Петр Северов - Подвиг Невельского Страница 3

Матросы и офицеры выстроились на палубе, и Невельской, одетый в парадную форму, неторопливо спустился к ним по узкому крутому трапу. Он был заметно взволнован. При первом слове благодарности дружной команде за отличный переход голос его дрогнул. Матросы грянули «ура», а старший офицер выступил вперёд и сказал:

— За этот счастливый рейс команда благодарит вас, нашего испытанного капитана. Мы не знали ни аварий, ни болезней, потому что вы, Геннадий Иванович, были отцом каждому моряку и сумели все предусмотреть в пути.

Невельской крепко пожал ему руку, медленно, в раздумье прошёл вдоль строя, встрепенулся, поднял голову, и глаза его заблестели.

— А ведь путь не окончен, дорогие друзья!.. Может быть, настоящий наш путь только теперь и должен начаться. Я думал об этом пути ещё задолго до отплытия из Кронштадта. И в рейсе все время думал о нем…

В эту минуту Невельскому показалось: строй замер, окаменел, моряки, как один, затаили дыхание…

— Этот путь трудный, опасный, и не только штормы да мели на нем грозят. В Петербурге против… Но я решился и беру всю ответственность на себя. Я говорю о пути к реке Амур и к полуострову Сахалин. Подчёркиваю это слово: полуостров. Однако кто может подтвердить, что Сахалин действительно полуостров? Ни один мореплаватель не ступал ногой на тот перешеек, которым Сахалин как будто соединён с материком. Вопрос об Амуре для нас ещё более важен: не может быть, чтобы такая великая река вся терялась в песках и не имела свободного выхода к океану. Эту реку открыли и первые нанесли на карту русские люди, значит, русская это река! России нужен Амур, ибо это свободный выход к восточному океану… Две великие загадки — о Сахалине и об устье Амура — мы должны разгадать. Только мысль об отечестве, о силе и славе его руководит мною…

Словно порыв ветра пронёсся над шеренгой.

— Я никого не неволю, — сказал Геннадий Иванович негромко, — следовать со мной в этот опасней и неразрешённый путь. Я слышу голос родины, она повелевает мне вопреки всем запретам отправиться в неизведанные районы. Пусть тот, кто согласен идти со мной, сделает шаг вперёд…

На какую-то неуловимую секунду моряки замерли, а потом все разом стремительно шагнули вперёд.

Команда тесно окружила Невельского, офицеры крепко жали ему руку.

— Я знал, — проговорил Невельской чуть слышно, — знал ваш ответ, потому что вы — это сама Россия…

30 мая 1849 года транспорт «Байкал» снялся с якоря и вышел в океан, держа курс на юг.

У северо-восточных берегов Сахалина корабль попал в суровые штормы. А дальше, к устью Амура, тянулись бесконечные мели, которых ни измерить, ни сосчитать… Поминутно рискуя кораблём, Невельской свыше полумесяца лавировал среди этих беспорядочных песчаных наносов, однако положить на карту весь огромный Амурский лиман оказалось невозможно. Слишком мало было для этого сил. А драгоценное летнее время уходило… И Нессельроде мог дознаться об ослушании капитана-лейтенанта.

Невельской решает ускорить работы и ограничиться только разведкой устья реки. Где должны быть наибольшие глубины? Очевидно, не на разливе, меж многочисленных островов. Капитан направляет на шлюпке первую группу разведчиков к западному берегу реки. Вслед за шлюпкой вдоль мели осторожно пробирается транспорт. Матросы поминутно замеряют глубину. Многим уже будто слышится, как под килем поскрипывает песок…

Но капитан приказывает:

— Вперёд!

И послушный рулю транспорт следует дальше, почти касаясь мелей. Неожиданно с носа доносится радостный возглас матроса:

— Шесть метров… Восемь!.. Девять метров глубины!

Теперь «Байкал» уже уверенно огибает отмель, и капитан приказывает отдать якоря. Невельской знает, что в эти часы он стоит перед решением давней загадки. Его охватывает нетерпение. Слишком медленными кажутся сборы разведочных шлюпок в дорогу. Невельской поторапливает моряков…

Десятого июля он отправляется на трех шлюпках в рейс, который должен или подтвердить мнение кабинетного «знатока» Нессельроде или развеять в прах всю его надменную болтовню.

Стремительно несутся лёгкие шлюпки вдоль пустынных берегов… Остаётся справа мыс Табах, а впереди широко открывается могучее течение Амура. Невельской измеряет глубины… Не остаётся сомнений, здесь могут проходить морские корабли. А дальше глубины все возрастают. Значит, это сказка, будто устье Амура не судоходно, будто оно теряется в песках!..

Долгое время Невельской следует вдоль отмелей и обрывов против течения реки, потом переправляется к правому берегу и снова выходит в лиман. Оказывается, здесь глубины ещё больше.

Какое великое будущее у этого открытия! Весь огромный бассейн Амура получает выход в океан! Амур отныне будет доступен с моря для кораблей!..

А Нессельроде смеялся… «Для чего нам эта река»… На украшенной золотым орлом бумаге хранил он эти слова царя…

Не останавливаться! Дальше в путь! Нужно ещё проверить показания Лаперуза.

И шлюпки продолжают путь. Яростно швыряет их крутая волна. Грозные буруны гудят и клокочут у берега. Но моряки все ближе и ближе подходят к той широте, где должен быть перешеек от материка к Сахалину, будто бы открытый Лаперузом.

Двадцать четвёртого июля Невельской достигает этих мест. Но никакого перешейка он не увидел. Значит, Сахалин — остров. От материка он отделен проливом (это был Татарский пролив), вполне доступным для больших кораблей.

Интересно, что скажет Нессельроде?.. Наверное, взбесится. Не в его, однако, силах запретить существование пролива.

…Через несколько дней штабс-капитан Корсаков уже мчался в Петербург с рапортом Невельского.

Когда этот рапорт прибыл в Петербург и был почтительнейше преподнесён графу Нессельроде, титулованный немец, казалось, и действительно взбесился.

— Ложь! — закричал он и затопал ногами. — Наглая ложь!.. Никакого пролива между Сахалином и материком не существует! И река Амур теряется в песках! Я твёрдо в этом уверен, а Невельской лжёт! Немедленно разжаловать его в матросы! Примерно наказать!

А Невельской, оставшийся без всяких средств для содержания команды, экономя каждый сухарь и каждый грамм лекарств, продолжал тем временем изучение побережья и открыл на берегах Охотского моря два залива, названные заливами Счастья и Николая.

От гиляков он узнал, что в Татарском проливе, на Сахалине, на Охотском побережье уже не раз появлялись американские, английские, французские китобои, которые грабили селения, разбирали на топливо дома, чинили свой пиратский суд и расправу, наперебой похваляясь, что скоро на этих берегах высадятся их войска.

Невельской знал, что за похвальбами иностранцев скрывались серьёзные намерения и планы. В Охотске он как-то встретился с французским лейтенантом, спутником Лаперуза. Лейтенант сказал Невельскому, что если бы устье реки Амура оказалось доступным для прохода кораблей, правительство Франции немедленно заняло бы это устье. От китобоя, прибывшего с Гавайских островов, Невельской узнал, что американцы готовятся захватить в Татарском проливе удобную бухту для стоянки своих китобойных кораблей. Было ему известно также, что в Приамурье появилось множество английских миссионеров, и они рассказывали о русских всяческие небылицы, стремясь вооружить против России приамурские племена.