Я служил на флоте - Руслан Георгиевич Илаев Страница 29

тогда — и огласка на весь флот и бесконечные проверки и наказания начальников всех рангов на корабле и в бригаде также. Командир обратился к присутствующим с вопросом: «Что будем делать?». И тут я, еще не понимая до конца своего варианта решения проблемы, предложил не доводить ситуацию до суда, а разрешить мне поработать с матросом. Другими словами, предложил командиру и присутствующему офицерскому составу дать мне лично «побеседовать» с Опрышко, т. е. «сломать» его характер. Попросил командира и замполита один час на его обработку.

В кубрике, где я застал негодяя-матроса в окружении сочувствующих ему срочников-одногодков, попросил всех удалиться и немедленно приступил к работе, использовав для разговора «баночку» — длинный складывающийся алюминиевый стул на четыре человека. Опрышко — матрос последнего года службы — был не робкого десятка и весил около ста двадцати килограммов. Мне, однако, все же хватило тридцати минут непрерывного воздействия «баночкой» по его конечностям, пока, наконец, Опрышко не заплакал. Но заплакал он не от боли и страха, а от бессилия, что не может меня убить или покалечить. Затем мы сидели рядом на этой же злополучной «баночке», и я подробно объяснял Опрышко ход его дальнейших действий, т. е. то, что он должен сделать в ближайшие пять минут, чтобы не загреметь…

После нашего разговора матрос немедленно прошел в каюту своего командира группы и попросил простить его за проступок и забрать рапорт у командира. Попросил у командира корабля разрешения войти и показал сплошные синяки на руках и ногах, при этом высказался, что они справедливо получены им от меня. Попросил командира не направлять его дело в суд военного трибунала, доложил ему, что только что просил об этом и своего командира группы. После чего в своем кубрике заявил, что если кто — то из матросов проговорится о случившемся днем инциденте, лучше пусть сразу утопится… Другими словами он каялся в содеянном и просил его простить, но не передавать дело в суд. Матрос Опрышко вскоре после возвращения в Севастополь был уволен на «гражданку», а мой авторитет в глазах офицеров и мичманов корабля значительно вырос.

Вот так мы с Николаем Борисовичем и начали дружить по-настоящему, благо и возрастная разница с ним была небольшая, и чувство доверия появилось друг к другу… После этого случая он действительно начал мне доверять, что потом неоднократно подтверждалось его отношением ко мне в той или иной ситуации.

А сегодня ранним утром, как всегда, командир прибыл на корабль в семь утра, и осматриваясь по сторонам, стал медленно подниматься по трапу на корму корабля. Я стоял у курительной бочки на юте и видел, как к трапу подбежал Латяну с докладом, что за его дежурство на корабле происшествий не случилось. Владимир Степанович оставался на ночь на корабле старшим, а я как раз попал в его смену. Но, честно говоря, это Захаренко попросил меня оставаться в смене со старпомом, наверное, хотел иметь от меня дополнительную информацию по положению дел на корабле в его отсутствии или же не до конца доверял старпому. Рапорт командир принял молча, поздоровался за руку со старшим помощником, и, заметив меня, махнул рукой, чтобы я участвовал в сопровождении. Владимир Степанович что-то продолжал докладывать командиру, отвечал на его вопросы, я молча шел сзади.

Через сорок минут все офицеры и весь личный состав срочной службы, свободный от вахт, построятся на носу корабля на торжественный подъем флага и гюйса, затем все разойдутся по своим боевым частям и службам отрабатывать боевые задачи. Командир и старпом, разговаривая, поднялись по трапу к каюте командира, Николай Борисович, не оборачиваясь ко мне, попросил меня зайти к нему после построения и подъема флага. Я подтвердил его решение и отправился на построение на верхнюю палубу. Затем был утренний чай с обязательным печеньем, сыром и сливочным маслом. После началась утренняя приборка на корабле, и только лишь в десять часов я смог попасть к командиру. Все морские офицеры обращаются наедине друг к другу по имени и отчеству или же по имени.

— Присядь, Руслан Георгиевич, — попросил Николай Борисович, — хочу с тобой посоветоваться.

Он протянул мне журнал «Спортивная жизнь России», открыл его, и указав пальцем на фотографию ватерполиста, спросил:

— Ты знаешь, кто это?

— Конечно, знаю! Кто же не знает «Фантомаса», он член сборной Черноморского флота по ватерполо и звание его вроде бы мичман, — ответил я.

Николай Борисович продолжил:

— Тебе ведь известно, что мой отец был генералом артиллерии, и что мой младший брат, тоже морской офицер, проживает с семьей в том же семейном общежитии, что и я с женой?

Я утвердительно кивнул головой.

— Отец моей жены в звании генерал-майора, а вот папа жены моего брата — в звании генерал-полковника, — объяснил Николай Борисович.

— А дело в том, — продолжил Николай Борисович, — что этот «Фантомас» также проживает в общежитии с женой и маленькой собачкой породы такса. У жены брата собачка той же породы. Рядом с общежитием парк, где все выгуливают своих собак. Вот там «Фантомас» и снюхался с женой брата. Ему сейчас предложили перейти в сборную России по ватерполо, т. е. в Москву, а он в свою очередь, предложил жене моего брата развестись и поехать с ним в Москву. Брат подошел к нему для выяснения причин его хамского поведения, но «Фантомас» даже слушать не стал, просто избил его. Ростом он за два метра и весит килограммов сто тридцать. Что делать, Руслан Георгиевич, ума не приложу? Вот тебе и вся история вкратце.

— Послушайте, Николай Борисович, — спросил я командира, — а что, он собаку так и продолжает выгуливать в парке?

— Практически каждый день, около семнадцати часов он ходит по одному и тому же маршруту, делает один круг по парку, — подтвердил командир.

— Есть у меня одна задумка, Николай Борисович, я хочу встретиться с ним и поговорить по-мужски, если Вы не возражаете, — попросил я.

— Возражаю, — решительно ответил командир, — этот здоровенный амбал переломает тебе все кости, посмотри, что он сделал с моим братом. Руслан Георгиевич, ты думаешь, что справишься с ним в одиночку? Да он тебя одной рукой сделает и не поперхнётся!

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кого и как, но все же я с ним встречусь и поговорю по-мужски, а результат разговора Вам, Николай Борисович, лично и доложу, — закончил я. После чего попросил разрешения и вышел из каюты.

В амбулатории я застал своего санинструктора Любченко. Попросил его найти матросов Батаева и Гиша и направить ко мне в каюту минут через десять. Затем спустился