Владимир Шигин - Черноморский набат Страница 3

– Что вы, граф, – ответил Потемкин. – Это лишь начало, то ли будет потом!

Для истории сохранились бесценные свидетельства пребывания Екатерины II в Тавриде.

Прежде всего, надо отдать должное объективности императора Иосифа II: «Надобно сознаться, что это было такое зрелище, красивее которого трудно пожелать. Севастополь – красивейший порт, какой я когда-либо видел… Настроено уже много домов, магазинов, казарм, и если будут продолжать, таким образом, в следующие три года, то, конечно, этот город сделается очень цветущим. Все это очень не по шерсти французскому посланнику, и он смотрит страшно озадаченным… Судите же, мой любезный маршал, на какие неприятные размышления все это должно наводить моего собрата – повелителя правоверных, который никогда не может быть уверен, что эти молодцы не явятся, не ныне завтра, разгромить у него окна пушечными выстрелами… Императрица находится в восторженном состоянии по поводу всего, что она видит, и при мысли о новой степени величия и могущества, на которую это возводит русскую империю. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и его чествуют выше всякого представления».

Французский же посланник граф Сегюр писал в своем отчете в Версаль следующее: «Мы увидели в гавани в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года. Государыню приветствовали залпом из пушек, и грохот их, казалось, возвещал Понту Эвксинскому, что есть у него повелительница и что не более как через 30 часов корабли ея могут стать перед Константинополем, а знамена ее армии развеваться на стенах его… Нам казалось непостижимым, каким образом в 2000 верстах от столицы, в недавно приобретенном крае Потемкин нашел возможность построить такой город, создать флот, укрепленную гавань и поселить столько жителей, это был действительно подвиг необыкновенной деятельности».

Действительно, Екатерина в полной мере оценила значение приобретения Крыма и предрекла новому краю процветание. В адресованном генералу Еропкину письме из Бахчисарая она писала: «Весьма мало знают цену вещам те, кои с уничижением бесславили приобретение сего края: и Херсон, и Таврида со временем не токмо окупятся, но надеяться можно, что, если Петербург приносит восьмую часть дохода империи, то вышеупомянутые места превзойдут плодами бесплодные места… С сим приобретением исчезает страх от татар, которых Бахмут, Украина и Елисаветград поныне еще помнят, с сими мыслями и я с немалым утешением, написав сие к Вам, ложусь спать сегодня, видя своими глазами, что я не причина вреда, но величайшую пользу своей империи».

После осмотра красот Южного берега, Екатерина направилась в Полтаву. Император Иосиф засобирался в Вену. Отъезд его ускорили тревожные новости о беспорядках в Нидерландах.

– Я приглашаю вас посетить меня в Петербурге! – протянула на прощание руку австрийскому императору российская императрица.

– С огромным удовольствием принимаю это приглашение! – отозвался Иосиф, руку ее целуя.

Однако с Екатериной австрийский император более уже никогда не встретится. Иосиф Второй скоропостижно умрет несколько месяцев спустя. Но главное он все же успеет сделать: обеспечить союз двух держав в начавшемся противостоянии с Турцией.

Путешествие Екатерины по южным окраинам империи имело характер политической демонстрации, и эта демонстрация получилась весьма впечатляющей. Европа с удивлением узнала, что в русском Причерноморье уже выстроены города и крепости, созданы армия и флот. Однако было очевидным, что полного господства над северными берегами Черного моря Россия еще не имела. Турция сохранила там все свои важные крепости. Решить окончательный вопрос господства на этих берегах могла только новая война. Российскую партию войны возглавлял Потемкин.

В своих разговорах с Сегюром Потемкин прямо обвинял Францию в поддержке варваров-турок, и говорил о необходимости определить для Турции «более удобные границы ради избежания дальнейших столкновений».

– Я понимаю, – возражал Сегюр. – Вы хотите занять Очаков и Аккерман! Однако это почти то же самое, что требовать у султана Константинополя! В таком случае война неизбежна!

– Что ж, – пожимал плечами светлейший. – Иногда приходится объявлять войну с целью сохранения мира!

Европейские послы в Петербурге, однако, дружно считали в ближайшее время войну России с Турцией невозможной, по причине полной неготовности России. Саксонский посол Гельбиг, сообщая в донесении своему правительству о русской армии, доносил, что численность ее на бумаге сильно преувеличена и смертность в войсках ужасающа. То же писал и прусский посол Келлер.

