Корабль мертвых - Травен Бруно Страница 31

Вкус?

Ну да, имеется.

Но какой-то не такой… Пожалуй, горчит слегка…

Может, для пущей сохранности в мармелад насовали медных монет, решив этим подчеркнуть и без того насыщенный сливовый цвет? Без примеси красителей, это сразу видно… Попробуем… Да, дьявол меня побери, что-то тут не так… Этот мармелад не намажешь на хлеб. Он стягивает нёбо. От него поташнивает… Но может так только сверху? Копнем пальцем… Вот так… И еще глубже… Ну да, вот и косточки… Тяжелые сливовые косточки… Каждая наполовину упрятана в медную гильзу… Чудесные косточки, настоящие швабские, никаких красителей, только из олова, и каждая помещена в гильзу… А что в гильзе? Ну да, сахар… Неужели он бывает такого насыщенного черного цвета?… Ах да, гарантия… Настоящие засахаренные фрукты… Не стоит судить о женщинах, таких, как «Йорика», поспешно…

Я снова вернулся в трюм.

А в этих ящиках что? «Мышеловки»?

Неужели марокканцев так достали мыши?

Я сунул всю руку в ящик. Рукоятки мышеловок удобно ложились в ладонь. Видно, марокканских мышей можно отпугнуть только вот такими многозарядными маузерами… Правда, там были еще игрушки… «Металлические автомобили с пружинным заводом»… Ясное дело, гарантия… Ведь произведены «металлические автомобили» на известной фабрике «Suhl». Уж эта-то фабрика умеет изготовлять детские игрушки… Получается, марокканцы любят играть «металлическими автомобилями с пружинным заводом»… Yes,Sir!

35

– Станислав, почему ты жрешь этот тухлый маргарин?

– А что делать, Пипип? Я голоден. Не могу же я выварить в котле свое тряпье и намазывать на хлеб получившуюся массу. Ничего другого нет, вот я и ем. Без маргарина хлеб вообще не полезет в глотку.

– Ты глупец.

– Это почему?

– Да потому что наши трюмы набиты настоящим швабским сливовым мармеладом.

– А-а-а, – протянул он. – Ты уже проверил…

– Ну да, – ухмыльнулся я. – Мармелад, наверное, вкусней маргарина.

– Может быть. Но он нам не по зубам.

– Это почему?

– Потому что он нравится марокканцам, испанцам и французам, разумеется. Но для нас с тобой не годится. Мы можем его переварить только в одном случае – если его пустят нам в спину. Да и то не уверен.

«Неужели и он…» – мелькнуло подозрение в моей голове.

Я так и впился в него глазами:

– Ты знаешь, что там лежит?

– Смешно – ответил Станислав. – За какого осла ты меня принимаешь? Три благородных джентльмена еще находились в каюте шкипера, и люк еще не был задраен, когда я побывал в трюме. Стоит мне увидеть на ящиках слова шоколад, бекон, мармелад, датское масло,во мне сразу просыпается исследователь. Я сам люблю проверять качество товара.

– Но там действительно лежит сливовый мармелад.

– Там всегда что-нибудь лежит, – возразил Станислав. – Только есть все это нельзя. Слишком тяжелый дух. Можно умереть от заражения крови. Однажды, правда, мы везли солонину. Она тоже прикрывала некий хитрый товар, но я срезал только верхний слой, который не касался основного груза, и скажу тебе, солонина оказалась отменной. Это была экстра солонина.

– А какие в ней находились косточки?

– В солонине? О, там лежали карабины. Made in USA. Прекрасная новая модель. Шкипер, наверное, неплохо заработал на них, потому что в день выгрузки нас накормили от пуза. Коньяк, тушеная говядина, овощи, ром. Шкипер надежно заткнул нам глотки, тем более что вокруг все время рыскал французский морской «охотник». Таможенники даже поднимались на борт.

– И никто из команды не прельстился на обещанные таможенниками франки и курево?

– У нас? На «Йорике»? Ты смеешься, Пипип. Какой смысл доносить на своего шкипера? Мертвецы не доносят, а мы ведь мертвецы. Залезть в чужой кошелек, вскрыть ящик в трюме, расшибить голову второму инженеру – это дело почетное, никто на это не обидится, ты можешь высоко держать голову. Но если донесешь полиции, если поможешь ей хоть в чем-то, это уже подлость. Ты уже не сможешь смотреть в глаза мне или своему кочегару. Если ты порядочный парень, Пипип, сдохни вместе с «Йорикой», но не угождай таможенникам.

