Разбойничьи Острова - Яна Вальд Страница 29

конца. Есть и совсем сухие возвышения, где можно развести костер, если доставить туда не намокшими кремень и пучок хвороста. Уже которое поколение островитян ныряло в лабиринт за моллюсками. Но каждый на Островах с детства понимал: каменное нутро Пещеры — не что иное, как ловушка, получившая за свой век немало жертв. Ни в коем случае не следовало приходить туда одному, заплывать слишком глубоко, не обвязавшись веревкой. И только безумный пошел бы в Пещеру в прилив, когда она, будто прирученный зверь, вспоминала свою истинную суть. Озеро сливалось с нахлынувшей от берега водой — такой заманчиво неопасной, до колена. Пол Пещеры неожиданно обрывался под ногами. И сильное от прилива течение, словно в пропасть, тянуло вниз, в подземные камеры, что откуда-то изнутри наполнялись морской водой полностью, — не вынырнуть, не вздохнуть.

Некоторые тэру верили, что далекая глубина Пещеры ведет к покоям Мары. Но за много лет до рождения Дельфины нашлись смельчаки, которые проплыли лабиринт насквозь и узнали, что он всего лишь соединен с переходами других пещер. Повторить их путь давно уже не считалось деянием. Дельфина знала лабиринт, как свой дом.

Она часто слышала, как ссору сравнивают с разгорающимся пламенем. Но ее стихией была вода — глядя на Теора и Наэва, Дельфина думала о Пещере. О неосторожном, который делает шаг и оказывается во власти течений. Не ощущает поначалу опасности, совершает одно неверное движение, другое — и вот он уже в самом сердце ловушки.

Весной Ана состригла волосы до короткой мальчишеской прически и сожгла пряди в знак того, что посвящает себя Инве. Они с Наэвом успели насладиться первыми месяцами брака. Успели обжить новый дом, где Ана порой вспоминала их бешеный танец и ненасытно кидалась в объятья: “Кружи меня! Кружи!” Она сладко дразнила мужа на стрельбище, обещая в награду себя, если Наэв ее победит. Но — все знали — в меткости ей не было равных. А после они исчезали в гроте Пещеры и разговаривали под переливы воды. Ловя рыбу, они вдруг набрасывались друг на друга, и рыбалка заканчивалась перевернутой лодкой и потасовкой в волнах — все-таки им обоим было шестнадцать. Рядом они были с рождения — Ава и Унда дружили так же неразлучно, как Ана и Дельфина — знали друг о друге почти все. Теперь же Ана и Наэв постигали единение в кипящей страсти. А потом и в горе. Слишком скоро после свадьбы они отдали Морю тело Сагитта, и до сих пор оплакивали его без слез, без слов, но вместе. Сагитт уходил, обещая рассказать Аве: их сын счастлив.

Но пришло время снаряжать корабли, и несбыточный сон Наэва стал иссякать и истончаться. Сколько бы юные супруги не изматывали друг друга ночами, пол-года брака не принесли плода. А значит, Ана отправлялась в рейд, и с остриженными волосами могла снять платок, не нарушая приличий. Жребий разделил ее с мужем. Зато оставил с Теором на великолепном корабле, прозванном “Скакуном” за непревзойденную скорость. Вслух Наэв не сказал, что хуже и быть не может. Вслух Теор пообещал Наэву беречь свою любимую сестру. Дельфина — тоже весь рейд на “Скакуне” — могла бы свидетельствовать, если б ее спросили: все мысли Ана были только о муже, вся забота Теора — искренняя забота брата. Чего бы ни стоило ему, скрывать не умевшему, держать на привязи чувства.

А сама Дельфина вскоре поняла, что Дэя благословила одну из ее встреч с Наном — она не сомневалась: первую, в ночь Обряда. У нее не было дурноты, что изводила Дэладу каждую беременность, не было вообще никаких доказательств, кроме ощущения — существует. Она всячески изучало новое чувство, растущее внутри. Еще не шевелится, не имеет мыслей, которые можно угадать. Вся заключена в слове “существует”, в уверенности Дельфины, что крошечная жизнь зародилась. Дэльфа — назвала она свой росток, старшую дочь, которая должна носить имя матери. Дельфина была не первой и не последней женщиной Островов, с которой это случилось во время рейда. Ей пришлось признаться Выбранному Главарю Милитару, выслушать его “вот и бери с собой девчонок!”. Следующие месяцы ее делом было готовить, стирать, чинить одежду, выхаживать раненых, ворожить на удачу. Ребенок освобождал ее от участия в набегах, и Дельфина была благодарна ему — по грабежам и опасностям она отнюдь не скучала.

— Какая ты счастливая, — говорила Ана и всячески оберегала сестру, словно та вдруг стала хрупкой.

Потом настал счастливый день осени, когда “Скакун” медленно вошел в Гавань Острова Кораблей и заметил ранее вернувшегося собрата — “Острие”. И Ана сквозь холодеющую осеннюю воду кинулась навстречу мужу. Живая и невредимая, как и он сам.

— Скучала по мне?

Златовласка рассмеялась:

— Вот еще! Ничуть!

Наэв подхватил ее на руки, закружил, и так на руках унес в лодку. Домой. Остаться наедине. А Дельфина подумала, что боги создали мир ради таких мгновений.

— Знаю, знаю! — вслед им подтвердила хохотушка Меда. — И ночами не скучала, и во сне не видела, и дни не считала, и вдаль не глядела, не вспоминала и не тревожилась. Знаю. Эй, сестрица, ты спроси-ка его, много ли регинских красавиц о пощаде молили? Все — прелестные, ласковые, благодарные, что не убил. Кэв каждую осень передо мной кается.

Трусоватая рыжая Меда донашивала последние дни беременности, но это не мешало ей шутить, и уж, конечно, не отучила кокетничать напропалую, пока Кэв далеко. Ее мужа нрав жены не тревожил — пусть красивая женщина улыбается всем, а любит его одного.

А Ана изменилась буквально на глазах, когда Теор сошел на берег. Весь рейд ревновать ее было некому, потому и отношение ее к Теору было совершенно невинное. И вот, стоя возле Наэва, она сладко замахала названому брату рукой, убедилась, что в черных, на нее одну обращенных глазах, загорелся злой огонек сомнений. Дельфина наблюдала с болью и страхом. Знала, что упрекнет сестру позже, и та смутится, но не перестанет. Не сможет. Иные люди пьют без меры. Такие, как Тина, одержимо ищут опасность. А Ана жить не может, не проверяя каждый день власть своей красоты. Теор — он честен с ней и собой. Прокрасться запретными тропами, взглянуть на Невесту божества — это для него игра. Хотя его казнить могут, если узнают. Но на жену лучшего друга он не посягнет никогда. Дельфина это знала, и Ана знала. Наэв же никогда этого не поймет — слишком привык рядом с Теором быть проигравшим. А Ана — она не позволит лучшему