Джеймс Купер - Приключения Мильса Веллингфорда Страница 29

— Да, да, ломайся, фанфарон, фат с голубиными крылышками; но посмотрим, что от тебя останется через два месяца?

— Наши люди принялись уже за работу, капитан, — сказал я, чтобы обратить его внимание на что-либо другое.

— Да, Талькотт получил уже от меня инструкции; я надеюсь, что и вы не будете сидеть сложа руки. Этот француз воображает, что нам потребуется целых две недели, чтобы приготовиться к отплытию. Так я же докажу ему, что для чистокровных янки достаточно трех дней на полную экипировку шкуны.

Говоря это, Мрамор не ограничился одними словами. Он всем дал дело, правильно распределив работу между умелыми и опытными людьми. После обеда приступили к переноске груза, воды, провизии, одним словом, всего, что мы хотели увезти с собой.

Вечер мы с Мрамором провели в разговорах. Ле-Конт оставил нам незначительное количество оружия, боясь дать нам возможность делать нападения на его соотечественников.

На другой день, проснувшись чуть свет, я пошел выкупаться. В том месте, которое я себе выбрал, вода была совершенно прозрачная. Ныряя, я увидел целую группу больших устриц, прилипших к скале; мне удалось достать их с дюжину. Продолжая нырять в течение четверти часа, я понемногу вытащил все, что там было-от шестидесяти до восьмидесяти штук. Устрицы оказались жемчужными, я велел Небу спрятать их хорошенько в корзинку. Это обстоятельство было сообщено Мрамору; так как спешные работы кончились, то он послал в лодке водолазов. Они оказались менее счастливы, чем я, однако нашли устриц порядочно. Но что нас обрадовало, это — что они напали на дне бассейна, на месте стоянки «Кризиса», на наш сундук с оружием, которым пренебрегли французы, предпочитая свое собственное. Они лучше сделали бы, если бы увезли его с собой, подальше и бросили бы в открытое море на неизмеримую глубину.

Не прошло и тридцати шести часов с тех пор, как отплыл «Кризис», как мы уже полетели в погоню за ним. Ветер благоприятствовал нам. Шкуна поражала легкостью своего хода; руля она слушалась прекрасно.

Ле-Конт хотел направиться к западным берегам Южной Америки, но мы видели, что «Кризис» исчез на востоке, держа путь на северо-восток. А потому мы старались следовать за ним. Ночью в продолжение двенадцати часов мы прошли сто шесть миль, несмотря на волнение моря; действительно, ле-Конт оказался искусным судостроителем. «Кризис» при данных условиях прошел бы много меньше.

Мрамор пришел в восторг от такого результата. По этому поводу он приказал откупорить бутылку рому и созвать весь экипаж. Встав во главе его, он произнес следующую речь:

— Товарищи, — вскричал он, — в это путешествие мы испытали все превратности судьбы. Но в общем хорошего было больше, чем дурного. Индейцы, со своим прохвостом Спичкою во главе, убили бедного капитана Вилльямса, бросили его в море и захватили наше судно; это плохо, но зато потом мы имели счастье отнять его. Затем новая напасть: французы подвели нас; но вот они любезно оставляют нам шкуну, мне нечего говорить вам, что из этого выйдет. — На этом месте речи экипаж закричал «ура!» — Теперь, господа, я вовсе не намерен плыть и сражаться на судне с французским названием. Ле-Конт окрестил шкуну именем… как его, мистер Веллингфорд?

— «Прекрасная Эмилия».

— Не хочу я никаких «прекрасных»! Итак, три новых ура! За «Полли», так как раньше оно должно было так называться и впредь будет носить это имя до тех пор, пока им командует Моисей Мрамор.

Дней через пять после нашего отъезда Неб пришел и сказал мне:

— Мистер Мильс, наши устрицы сделались какие-то странные и сильно пахнут; матросы клянутся, что выкинут их в море, если я не съем их. Но я для этого не настолько голоден.

Это были жемчужные устрицы, которые, не имея доступа воздуха, стали разлагаться. Капитан велел притащить на палубу мешки и бочонки, наполненные ими. Да и пора было приняться за них, а то у нас могла распространиться болезнь.

Мрамор с двумя лейтенантами взялись за бочонок, принадлежавший капитану. Мы же с Небом начали работать над своим добром. Это была сущая пытка, мы просто задыхались от невыносимой вони. Но чего только человек не вытерпит ради жажды наживы? В первых семи раковинах я нашел совсем мелкие жемчужинки. Потом Неб открывал, а я смотрел. Я уже хотел все бросить, так мне было тошно. Но вдруг в одной из устриц я нашел семь жемчужин, величиною с горошину, замечательно чистой воды. Меня тотчас же обступили.

— Вот так находка, Мильс! — воскликнул Мрамор, принимаясь с новым рвением за работу. — Как вы полагаете, что могут стоить эти безделушки?

— Пожалуй, пятьдесят долларов. Жемчуг такой величины — редкость.

— Мои девять устриц дали одиннадцать жемчужин такого же качества, как первые. В несколько минут у меня всего набралось семьдесят три штуки. Потом последовала дюжина пустых раковин, после которых три — с тридцатью тремя жемчужинами; и, наконец, четыре штуки с целую вишню. Всего я насчитал у себя сто восемьдесять семь штук на сумму около тысячи восьмисот долларов.

Мрамору не так везло. Ему удалось собрать только тридцать шесть жемчужин; он разочаровался и вспоминать больше не хотел об устрицах.

Между тем «Полли» все летела да летела по Тихому океану.

Утром одиннадцатого дня матрос, стоявший на рефор-марселе, закричал: «Парус!» Так как с палубы ничего не было видно, мы взобрались на реи. В пятнадцати-двадцати милях от нас белели брамсели какого-то судна. Мрамор уверял, что это «Кризис». Но он ошибся. Через час мы увидели, что это была лодка, отнесенная ветром от китоловного судна, американской конструкции, с веслами и всеми необходимыми принадлежностями.

У Мрамора тотчас же созрел план. Он велел перейти в лодку четырем водолазам, взятым с Сандвичевых островов, приказал взять рому и съесных припасов; дал мне свои инструкции и затем поместился в лодке сам, решив делать по пяти узлов в час, тогда как шкуна должна была следовать за ним, делая по два узла. Солнце в это время клонилось к закату и вскоре совсем исчезло на горизонте.

Поручения, данные мне, были нетрудны. Я должен был следовать за Мрамором до тех пор, пока с его стороны не покажется свет, затем переменить галс и итти параллельно с лодкой. Около девяти часов показался условный знак; шкуна ответила тем же, после чего я переменил направление судна.

В десять часов разразилась буря. Первый порыв ветра так рванул шкуну, что она совсем накренилась набок: разыгравшиеся стихии шутить не любят.

Я провел ночь в невыразимых нравственных мучениях. Я был сердечно привязан к Мрамору, которого справедливо считал своим искренним другом, а жизнь его подвергалась опасности.