Луи Буссенар - Под Южным Крестом Страница 32

Это было странное и ужасающее зрелище: флотилия островитян выстроилась в безупречном порядке, сейчас она находилась менее чем в пятидесяти метрах от друзей, и французы легко могли разглядеть орду безобразных гримасничающих дикарей, которые ждали своих неприятелей с поднятыми руками, вооруженными дротиками, камнями и копьями. Чернокожие людоеды молчали, и это ожесточенное молчание еще больше пугало, нежели их обычные крики.

Требовалось небывалое мужество, чтобы хладнокровно броситься на эту зловещую шеренгу пирог, ощерившуюся, словно пасть апокалиптического чудовища.

Пьер ле Галль улыбался. Фрике, вооружившись ружьем, опустил пониже козырек фуражки, чтобы слепящие лучи не мешали прицеливаться. Бедный маленький Виктор лязгал зубами, съежившись за спиной у парижанина. Когда между лодкой потерпевших кораблекрушение и пирогами папуасов оставалось не больше тридцати метров, мимо уха мастера-канонира просвистел массивный булыжник.

Это стало сигналом к атаке. Пироги, находящиеся по краям полукруга, пришли в движение, стремясь окружить европейцев. Затем раздался устрашающий рев, и камни градом посыпались на головы трех друзей. Пустая попытка, так как французы предусмотрительно опустились на плоское дно судна, готовые ответить, как только наступит надлежащий момент.

И тут Пьер совершил некое странное действие. Моряк порылся в сумке и достал из нее шар размером с большой апельсин. Поднести к шару тлеющий трут оказалось секундным делом.

– А! Вы хотите зарезать нас, мои весельчаки? – громовым голосом взревел матрос. – Сейчас вас ждет удивительное зрелище. Я собираюсь научить вас игре в шары![44]

Сказав это, Пьер изо всех сил швырнул снаряд, который держал в руке. Полет шара сопровождал легкий дымок; затем шар упал в самый центр пироги, которая ближе всех подошла к правому борту лодки друзей. В то же самое время Фрике выстрелил по направлению противника, атакующего слева. С интервалом в секунду прозвучали два оглушительных хлопка. Первый, более сухой, сопровождался пронзительным свистом; второй, немного приглушенный, раздался во вражеской лодке.

Тотчас густой белый дым окутал пирогу дикарей, и все же эта пелена позволила разглядеть покореженное деревянное суденышко, а также четырех человек, выброшенных в море. Они были мертвы или тяжело ранены.

– Черт возьми! – воскликнул парижанин. – Но это же граната?!

– Да, которая так вовремя «созрела», не правда ли? Ха! Парижанин, разве ты никогда не швырял гнилые яблоки такого же размера в актеришек, которые фальшивили на сцене? Бац!.. А вот и вторая. Огонь, гром и молния! Огонь с одного борта, или нас сцапают!

Крики бешенства и боли достигли неслыханной силы. Базальтовые камни и дротики посыпались со всех сторон, но неточные броски нападающих не причинили никакого вреда французам и жителю Поднебесной, съежившемуся на дне лодки.

Пьер так ловко и так метко швырял «гнилые яблоки», вкладывал в свои действия столько пыла и ярости, что очень скоро в дрогнувших рядах атакующих образовалась широкая брешь.

– Ну что, черномазые, вам это не нравится, не так ли? Тогда позвольте нам проследовать по нашим делам и возвращайтесь к себе на берег. Разуй глаза, матрос, смотри вперед. Ты ведь знаешь, что такое «охотничий расчет»?[45]

– Да.

– Так вот, направь свою винтовку строго вперед и уложи любого, кто захочет загородить нам дорогу.

Но это наставление оказалось лишним. На сей раз «орангутанги» действительно испугались. Они были разбиты, причем разбиты в пух и прах. Они потеряли много людей и лодок. Неподвижные тела цвета эбенового дерева покачивались на волнах, тут же плавали куски дерева, обломки мачт, обрывки парусов.

Аллегория полного опустошения.

– Клянусь, – сказал Пьер ле Галль в тот самый миг, когда пирога с раздутым парусом, подгоняемая попутным ветром, словно огромная морская птица, заскользила по волнам, – ведь это не мы начали за ними охоту. Вот пускай теперь и выпутываются как хотят. Лично я умываю руки, как покойный Понтий Пилат. Что ты об этом скажешь, матрос?

– Я скажу, что если бы тебе в голову не пришла удачная идея захватить с корабля эту «сумку с сюрпризом», нас бы схватили, поджарили и съели. Вот только меня любопытство разбирает: интересно, что собирались делать с этими «игрушками» богохульники с «Лао-Цзы»?

– Неужели ты этого не знаешь, ты – человек, который знает почти все на свете?

– Даже не догадываюсь.

– Обычно корабли, перевозящие кули, вооружены каронадами,[46] заряженными картечью. Эти орудия располагают на нижней палубе на случай мятежа. Когда среди жителей Поднебесной начинаются волнения и эмигранты раскачивают и разрушают перегородки, то по сигналу, благодаря специальным пазам, часть этих перегородок отодвигается, освобождая достаточно места для стрельбы картечью. Те, кто не озаботился оснастить свои корабли подобными приспособлениями, довольствуются тем, что запасаются гранатами и во время мятежа швыряют их в люки трюма. Что дает соответствующий результат.

– Да, мера жестокая, но эффективная.

– A, черт!..

– Что еще случилось?

– У нас нет пресной воды.

– Не может быть!

– Гром и молния! Если бы я находился на суше, близ Лорьяна, там, где живет матушка Бигорно, я бы ни секунды не беспокоился об этой дьявольской жидкости, пригодной лишь для варки лягушек. Но здесь, практически в открытом море, отсутствие воды кажется мне серьезной проблемой.

– А тридцать с лишним кокосов, о них ты не подумал? В каждом орехе плещется не менее полулитра жидкости, и еще эти два небольших бочонка, которые явно вмещают около десяти литров воды каждый.

– Бочонки… дьявол, где ты их видишь?

– Ты тоже их видишь. Просто они изготовлены туземцами, которые не используют ни железных обручей, ни бочечных клёпок; эти емкости состоят из двух междоузлий бамбука, причем те нечестивцы, которых мы только что покинули, смастерили их, и я готов в этом поклясться, при помощи одного лишь каменного топора.

– Вот и прекрасно! Ты успокоил меня. Видишь ли, я предпочту сидеть четыре дня без единой крошки хлеба во рту, чем сутки без питья. Если дела обстоят именно таким образом, то давай иди на корму и правь прямо на юго-восток.

Отлично сбалансированная пирога папуасов, уравновешенная парной лодочкой, смело двинулась в открытое море. Сильный бриз весело раздувал парус, поэтому весла пока отдыхали, ожидая, когда наступит штиль. Пьер постоянно сверялся со своим крошечным компасом и отмечал на обрывке карты пройденный путь; затем, уверившись в завтрашнем дне, моряк раскурил трубку.

Благодаря свежему ветру жара не казалась изнуряющей, и первый день плавания прошел как настоящая увеселительная прогулка. Наступила ночь, и, к вящей радости друзей, на небе засияла луна – ее света оказалось вполне достаточно, чтобы управлять легкой лодкой.