Николай Черкашин - Одиссея мичмана Д… Страница 29

Случилось это вот как.

22-го, на рассвете, в отряде, ночевавшем в нескольких верстах от хагондоковцев, получили полевую записку с приказанием штаба дивизии выслать 2-й конно-пулеметно-подрывной взвод в распоряжение генерала Хагондокова. Взводом командовал мичман Сорви-голова. Взвод немедленно повскакал на коней и, захватив пулеметы и подрывное снаряжение (в упряжи, по типу горных батарей), тронулся в путь. Утро стояло чудесное, солнечное, морозное.

Быстро спустившись со скалистых теснин, взвод вступил в зону шрапнельного огня. Обстрелянные молодцы внимания не обращали. Четко слышался в морозном воздухе перебор пулеметов.

«Короче повод! Рысью ма-а-арш!»

Со стороны посмотреть - чем не кавалерия? Если бы не Шарловский, никому бы невдомек, что кавалерия-то флотская. Старому машинному унтер-офицеру трудновато приходилось на коне.

Но вот и штаб бригады. Издали узнали высокую, статную фигуру генерала Хагондокова в черкеске, с биноклем и «Георгием» на груди. Смотрит. Ребята подтянулись. Шарловский старательно поприжал локти. Строг был генерал, но храбрейший, а уж к всадникам - как отец родной. Шли за ним без оглядки. Генерал что-то диктует начальнику штаба (графу Келлеру), тут же сидящему на бурке перед разложенной картой.

Мичман Сорви-голова осадил взмыленного коня.

- Ваше превосходительство, 2-й конно-пулеметно-подрывной взвод Балтийского флота прибыл в ваше распоряжение!

Генерал улыбнулся, подошел, пожал руку, похлопал коня.

- Здорово, моряки!

- Здрав-же-приство! - лихо ответили, как один.

Взвод спешился. Мичмана генерал потребовал к себе. Задача дана была такая: пробраться к ваврцам и взорвать австрийский окоп.

Когда Сорви-голова и Шарловский подошли к пропасти, окружавшей сопку со всех сторон (кроме той, где сопка прилегала к плоскогорью, занятому австрийцами), и заглянули в нее, оба затылки почесали. Пропасть зияла обледенелыми утесами, из глубины виднелись верхушки сосен, занесенных снегом. Спускаться по этаким отвесам - костей не соберешь. Было над чем призадуматься. Однако мичман недолго ломал голову. Решил действовать по-флотски: смастерить леерное сообщение и таким путем переправить через пропасть «максимки» (пулеметы), подрывное снаряжение и людей. В зарядных ящиках нашлись необходимые концы, парусина, даже блоки (матросы всегда останутся матросами). Словом, когда наутро начальство вышло, от взвода остались только зарядные ящики да кони. В белых балахонах, наметанных на живую нитку из парусины, сливаясь со снегом и потому незаметные для австрийцев, матросы уже подкрадывались к окопу ваврцев, предупредив их по телефону. К двум часам ночи они были уже там.

Ужаснулись. Не люди сидели и стояли в окопе, а тени. Оборванные, грязные, обросшие, почти все перераненные, еды - никакой, кроме промозглых сухарей, которых и топором не разрубишь, да какая-то бурда на талом снегу. Но все винтовки в исправности, вычищены, смазаны, патроны разнесены. Тут же, сквозь прозрачную корку льда, просвечивают зарытые трупы. Вот они, герои-то! Слезы навернулись.

- Где же ваш командир? Проведи к нему, - обратился Сорви-голова к подвернувшемуся безусому солдатику в рваной шинелишке.

- Это я, - ответил тот, застенчиво улыбаясь. - Позвольте представиться - подпоручик Полубояринов.

Мичман даже отступил (только тут он заметил офицерскую кокарду).

Среди этих отцов-бородачей он казался мальчиком, почти ребенком. А вот поди ж ты… Сорви-голова обнял его…

Матросы со своими громадными пулеметами, непонятными цинковыми ящиками и блестящими чехлами от взрывателей внесли много бодрости и оживления. Раненых перевязали, накормили, заварили свежего чаю, а главное - поделились табачком: курева давно не хватало. Так, с кружками горячего чая и цигарками, всем скопом принялись обсуждать положение. И вот какую штуку надумали: хитростью захватить редан.

План разработали такой: Сорви-голова вместе с восемью смельчаками ночью, в белых балахонах, с подрывными патронами и ручными гранатами, обойдет редан с тыла и там в разных местах заложит патроны. Со взрывом первого (эффект взрыва грандиозен: 18 фунтов тринитротолуола) ваврцы открывают бешеный пулеметный огонь и несмолкаемым «ура» создают впечатление атаки, поддержанной внезапно подошедшим подкреплением. Тем временем в тылу редана страшные взрывы следуют один за другим, создавая вид окружения и порождая панику. Тогда-то ваврцы с оставшимися матросами бросаются на штурм. План постановили осуществить на следующую ночь.

В назначенный час семь матросов во главе с мичманом и Шарловским выступили. Хоть и темень, но ориентироваться можно. Двигаются осторожно, обходя кустарники и ветви, чтобы не хрустело: могут быть «секреты». Временами даже ползут, зорко прислушиваясь. Долго так обходили, пока наконец не добрались.

Землянка! Отдушина розоватым отблеском озаряет ветки кустарника. Сторожевое охранение… Тихонечко заложили первый патрон. Отползли. Подальше заложили второй. Тишина мертвая. Изредка доносятся одиночные выстрелы из ружей. Так, кротами, в разных местах заложили все восемь патронов.

В три утра ахнул первый. В тишине горной ночи впечатление -ужасающее. Страшный столб огня, снега, земли, камней, вывороченных деревьев. А оттуда, от ваврцев, заговорили пулеметы и понеслись крики «ура»…

У австрийцев - галдеж, смятение.

Второй взрыв, третий! Потом четвертый! Один ужаснее другого. Полагая, вероятно, что сейчас взлетит на воздух сам редан, австрийцы бросились вон. Но тут под их ногами рванул шестой, затем разом - седьмой и восьмой. Светопреставление… Трудно представить себе панику.

Шальная пуля угодила в мичмана. Он упал. Шарловский бросился к нему.

- Не помирай!… Подожди!… Наша взяла! - бессмысленно бормотал он, склонившись над командиром, прикладывая снег и им же обтирая лицо.

К счастью, рана была не опасной. Когда Сорви-голова очнулся, «ура» уже неслось с самого редана.

Сдалось 380 австрийцев с 18 пулеметами…»

Ну что ж, уже ради этих страниц стоило пробивать все консульские преграды и прилетать в Лондон. За всем остальным, то есть за архивом первой жены Домерщикова, надо было лететь в противоположном направлении и другое полушарие Земли - в южное, в Австралию. Невольно повторялась история капитана Гранта, которого искали в Южной Америке, а его забросило в Австралию. Забегая вперед, сообщу: из личных анкет Домерщикова, написанных им в разные советские годы, стало известно, что в 1925 году Колдил Яковлевна Иден, первая жена героя этих строк, выхлопотала в Лондоне разрешение на возвращение домой, то есть в Австралию. И поиск Петра Михайловича Домерщикова надо вести в Сиднее…