Что касается вездесущего Сегюра, то он всем рассказывал придуманный им же самим анекдот, что возможная война будет иметь для России единственную цель – дать Потемкину Георгиевскую ленту.

На обратном пути российская императрица уже нигде не задерживалась. К этому времени к ней уже начали постучать неприятные известия о военных приготовлениях Стокгольма. Шведский король Густав Третий усиленно вооружал армию и флот, нeдвусмысленно грозя нелюбимой им России. Трясясь в карете, Екатерина с тревогой рассуждала:

– Нам бы еще несколько лет мира на рубежах южных, да удержаться в мире на рубежах балтических. Не дай бог, грянет где-нибудь! Но будем надеяться, что все обойдется!

Увы, не обошлось! Война грянула да не одна, а сразу две!

Со времени путешествия императрицы от Балтики до Черного моря пройдет совсем немного времени, и России придется вступить в долгую и кровавую борьбу за обладание этими морями.

Часть первая

Сражение за Кинбурн

Глава первая

На пороге войны

В конце восьмидесятых годов восемнадцатого столетия Россия вступала в новую полосу больших европейских войн. И если на северных рубежах жаждал реванша за Полтаву и Гангут самолюбивый и азартный шведский король Густав Третий, то в придунайских степях собиралось неисчислимое турецкое воинство, чтобы вновь навалиться всею силой на дерзких московитов.

В Петербурге нервничали изрядно. Императрица Екатерина Вторая войны не желала. Наши силы на юге были в сравнении с турками явно неравными. Новостроенный Черноморский флот состоял всего из шести линейных кораблей, полутора десятков фрегатов и нескольких десятков более мелких судов.

Для удобства флот, правда, разделили на две эскадры: Корабельную контр-адмирала Войновича в Севастополе и Лиманскую контр-адмирала Мордвинова в Херсоне. Но, как первая, так и вторая эскадры, были все равно очень слабы для столкновения с огромным турецким флотом. Не лучше было положение дел и в армии. Пустынные степи только начинали заселяться переселенцами. А из трех рекрут, что гнали из русской глубинки до черноморских берегов, доходил лишь один.

Между тем шли уже последние мирные месяцы….

Еще в феврале 1787 года министр иностранных дел Высокой Порты – реис-эфенди Нишаджи Сулейман-эфенди, известный своей ненавистью к России и сумасбродным нравом, пригласил к себе нашего представителя в Турции Лошкарева.

– Мы недовольны тем, что на наших границах стоит много ваших войск! – заявил он. – Неужели мы больше не друзья?

Лошкарев, понимая, что реис-эфенди говорит с подачи английского посла, к которому всегда прислушивался, был с ответом резок:

– Вы слушаете советы мнимых друзей, кои имеют свои интересы, но не интересы Высокой Порты. Так уже было в прошлую войну, когда все пользовались выгодами, и только Порта осталась обманутой. Что же касается нашего военного ополчения на юге, то народу у нас много и такие войска мы содержим на всех границах!

– Что же вы желаете?

– Желаем же мы едино, чтобы соблюдался трактат, заключенный между нашими империями!

Министр и посланник расстались холодно.

Высокая Порта спешно вооружалась. Янычарам увеличили жалование, и они пока присмирели. В Константинопольском адмиралтействе чинился и вооружался флот. На литейном дворе день и ночь лили для кораблей новые медные пушки. В один из дней с проверкой в Топханы – турецкое адмиралтейство явился визирь Юсуф-паша, глава партии войны. Его встречал адмиралтейский начальник – чауш-баши и вице-адмирал Хассан-бей, замещавший капудан-пашу Эски-Гассана, который наводил порядок в Египте.

– Чем могу помочь, досточтимый, Хассан-бей? – вопросил великий визирь вице-адмирала, когда они испили четыре чашки крепкого кофе.

– Трудами и молитвами мы уже снарядили большую часть нашего флота, который добудет славу падишаху вселенной, вот только две последние шебеки на волне шатки и тихоходны!

– А кто их строил? – поднял бровь визирь.

– Мастер Георгий Спаи!

Визирь кивнул стоявшему в дверях капудан-баши. Тот мгновенно исчез.

Когда хозяин и гость выпили пятую чашку, капуджи-баши возник в дверном проеме снова.

– Воля господина исполнена, нечестивый мастер повешен на адмиралтейском заборе!