В виду португальского берега мы взяли какой-то вполне законный товар, чтобы реабилитировать «Йорику» в глазах законников, но каким-то образом «Йорика» все-таки попала под подозрение. Поэтому шкипер составил самые настоящие декларации, можно сказать безупречные, в которых ни один пункт самый дотошный таможенник не смог бы истолковать превратно. Конечно, товар был дешевый. Ценный товар никто бы шкиперу не доверил, а кто знал шкипера, тот вообще бы ему ничего не доверил. Но истинную стоимость любой товар обретает лишь попав на место назначения.

В пять вечера нам уже нечего было делать. Мы попрятались в укромных уголках и отводили душу. На «Йорике» собрались люди самых разных национальностей. Всякая нация имеет своих мертвецов, которые все еще живут и дышат, но для своих соотечественников давно являются мертвыми. Некоторые государства открыто содержат корабли мертвых, только называют их немного иначе. Например, Иностранным легионом. Ты получаешь новое имя и новые документы и находишь место среди людей, совершенно не похожих на тебя. Если все хорошо, ты спокойно и плотно врастаешь в свою новую нацию, будто родился там. Принимаешь ее обычаи, язык. Конечно, вся команда «Йорики» общалась на одном языке – английском, иначе невозможно было бы отдавать и исполнять команды. Но это был удивительный английский. С настоящим английским он не имел ничего общего. Это был язык «Йорики», то есть совсем особенный язык. Трудно рассказать, как он звучит. Обычно любой моряк знает пару дюжин английских слов. И все знают пять или шесть слов, которых никто другой не знает, но которым каждый научается, живя рядом с тобой. За время плавания каждый накапливает в памяти сотню, а то и две таких слов. К ним прибавьте числительные, названия дней и месяцев. С таким словарем можно писать романы.

Как возник язык «Йорики»? Как возникают языки кораблей мертвых?

Конечно, прежде всего, из смешения тех языков, которые имели некоторое хождение на борту. Поскольку каждый хоть раз ходил на английском корабле, то несколько английских слов точно знает, а вот с португальским или французским сложнее. Отсюда ясно, что основой любого языка кораблей мертвых становится английский.

Возьмем, например, First- Mate(старший офицер), или Money(деньги). Mateв Западном Лондоне произносится совсем не так, как в Восточном, американцы же английские слова произносят вообще не так, как англичане, при этом иногда даже внутренний смысл слов меняется. Наш плотник никогда не слышал, как в Англии произносят First- Mate, он просто перенял его у шведа, который сам услышал это слово от англичанина именно из Восточного Лондона. Сам швед не умел произносить указанное слово правильно, а, кроме того, впервые услышал его на PetticoatLaneили на кокни. Конечно, он искренне считал, что произносит все это как истинный англичанин, так что можете представить, как те же слова звучали в устах плотника. Фёст-моат, фюрст-мейт, форст-миети еще столько вариантов, сколько моряков находилось на «Йорике». За короткое время произношение слова First- Mateбыло отлично отшлифовано. В его окончательном виде можно услышать отзвуки всех вариантов. Даже какие-то новые, в которых не разобрался бы и профессор фонетики из Оксфорда.

Так что моряки умеют понимать друг друга. Yes, Sir!

36

Только я и кочегар называли Станислава по имени или по фамилии. Все остальные, даже офицеры и инженеры, звали его Поляк. Станислав Лавски – никто не хотел этого помнить, имя не имело значения. Чаще всего матросов так и называют: эй, испанец! эй, русский! эй, голландец! Все нации отреклись от нас, но называют нас, как правило, по национальным признакам. Каждый, кто поступает на какой-то корабль, обязан отметиться у консула той державы, под чьим флагом корабль плавает. Консул утверждает и регистрирует назначение. Он проверяет документы моряка и, если они ему не нравятся, отказывается их регистрировать. «Йорика», впрочем, никогда не получала матросов таким образом. У кого документы были в порядке, тот за версту обходил «Йорику». Она могла скомпрометировать даже убийцу. А если человек плавал на «Йорике», то потом ему приходилось год или два служить на каких-то незаметных грязных корытах, чтобы вновь получить надежду на приличное судно. Но даже тогда шкипер недоверчиво щурился: «Вы плавали на „Йорике”? Как это вас угораздило на нее попасть?» – Матрос оправдывался: «Не мог найти другого судна». – «Ну не знаю, – недоверчиво качал головой шкипер. – Вы плавали на „Йорике”. Я не хочу иметь дел с полицией. Не люблю, когда в моем экипаже оказывается беглец, которого разыскивают в Лондоне или Буэнос-Айресе». – «Но, шкипер… Поверьте… Я честный человек». – «Ну да, я верю, – кивал шкипер. – Но вы с „Йорики”. Чувствуете разницу? Верю…И – с „Йорики”…Не могу же я требовать от вас полицейского свидетельства о благонадежности. Лучше возьмите вот два шиллинга и отдохните. А потом попробуйте поискать другой корабль, их здесь много. У пирса сейчас стоит итальянец. На нем порядки не такие строгие».