтый доломан с черной оторочкой, желтые же штаны, отделанные широким золотым шнуром, на ногах – высокие сапоги с золотыми кисточками спереди и звенящими шпорами сзади. Серебристо-серый ментик с черной каракулевой опушкой переброшен через плечо, рукава болтаются, на голове гусарский кивер из черного каракуля со страусовым пером и серебристо-черным этишкетом, золотой шнур пропущен под подбородком, широкая изогнутая сабля волочится по палубе. Испанец подошел к Хорнблауэру.

– Добрый день, сударь, – произнес он с улыбкой. – Я – Хосе Гонзалес де Вильена-и-Данвила, полковник гусарского Оливенского полка Его Католического Величества.

– Очень приятно, – сказал Хорнблауэр. – Я – Горацио Хорнблауэр, капитан Его Британского Величества корабля «Сатерленд».

– Ваше Превосходительство прекрасно говорит по-испански.

– Вы очень любезны, Ваше Превосходительство. Я счастлив, что знание испанского языка позволяет мне приветствовать вас на борту моего судна.

– Благодарю. Нелегко было до вас добраться. Пришлось употребить власть, а не то рыбаки отказывались меня везти. Они боятся, как бы до французов не дошло, что они вступали в сношения с английским судном. Поглядите! Как они улепетывают!

– Значит, сейчас в деревне нет французского гарнизона?

– Нет, сударь.

При этих словах на лице Вильены появилось странное выражение. Он был молод, с оттопыренной габсбургской губой (возможно, это значит, что высоким званием он обязан грешку матери или бабки), кожа светлая, хотя и загорелая. Карие с тяжелыми веками глаза неотрывно следили за Хорнблауэром и, казалось, молили не продолжать разговор, но Хорнблауэр оставил мольбу без внимания – ему нужна была информация.

– А испанские войска здесь? – спросил он.

– Нет, сударь.

– А ваше подразделение, полковник?

– Его здесь нет, капитан, – отвечал Вильена и торопливо продолжил: – Новость, которую я должен вам сообщить, такая. Французская армия – следовало бы сказать, итальянская армия – идем маршем по побережью в лиге к северу от нас.

– Ба! – сказал Хорнблауэр. Новость действительно хорошая.

– Вчера вечером они были в Мальграте и двигались к Барселоне. Десять тысяч человек – итальянская армия под командованием Пино и Леччи.

– Откуда вы знаете?

– Знать это – мой долг как офицера легкой кавалерии – с достоинством отвечал Вильена.

Хорнблауэр глядел на него и размышлял. Уже три года как бонапартистские войска заняли Каталонию. Они побеждали испанцев на поле боя, брали их крепости после упорной осады, но не покорили страну и были сейчас не ближе к этой цели, чем в день, когда предательски вторглись в ее пределы. Каталонцы не могли разбить в сражении даже тот разношерстный сброд, который направлял против них Бонапарт – итальянцев, немцев, швейцарцев, поляков, отбросы французской армии – и все же дрались отчаянно, черпая новые силы с каждого незавоеванного клочка своей земли, выматывали противника беспрестанными передислокациями. Однако это не объясняет, каким образом гусарский полковник оказался один-одинешенек на территории, которую вроде бы контролируют французы.